Золотая гондола - Картленд Барбара (электронные книги без регистрации txt) 📗
– Уезжайте! Уезжайте! – закричала она. – Он убьет вас, а я... не смогу этого вынести.
Голос ее сорвался, и когда сэр Харвей пришел в себя после первого потрясения, вызванного отчаянной мольбой Паолины, он сжал пальцами ее запястья и прижал ее руки к своей груди.
Его прикосновение как будто напомнило ей о том, ради чего она находилась здесь, и девушка успокоилась. Только ее глаза, устремленные на него снизу вверх, были полны страдания и на ее тонком, выразительном лице ясно читался ужас перед тем, что ожидало их обоих впереди. Он смотрел на нее, крепко сжимая ее запястья и пристально всматриваясь ей в глаза, словно видел ее в первый раз. Неожиданно быстрым движением он заключил ее в объятия. Лишь на миг он прижал ее к себе, затем наклонил голову и их губы слились в долгом, страстном поцелуе, который как будто соединил их навеки неразрывными узами.
Паолине казалось, будто все ее существо внезапно пронзила искра огня, все ее страхи и мрачные предчувствия улетучились, уступив место чувству невыразимого восторга, подобного которому она ни разу не испытывала за всю свою жизнь, и ей вдруг представилось, что невидимые крылья подняли се вверх, навстречу солнцу. И скоро искра, вспыхнувшая в ее душе, превратилась в жаркое пламя, охватившее их обоих, и девушка чувствовала, что с этого мгновения они всецело принадлежали друг другу, как если бы они стали единым существом...
Затем он так же внезапно отпустил ее и отвернулся, встав к ней спиной. Паолина не двигалась, пораженная до такой степени, словно ее низвергли с небесных высот обратно на землю, и только пальцы ее коснулись губ, которые он целовал.
– Простите меня, – произнес сэр Харвей хриплым от волнения голосом.
– Значит, вы... любите меня... хотя бы немного?
Голос Паолины донесся до него как будто издалека.
Он был тихим, нежным и полным простодушного удивления, похожим на голос ребенка, которого разбудили от невыразимо чудесного сна.
– Забудьте о том, что случилось, – отозвался сэр Харвей, по-прежнему стоя к ней спиной.
– Но почему? – спросила она. – Теперь я смогла разобраться в своих... чувствах и поняла то, что мне следовало бы понять... уже давно. Я... люблю вас.
Тут он обернулся к ней, взгляд его был грустным, губы искривились, словно от едва сдерживаемой боли.
– Не говорите так, – произнес он резко. – Это неправда.
– Нет, это на самом деле так, – ответила Паолина тем же отстраненным тоном, сияющие глаза преобразили ее лицо, придавая ему выражение такой необыкновенной красоты, что невозможно было отвести от нее взора.
– Это чистая правда, – настаивала она. – Наверное, я полюбила вас с того самого мгновения, как мы с вами встретились впервые. Однако я не понимала этого. Я только мучилась, ревновала и чувствовала себя несчастной, так как боялась не угодить вам. Но я не обманула ваших ожиданий, скажите мне, что нет!
Девушка протянула к нему руки. Вопреки собственной воле, словно не в силах сопротивляться непреодолимому влечению, сэр Харвей снова приблизился к ней и обнял ее – медленно, почти против желания, пока не потерял над собою власть.
– О Боже мой! Боже мой! – воскликнул он и снова поцеловал ее – на этот раз неистово, пылко и требовательно. Он осыпал поцелуями ее губы, веки, щеки, крохотную жилку, бившуюся у основания белой шеи.
– Я люблю вас! – выговорил он наконец тихим, дрожащим от страсти голосом. – Я боролся против этого чувства, пытался подавить его, но это оказалось выше моих сил. Я люблю вас!
Паолине показалось, что весь мир вихрем завертелся вокруг нее и затем вдруг замер. Она ждала этого всю свою жизнь, стремилась к этому, мечтала об этом, пусть даже не отдавая себе отчета, но потребность в любви всегда жила в ее душе, маня ее в неведомые дали, куда ее влекло бессознательно и все же непреодолимо. Это было осуществлением всех ее самых заветных желаний и грез, то чувство, без которого жизнь ее не могла стать полнокровной и которое могло подарить ей такое безграничное счастье, какое в ее представлении вряд ли могло существовать в целом свете.
– Я люблю вас!
