Скандальная репутация - Нэш София (читаем книги бесплатно txt) 📗
Мягкое забытье поглотило его, несмотря на отчаянные попытки удержаться на поверхности.
Люк проснулся, совершенно сбитый с толку. Он понятия не имел, сколько спал – час или две недели. Он даже не понял, где находится, и всем сердцем пожелал, чтобы в руках немедленно появилась свеча, поскольку ничего не мог рассмотреть в окружающей его кромешной тьме. Выругавшись, он нащупал прикроватный столик, убедился, что ноги его слушаются, спустил их с кровати и попытался встать. Голова закружилась так сильно, что он был вынужден снова сесть.
– Люк, – прошептал хриплый женский голос совсем рядом с ним.
Он пошарил вокруг – никого.
– Розамунда?… – сипло спросил он.
– Слава Богу, – прошептала она. Он почувствовал, что край кровати прогнулся под ее тяжестью. Женщина села рядом и взяла его за руку.
– Как долго я был…
– Около двух дней.
– Ата… – Его сердце ухнуло куда-то вниз.
– Ей намного лучше, – сказала Розамунда. – Я только что от нее. Теперь мы все беспокоимся о тебе. Несколько раз приходил доктор. Ты все время дрожал, но лихорадки не было.
– Ты все время была со мной. – Это был не вопрос, а констатация факта. Ответ Люк и без того знал. У него снова закружилась голова, и он бессильно откинулся на подушки.
Розамунда тронула лоб больного.
– Кажется, ты говорила, что плохая сиделка.
– Так и есть. До тебя я ухаживала только за одним больным, но он умер.
Ее жалкий муж. Люк с радостью засмеялся бы, если бы был в силах. Он чувствовал себя так, словно побывал в адском пламени, опалившем каждую частичку его кожи. Он потянулся за стаканом с водой, который всегда стоял на прикроватном столике.
– Вот он, – мягко сказала сиделка и вложила в его руку стакан.
Герцог выпил воду жадными глотками.
– Зажги, пожалуйста, свечу, – попросил он.
В комнате повисла гнетущая тишина. Такое обманчивое спокойствие впивается в мозг острыми когтями.
– Розамунда? – Почему она не выполняет его просьбу? Почему не хочет откинуть густую вуаль ночи?
Почувствовав слабое дуновение воздуха, Люк инстинктивно протянул руку и схватил женщину за запястье.
– Розамунда, в чем дело?
– Люк, закрой, пожалуйста, глаза. Я совсем забыла. – В ее словах звучала откровенная паника. – Доктор… Он сказал, что тебе необходимо закрывать глаза, потому что они будут слишком чувствительны к свету.
– Ты лжешь! Зажги свечу!
– Позволь мне…
Его лица коснулась какая-то мягкая ткань, которую он грубо сбросил.
– Даже не думай… Зажги свечу, я сказал! – Он потянулся к прикроватному столику и обрадовался, нащупав знакомый предмет.
– Но сейчас середина дня, – сказала Розамунда, и ее голос сорвался. – Нет никакой необходимости в свече. В комнате светло.
От липкого мертвящего страха кровь застыла у него в жилах. В животе стало холодно.
– Я ни черта не вижу, – пробормотал он, и его обожгла страшная правда.
Он ослеп.
– Скажи мне, только очень точно, что именно говорил доктор. И если у тебя есть намерение что-то скрыть, лучше хорошенько подумай.
– Он не знает, – поспешно заговорила Розамунда, – что это за болезнь. Похоже, у всех заболевших одинаковые симптомы, но есть некоторые различия.
– Какие? – Теперь Люк почти кричал, кровь стучала у него в ушах.
– Ата еще слаба, но быстро поправляется. Она чувствует покалывание в руках и говорит, что у нее шатаются зубы. Лихорадки не было ни у кого. Это определенно не чума. Помощница кухарки уже почти на ногах.
– Кто-нибудь еще ослеп? – отрывисто спросил он.
– Нет, – едва слышно прошептала она.
– Черт бы тебя побрал, Розамунда! Если уж я не вижу, неужели ты не можешь, по крайней мере, говорить так, чтобы я слышал?
– Нет, никто не ослеп, – повторила она, на этот раз громче, – хотя у меня нет сообщений от соседей, которые тоже заболели. Если скажешь, я отправлю к ним кого-нибудь или поеду сама.
