Французов ручей - дю Морье Дафна (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Да, около шести. И сказал, что вечером в Нэвроне ожидаются гости.
Тогда-то я и придумал свой план. Уильям тоже должен был в нем участвовать, но, к несчастью, на обратном пути на него напал часовой и ранил его в руку.
Это чуть было не испортило нам все дело.
– Я все время думала о нем за ужином. Он лежал наверху совсем один, раненый, беспомощный…
– И все же он сумел выполнить мое поручение: открыл окно и впустил нас.
Остальных слуг мы связали спина к спине, как некогда матросов "Удачливого", и заперли в кладовой. Кстати, – добавил он, опуская руку в карман, – если хочешь, я верну тебе твои безделушки.
Она покачала головой:
– Нет, пусть они останутся у тебя.
Он протянул руку и погладил ее по волосам.
– Если ничего не случится, "Ла Муэтт" отплывет через два часа, – сказал он. – Ремонт мы так и не успели закончить, но до Франции корабль, надеюсь, продержится.
– А ветер? – спросила она.
– Ветер крепкий и довольно устойчивый. В Бретань мы должны прибыть не позже, чем через восемнадцать часов.
Она промолчала. Он снова погладил ее по волосам.
– На моем корабле не хватает юнги, – произнес он. – Нет ли у тебя на примете смышленого мальчишки, который согласился бы отправиться с нами?
Она подняла голову, но он уже отвернулся и потянулся за шпагой.
– Уильяма, к сожалению, мне придется взять с собой, – сказал он. – В Нэвроне ему больше делать нечего. Кончилась его служба. Надеюсь, ты им довольна?
– Да, очень, – ответила она.
– Если бы не сегодняшняя стычка с часовым в лесу, я оставил бы его здесь. Но теперь риск слишком велик. Как только его опознают – а произойдет это, конечно, очень скоро, – Юстик не задумываясь вздернет его на первом суку. Да ему и самому вряд ли захочется служить у твоего мужа.
Он обвел глазами комнату, на мгновение задержался на портрете Гарри, затем подошел к балконной двери и отдернул штору.
– Помнишь наш первый ужин? – спросил он. – И портрет, который я набросал, пока ты смотрела в огонь? Ты сильно рассердилась на меня тогда?
– Я не рассердилась, – сказала она. – Мне просто стало досадно, что ты так быстро меня раскусил.
– Знаешь, – проговорил он, – я давно хотел тебе сказать: из тебя никогда не выйдет настоящий рыболов. Ты слишком нетерпелива и вечно будешь запутывать бечеву.
В дверь постучали.
– Да? – крикнул он по-французски. – Господа уже разделись?
– Разделись, месье, – послышался из-за двери голос Уильяма.
– Ну вот и отлично. Скажи Пьеру Блану, чтобы связал им руки, отвел наверх и запер в спальнях. Часа на два мы их обезопасим, а больше нам и не нужно.
– Хорошо, месье.
– Да, Уильям…
– Слушаю, месье.
– Как твоя рука?
– Побаливает, месье, но я стараюсь не обращать внимания.
– Ты сможешь отвезти ее светлость на песчаную отмель в трех милях от Коуврэка?
– Конечно, месье.
– Хорошо. После этого оставайся там и жди меня.
– Понимаю, месье.
Дона с удивлением взглянула на него:
– Что ты задумал?
Он подошел к ней, сжимая в руке шпагу, – глаза его потемнели, улыбка сбежала с лица. Помолчав минуту, он спросил:
– Ты помнишь наш последний разговор у ручья?
– Да.
– Помнишь, как мы оба решили, что у женщин нет выхода? Что если женщина и может убежать от себя, то только на день или на час?
– Помню.
– Сегодня утром, когда Уильям принес известие о приезде твоего мужа, я понял, что сказка кончилась: ручей больше не сможет стать нашим убежищем.
"Ла Муэтт" должна искать себе другую стоянку. И хотя корабль по-прежнему волен плыть куда захочет, а команда его по-прежнему вольна распоряжаться собой, их капитан теперь навсегда привязан к этим местам.
– Почему? – спросила она.
– Потому что здесь живешь ты. Потому что мы оба не можем друг без друга. Я знал об этом с самого начала, еще когда приезжал сюда зимой. Я лежал в твоей кровати, закинув руки за голову, смотрел на твое холодное лицо на портрете и, улыбаясь, думал про себя: "Это она". Я ждал, просто ждал, ничего не предпринимая, твердо зная, что рано или поздно наше время обязательно придет.
– Вот как? – переспросила Дона.
