Пленники ночи - Чейз Лоретта (читать книги онлайн без .TXT) 📗
А вместо этого Лейла Боумонт прикоснулась к нему, словно это он пострадал и нуждался в утешении.
Эсмонд вдруг понял, как ему хотелось, чтобы его утешили. Потому что поставленная перед ним задача была подлой, он ненавидел ее и те требования, которые предъявляло к нему королевское семейство. Он переживал за судьбу жертв Боумонта, точно так же как сегодня переживал за несчастного, одинокого Эйвори.
Да, Исмалу были необходимы ее сочувствующий голос и прикосновение ее сильной и прекрасной руки. Пусть в нем «мало человеческого», но и ему, как любому смертному, надо было к кому-то прислониться.
Но это было рискованно, и он не мог себе этого позволить.
Исмал стоял около рабочего стола Лейлы, когда она вновь появилась в студии с шампанским.
Пока ее не было, ему удалось вернуть свои мысли — и свое сердце — к реальности и спрятать подальше свои эмоции.
Когда Исмал разлил шампанское по бокалам, Лейла сказала:
— Мой первый тост за вас. За то, как вы решили трудную проблему, и за то, что вы наконец проявили уважение к моим умственным способностям.
— Ваши умственные способности вызывают у меня благоговейный ужас. Я знал, что вы обладаете интуицией. Однако я недооценил, с какой дьявольской скоростью работает ваша голова.
«И какое у вас великодушное сердце», — добавил он про себя.
— Лесть, — сказала Лейла, глотнув шампанского.
— Правда. Вы действительно дьявольски умны. Ваш ум так же неподражаем, как и ваше тело. Мне следовало бы об этом догадаться.
— Я не сомневалась, что вы так скажете, Эсмонд. Значит, за мое проклятое тело?
Лейла отпила еще глоток и, усевшись на табурет возле стола, предложила перейти к делу.
— Я уже поделилась с вами моими наиболее важными открытиями. Леди Шарлотта и лорд Селлоуби верят — или притворяются, что верят, — в то, что Летиция сама решила поехать в Дорсет, чтобы поменять обстановку и отдохнуть. Они в курсе, что Дэвид проявил интерес к Летиции, а Фиона это не одобряет. Леди Шарлотта на стороне Фионы, а Селлоуби — решительно на стороне Дэвида. Селлоуби рассказал сестре, что Дэвид потерял брата, а год спустя — близкого друга, погибшего при шокирующих обстоятельствах. Так я узнала о Карстерсе. Селлоуби полагает, что Дэвид — образец порядочности, который случайно, по молодости, не разобравшись, попал в неприятное положение. А теперь ему нужно время, чтобы во всем разобраться.
— Селлоуби даже не подозревает, насколько он прав, — сказал Исмал. — Эйвори и вправду в смятении, а смерть Карстерса была началом его проблем. Мы провели вместе полдня, и я узнал его страшный секрет.
— Очень страшный?
— На самом деле не очень. Он импотент, но…
— О Боже. — Лейла побледнела и дрожащей рукой поставила бокал на стол.
Исмал не ожидал столь сильной реакции. Лейла так спокойно выслушала его рассказ о «Двадцать восемь» и о подлости своего мужа, словно это была лекция об электричестве. Но она ненавидела мужа, а Эйвори ей очень нравился. Исмалу следовало бы учесть разницу.
Проклиная свою нетактичность, он взял Лейлу за руку.
— Не расстраивайтесь. Это временное. И легко излечивается. Не думаете же вы, что я позволю вашему любимчику страдать?
Он вручил ей бокал и велел выпить шампанского, Лейла послушалась.
— Повторяю — болезнь Эйвори излечить просто. Когда я вам все расскажу, вы поймете. В тот вечер, когда были украдены письма, он и Карстерс пустились в загул. На следующий день Карстерс застрелился. Шок, связанный со смертью друга, совершенно неоправданное чувство вины и слишком большая доза спиртного привели к временному расстройству некоторых функций организма. К сожалению, вскоре после этого он познакомился с вашим мужем и, будучи пьяным, поделился с ним своей проблемой. Ваш муж уверил его, что эта болезнь неизлечима — пострашнее оспы — и является результатом определенных интимных отношений.
— Не говорите мне каких. Я могу догадаться. Но ведь такой болезни нет, не так ли?
Исмал покачал головой.
