Навеки твоя Эмбер. Том 2 - Уинзор Кэтлин (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗

Она спала как убитая в ту ночь, но в шесть они уже продолжили путешествие. К полудню были в Оксфорде, где остановились на обед. Хозяйка поставила на стол огромный кувшин с пивом и, пока они пили, принесла тарелки, ножи и ложки. Когда окорок сняли с огня, хозяйка аккуратно нарезала его, и, по обычаю, гости пригласили и ее к столу.

– Полагаю, вы, джентльмены, направляетесь в Лондон посмотреть на пожар? – спросила она вежливо, заводя светскую беседу.

Все подняли головы от тарелок, руки с едой застыли на полпути.

– Пожар!

– Разве вы не слышали? О, ведь в Лондоне большой пожар, как говорят. – О столь важном событии хозяйка рассказывала со значительностью: сгоревший урожай и нанесенный этим ущерб были самыми интересными темами бесед в те дни, – Час назад здесь был один джентльмен, он как раз оттуда приехал. Так он говорил, что пожар все сильнее разгорается с каждым часом. Похоже, весь город целиком в огне, – добавила она и кивнула головой.

– Вы имеете в виду, что в Лондоне большой пожар? – переспросила Эмбер, пораженная новостью. – Не просто несколько домов загорелось?

– О Господи, нет! Настоящий большой пожар, вовсю полыхает. Он говорил, огонь бушевал вчера вдоль берега, когда он уезжал.

– Боже мой! – прошептала Эмбер. Она представила, как горят все ее деньги, одежда, все ее имущество. Лондон в огне! – Когда он начался? Как возник?

– Начался рано утром в воскресенье, – ответила хозяйка. – Задолго до рассвета. Люди решили, что это заговор папистов [16].

– Господь всемогущий! А сейчас полдень понедельника! Почти два дня горит! – Она взволнованно повернулась к Большому Джону: – Сколько нам еще осталось скакать? Мы должны быть там!

– Миль семьдесят или побольше, сэр. Нам не доехать за ночь. Лучше скакать до наступления темноты, а потом продолжить путь утром.

Через несколько минут путники покончили с едой и вскочили на лошадей. Хозяйка вышла их проводить и указала на небо:

– Поглядите на солнце! Вон какое красное стало! Все посмотрели вверх, прикрыв глаза ладонями.

Солнце было тускло-красного цвета, зловещего и яростного.

– Вперед! – крикнула Эмбер, и всадники рванули с места в галоп.

Эмбер не желала останавливаться на ночь: она боялась опоздать, тогда не только ее деньги пропадут, но и граф исчезнет в суматохе пожара. Но добраться до города было едва ли возможно: ночью дороги представляли большую опасность. После ужина Эмбер немедленно отправилась к себе в комнату и, скинув лишь шляпу, сапоги и камзол, упала на кровать и сразу же уснула. Перед рассветом хозяйка постучала в дверь, и в пять они снова были в пути.

В каждой деревне они спрашивали, что слышно о пожаре, и всюду им говорили одно и то же: горит весь город, горит мост, горят церкви, дома, огонь не щадит ничего. Чем ближе они подъезжали к городу, тем больше видели людей на дорогах, и все двигались в одном направлении. Фермеры и рабочие бросали лопаты и уходили с полей, направляясь в столицу с ручной тележкой или тачками; все виды передвижения стали чрезвычайно дороги; нанять повозку стоило до пятидесяти фунтов за несколько часов работы – столько фермер мог заработать за целый год труда в поле.

Еще через пятнадцать миль всадники увидели дым – огромное движущееся облако дыма, зависшее на далеком расстоянии. Вскоре ветер стал доносить до них обгорелые клочки бумаги и тряпок. Путники продолжали мчаться вперед галопом, не останавливаясь, чтобы перекусить. День стоял ветреный, и, чем ближе они подъезжали к городу, тем яростнее дул ветер, он развевал плащи, а Эмбер потеряла шляпу. Людям приходилось зажмуриваться, потому что ветер нес с собой мусор и золу. К концу дня все яснее становилось видно пламя, огромные языки огня, отбрасывавшие красные блики на землю.