– А разве ты не чувствовала то же самое, пируя в лондонских тавернах в окружении приятелей своего мужа? Разве, притворяясь беспечной, равнодушной, разочарованной, ты не знала, что где-то, неизвестно в каком краю, неизвестно в каком обличье, живет тот единственный нужный тебе человек, без которого твоя жизнь пуста и легковесна, как соломинка на ветру?
Она подошла поближе и прикрыла ему глаза ладонями.
– Да, – сказала она, – да, ты прав. Все, что происходило с тобой, происходило и со мной. Я узнаю каждое слово, каждый жест, каждое мимолетное движение души. Но сейчас слишком поздно. Мы бессильны что-либо изменить. Ты сам вчера это говорил.
– Я говорил это, когда мы были вместе, когда нам ничто не угрожало и до рассвета было еще далеко. В такие минуты человек не думает о будущем, он живет настоящим, и чем меньше у него надежд, чем опасней его положение, тем сильней радость бытия, тем пронзительней испытываемое им наслаждение. Любовь – это тоже бегство, Дона. Благодаря ей мужчина забывает не только о грядущих бедах, но и о себе самом.
– Я знаю, – сказала она. – Я чувствовала это всегда. Но женщины, к сожалению, устроены иначе.
– Да, – согласился он, – женщины устроены иначе.
Он достал из кармана браслет и надел ей на руку.
– Утром, – продолжал он, – когда рассвело и над ручьем поднялся туман, а ты по-прежнему не возвращалась, я вдруг испытал какое-то странное ощущение – не разочарование, нет, а, скорей, отрезвление. Я понял, что бегство для меня теперь так же невозможно, как и для тебя. Я стал узником, закованным в цепи и брошенным в глубокую темницу.
Она взяла его руку и прижалась к ней щекой.
– И ты пошел на корабль, – сказала она, – и работал весь день, не разгибая спины, работал и молчал, и на лице твоем застыло упрямое и серьезное выражение, которое я так хорошо знаю. А потом работа была окончена и настало время принимать решение. Что же ты решил тогда?
Он отвернулся и посмотрел в распахнутое окно.
– Что бы я ни решил, – медленно проговорил он, – ничего уже не изменится. Дона Сент-Колам останется Доной Сент-Колам, женой английского баронета и матерью двоих детей, а я – французским пиратом, разбойником и грабителем, злейшим врагом твоей страны. Так что, как видишь, Дона, решать нужно не мне, а тебе.
Он подошел к балконной двери и остановился, глядя на нее через плечо.
– Поэтому я и попросил Уильяма отвезти тебя на мыс в Коуврэке. Я хотел, чтобы ты могла подумать. Если нам удастся прорваться сквозь заслон часовых, быстро поднять паруса и вместе с отливом выйти в море, то в Коуврэк мы попадем на рассвете. Я подплыву на лодке к мысу, и ты скажешь мне свой ответ. Если же до полудня от нас не будет никаких вестей, значит, мои планы сорвались и Годолфин сможет наконец осуществить свое заветное желание – вздернуть ненавистного француза на самом высоком дереве своего парка.
Он улыбнулся и шагнул на террасу.
– Я помню каждую минуту, проведенную с тобой, Дона, – сказал он, – но одна дорога мне больше всего. Та, когда мы стояли вдвоем на палубе "Удачливого", а над головой у нас свистели пули. По лицу у тебя текла кровь, рубашка промокла насквозь, но ты смотрела на меня и улыбалась.
Он повернулся и исчез в темноте.
Прошла минута, другая, а она все смотрела ему вслед, сжимая руки перед собой. Наконец, очнувшись, словно после долгого сна, она обернулась и увидела, что комната пуста, француз ушел, оставив ей серьги и ожерелье. В открытую дверь пахнуло свежим ветром, свечи на стене замигали. Дона машинально закрыла створки и задвинула щеколду. Затем подошла к двери столовой и широко распахнула ее.
На столе по-прежнему громоздилась посуда: тарелки, блюда, вазы, до краев наполненные фруктами. Стулья были отодвинуты, как будто гости, отужинав, удалились в соседнюю комнату. На всем лежал странный отпечаток заброшенности. Посуда, фрукты, пролитое на скатерть вино казались неживыми, ненастоящими, словно натюрморт, написанный неумелой рукой. На полу, уткнувшись мордами в лапы, лежали два спаниеля. При ее появлении Герцогиня подняла голову и неуверенно заскулила. Перед уходом кто-то из матросов, очевидно, начал тушить свечи, но в спешке не довел дело до конца: три свечи по-прежнему загадочно мерцали на стене, роняя на пол капли воска.