Паолине оставалось только прильнуть щекой к плечу сэра Харвея с чувством удовлетворения, которое выходило за грани физического и могло порождаться только жизнью духа.
– Я люблю вас!
Казалось, слабое эхо этих слов еще было слышно в комнате даже тогда, когда они оба молчали.
Сэр Харвей снова поцеловал ее и вынул булавки из золотистых волос девушки, давая густым локонам упасть на плечи, чтобы он мог спрятать в них свое лицо.
– Я так часто мечтал об этом раньше, – прошептал он и опять прильнул к ее губам поцелуем.
На продолжительное время они забыли обо всем, кроме того страстного, неистового чувства, которое струилось по их жилам, вызывая трепет при одном прикосновении или взгляде друг на друга. Затем, словно не в состоянии больше удержаться на ногах, они уселись рядом на краю кровати сэра Харвея и он поцеловал каждый пальчик на руке Паолины, мягкие, нежно-розовые ладони и крохотные жилки на запястьях.
– Я люблю их все, – сказал он, – потому что они – часть вас и они совершенны так же, как и вы – само совершенство.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Паолина вдруг произнесла:
– Герцог! Мы совсем забыли о герцоге! – В ее голосе снова послышались нотки панического страха.
Сэр Харвей глубоко вздохнул, как будто он тоже только сейчас вспомнил о герцоге. Одни в маленькой комнате, они находились на вершине счастья, и весь окружающий мир словно бы не существовал вовсе. Теперь они снова ясно ощутили нависшую над ними угрозу.
– Нам надо уехать отсюда! – воскликнула Паолина. – О, мой дорогой, я не могу позволить ему причинить вам вред сейчас!
– Он не причинит мне вреда, – ответил сэр Харвей почти машинально, одновременно поднявшись с места. – Мы сошли с ума, – произнес он резко. – Вы сами понимаете, что это невозможно. Как я мог быть настолько безрассудным, чтобы признаваться вам в любви, когда мы оба знаем, что для нас эта любовь навсегда останется лишь недостижимой мечтой?
– Но почему? Почему? – стояла на своем Паолина.
– Потому, что вам известно, кто я такой, – ответил сэр Харвей. – Я не подхожу вам в мужья – так же, как, впрочем, и любой другой женщине.
– Но я же люблю вас, – произнесла она умоляюще.
– И я вас люблю, – эхом отозвался он. – С самого начала я противился этому чувству. Должно быть, я понял это в тот самый день, когда мы сидели рядом на голых камнях утеса и само небо было похоже на ореол вокруг вашей золотистой головки. Я еще подумал тогда, что мне никогда прежде не приходилось видеть другого такого лица, которое было бы не только красивым, но и одухотворенным.
– В тот первый день вы были так добры ко мне, – пробормотала Паолина чуть слышно.
– Если бы я обладал даром предвидения, мне бы следовало бежать оттуда за милю прочь, а не взваливать на себя заботу о вас, – продолжал сэр Харвей. – Возможно, я понял, что меня пленила не только ваша красота, но и ваше сердце.
Он расхаживал по комнате, не сводя глаз с Паолины.
– Я очень внимательно наблюдал за вами, Паолина. Вы – одно из тех небесных созданий, которых любой мужчина мечтает встретить на своем пути в образе женщины. Вы нежны и великодушны, добры и сострадательны и обладаете многими другими достоинствами, о которых большинство женщин забывают, так как, по их мнению, только одна красота имеет значение. И в то же время вы так прекрасны, что ваш образ всегда остается со мной, где бы я ни был, даже в моих снах.
– Когда вы говорите со мной так, мне невольно хочется плакать, – ответила Паолина, глаза ее сияли, словно яркие звезды. – И вместе с тем я так горда, до крайности горда.
– Бог свидетель, в отношении меня вам нечем гордиться, – возразил сэр Харвей, голос его звенел горечью. – Вы знаете, кто я есть на самом деле – человек, который живет своим умом и называет сам себя авантюристом, хотя часто это лишь пышное определение для обыкновенного вора. Я был рожден джентльменом, но жестокая необходимость вынудила меня пренебречь обычаями моего класса. Не думайте, что я не сознаю своей вины. Но у меня нет другого способа заработать себе на существование или даже просто выжить. Я не достоин вас, Паолина, и у меня по крайней мере хватает порядочности, чтобы признать это.