– Поезжай. – Он отвернулся. – Нет, постой. Пусть Грейс напишет письмо, а Брауни… кстати, он еще здесь?
– Да, конечно.
– Пусть Брауни отвезет это письмо доктору Дэвису в Королевский медицинский колледж в Лондоне. Пусть он приедет. – Люк явно хотел сказать что-то еще, но не смог. Слава Богу, Розамунда не пыталась прикоснуться к нему, успокоить. Он вполне бы мог нанести тяжкие телесные повреждения тому, кто рискнул бы это сделать… Вот только его не покидало ощущение, что все его кости превратились в желе.
– Я ухожу. Обещаю, мистер Браун отыщет доктора и доставит его сюда. А я привезу новости от соседей. – Ее голос раздавался уже издалека. Судя по звуку шагов, она как раз выходила из комнаты.
Дверь захлопнулась, и здравомыслие, которое еще оставалось при нем, исчезло без следа. Он стиснул кулаки и изо всех сил прижал их к глазам, вдавливая в глазницы. Ничего.
Абсолютно.
Люк всегда этого боялся. И большую роль в его страхе перед слепотой сыграл метод наказания, практикуемый отцом. Тот, называя мальчика проклятым слабаком, лишал его книг и закрывал ему глаза плотной черной повязкой, которую запрещал снимать в течение целого дня. В следующий раз срок наказания был увеличен до двух дней, потом до трех. Когда и это не помогло, отец начал жечь книги, если убеждался, что его отпрыск проводит, уткнувшись носом в книгу, больше часа в день. И Люк научился хитрить.
Теперь он всегда носил с собой шпоры и легкую шпагу и, если натыкался на отца, утверждал, что ищет брата, с которым хочет отправиться на верховую прогулку или заняться фехтованием. Этому, да и многому другому он научился у старшего брата, за что постоянно выполнял вместо него все письменные работы в Итоне.
А теперь он был парализован страхом.
Ужас стискивал его мозг и ядовитой змеей сворачивался в затылке. Неспособность видеть написанные на бумаге слова, невозможность окунуть перо в черную кровь цивилизации… Что может быть страшнее? Книги несли в мир свет. Нет ничего способного сравниться с чтением или написанием череды слов, выражающих совершенную, отточенную мысль. Люк собрал в своей крошечной каюте на корабле горы и долины всего мира, триумф и трагедии королей, историю давно ушедших веков. И мог в любой момент воссоздать их, открыв книгу.
Но теперь?
Но теперь…
Теперь он потерялся в ночи.
В дверь едва слышно постучали. Она еще не могла вернуться. Прошло слишком мало времени.
– Убирайтесь к черту! – рявкнул он.
Розамунда скакала верхом, как цыганка, даже не потрудившись надеть шляпу или плащ. Она приказала оседлать для себя самое крупное и сильное животное в конюшне – жеребца, который, очевидно, днем раньше сбежал из загона своего хозяина, появился в Эмберли и предпринял попытку снести двери конюшни, чтобы добраться до понравившейся ему кобылы. Настроение жеребца как нельзя лучше устраивало Розамунду.
Юный конюх лишь изумленно вытаращил глаза, когда она подобрала юбки и уселась в седло верхом, продемонстрировав мальчику ноги почти до колена, – ничего подобного он в жизни не видел. Жеребец сначала отступил назад, а потом поскакал по подъездной аллее к ведущей в деревню дороге. На полном скаку, одолев поворот, он выразил свое недовольство, обрушив на живую изгородь град щебня и земли из-под мощных копыт.
Розамунда наклонилась вперед, к могучей шее лошади, чтобы преодолеть немаленькое препятствие – огромную лужу, образовавшуюся на дороге после двух дней непрерывных дождей. Розамунда уже несколько дней не покидала комнат, где лежали больные, и теперь с наслаждением вдыхала чистый и свежий воздух Корнуолла, казавшийся волшебным после неприятных запахов болезни.
Всякий раз, когда ее мысли возвращались к сильному мужчине, беспомощно лежавшему в своей постели, она подгоняла коня.
Бог не может, не должен быть таким жестоким.
Или может? Вдруг так и есть?
Она составила маршрут, позволявший ей в кратчайшее время объехать всех соседей, от которых поступили сведения о заболевших. Когда вдали показались выбеленные стены домиков, расположившихся на городских окраинах, она стегнула коня и направила к кузнице.