— Но Эйвори поверил в эту ложь, она подействовала на его мозг, а через него — на тело. Если бы он рассказал врачу все, что он рассказал Фрэнсису, он бы уже давно излечился. Но Боумонту удалось внушить Дэвиду такой стыд, что Эйвори боялся признаться кому-либо еще. В таком состоянии он прожил два года. А в последние месяцы, я в этом уверен, он жил в постоянном страхе, что ваш все более неуправляемый муж выдаст его страшную тайну.
— Как жестоко. Бедный Дэвид. — Лейла допила шампанское. — Не потому ли вы вели себя так странно, когда я вернулись домой? Это было нелегко: тактично выведать его секрет. Если бы мне пришлось расспрашивать друга — например Фиону — и услышать такую историю, я чувствовала бы себя безумно несчастной.. — Она погладила рукав его сюртука. — Ах, Эсмонд, мне так жаль.
Эмоции, которые он так жестоко подавлял, были готовы вырваться наружу.
— Если вам меня жаль, я могу сделать только один вывод: вы пьяны.
— Нет, от двух бокалов вина за хорошим обедом и бокала шампанского вряд ли можно опьянеть. И незачем пытаться заставить меня думать, будто вы ничего не чувствуете — особенно к Дэвиду. Я понимаю, что вы расстроены тем, что у него была веская причина убить Фрэнсиса.
— Да, была. А теперь у него появился не менее веский мотив убить меня.
— Вы огорчены, потому что вам нравится Дэвид. Вы назвали его моим любимчиком, но он и ваш любимчик тоже, не правда ли?
— Я вовсе не огорчен. Даже если он и совершил убийство, из этого не следует, что он должен быть наказан. Я отношусь к правосудию совсем не по-английски, а Квентин всего лишь хочет удовлетворить свое любопытство. Ему нравится получать ответы на все вопросы. И вы ему нравитесь.
Лейла рассеянно гладила рукав Эсмонда.
— Вы хотите, чтобы я поверила, будто у вас есть сердце? — задумчиво сказала она. — Или совесть.
— Лейла.
— Возможно, немного сердца у вас и есть. И хотя в вас «мало человеческого», маленькое сердце у вас, наверное, есть. И тонюсенький слой совести. Но пока что я не давала вам разрешения называть меня по имени. Обычно вам удается соблюдать некоторые формальные приличия в обращении к леди, даже если при этом вы ведете себя неприлично. Но сегодня я вас так расстроила, что вы сказали…
— Лейла.
— Ну вот, опять. Я же говорю, что вы расстроены.
— Просто вы меня провоцируете. Но я не Эйвори. Я не поверяю свои мысли и чувства всякому, кто проявляет ко мне доброту.
— Доброту? Вы в этом меня обвиняете? Ради Бога, неужели вы полагаете, что каждый раз, когда одно живое существо относится к другому существу — например к другу — по-человечески, под этим кроется какой-то тайный умысел? — Лейла отдернула руку. —Вы считаете, что я хладнокровно вами манипулирую, только потому, что я не закатила истерику и не стала швырять в вашу голову чем попало и рассуждать непрофессионально о профессиональных делах?
— Вы меня прощупывали. Я это почувствовал.
— Я не вела расследования. Я пыталась понять, увидеть факты такими, какими их видите вы.
— Вы сказали, как друг.
— И что в этом плохого? Разве вы не дружите с некоторыми своими коллегами… или сообщниками… или как это у вас называется? — Лейла запнулась и внимательно посмотрела на Эсмонда. — Неужели у вас нет хотя бы одного друга, граф?
Это было правдой. У него были коллеги и бесчисленное количество сообщников и знакомых и даже преданных спутников, как, например, Эйвори. Но Эйвори относился к нему с почтением и доверял ему свои тайны. Дружбы в обычном понимании слова между ними не было. У Исмала не было друга, с которым он мог бы общаться на равных.
Эсмонд смотрел в карие, золотистые глаза Лейлы, и ему вдруг захотелось поделиться всем этим с ней. Одиночество, которое он внезапно ощутил, пронзило его сердце. Запрятанные глубоко секреты — словно живые существа — неожиданно вырвались наружу навстречу этому сочувствующему голосу, этому великодушному сердцу.
Но момент искушения длился всего минуту… Потом Эсмонд понял, что для него нет прощения. Все его секреты были опутаны ложью. Он не смог бы отделить от остальных хотя бы один безобидный секрет без того, чтобы от него не потянулась ниточка к какой-нибудь неправде, и тогда Лейла отвернется от него навсегда. Если он поделится с ней чем-либо одним, она станет копать глубже и не успокоится, пока не узнает все. Она и так уже копнула слишком глубоко.