Они доехали до Сити почти ночью, ибо последние несколько миль дороги были так забиты людьми, что пришлось ехать шагом. Вдали они слышали раскаты воющего пламени, будто тысячи обитых железом колес одновременно грохотали по булыжникам. Непрерывно раздавался гром рушащихся зданий – они оседали или взрывались. Все церкви, которые еще не сгорели, и в Сити, и в городе, звонили в колокола – отчаянный надрывный звон страшной беды не прекращался уже два дня, с тех пор как впервые обнаружили начало пожара. Когда наступила ночная тьма, небо стало красным, как раскаленная печь.

За стенами Сити находились большие открытые пространства Мур Филдз, где столпились все: мужчины, женщины, дети, и народ все шел и шел сюда, оттесняя тех, кто пришел раньше, на середину поля и плотно сжимая их. Некоторые уже натянули палатки из связанных вместе простыней и полотенец. Женщины кормили грудью детей, иные пытались готовить пишу из того немногого, что им удалось спасти в те ужасные мгновения, когда пламя охватывало их жилища. Одни сидели уставившись в одну точку, не способные и не желающие верить в происходящее. Другие же стойко и мужественно наблюдали за пожаром – жар от огня вынуждал их щуриться, да и увидеть-то можно было лишь черные силуэты горящих зданий на фоне яркого пламени.

Сначала никто не поверил, что огонь окажется более разрушительным, чем при обычных пожарах, – такие происходили в Лондоне по дюжине в год. Все началось в два часа ночи в воскресенье на Пуддинг-Лейн, узкой маленькой улочке на берегу реки. Несколько часов горела смола, пенька и уголь, сложенные на берегу. Лорд-мэр прибыл на пожар очень рано и презрительно заявил, что любая женщина может погасить огонь, помочившись на него. Из опасения испортить себе репутацию среди избирателей он запретил сносить соседние дома. Но огонь разгорался все сильнее, пугающе быстро и безжалостно, уничтожая все на своем пути. Когда загорелся Лондонский мост, Сити был уже обречен – загоревшиеся в Сити дома заблокировали все выходы из района; горящие бревна падали в воду и разрушали водяные колеса внизу, и единственный способ борьбы с этим страшным пожаром стал невозможным. Теперь могли спасти только ведра с водой, которые передавали из рук в руки, поднимали на баграх и выливали сверху на горящие дома, качали воду ручными насосами.

Люди, ничего не знавшие о пожаре, как всегда по воскресеньям, отправились в церковь и были очень удивлены, увидев на улице человека, который бежал и кричал: «Вооружайтесь! Французы высадились!»

Но умиротворенность людей стала быстро исчезать, когда огонь перекинулся на Сити, тайком пробираясь по крышам, кое-где вспыхивая, подгоняемый сильным восточным ветром. Огонь продвигался так быстро, что пожар застал людей врасплох: многие отказывались принимать какие-то меры или готовиться к бегству, пока языки пламени не охватывали, их дома. Тогда они в спешке собирали все, что попадалось под руку, и бросались прочь, часто оставляя самые нужные вещи. Беспомощные, растерянные, они медленно двигались по узким улочкам. Сначала остановились на Кэннон-стрит, которая шла по холму над рекой, но огонь не стоял на месте, и к полудню людям пришлось двигаться дальше.

Королю сообщили о пожаре только к одиннадцати часам. Он и герцог Йоркский немедленно явились на пожар, и по их приказу люди начали сносить дома. Спасать Сити было уже поздно, но ничего другого они сделать уже не могли. Оба брата трудились изо всех сил, без еды и отдыха. Они качали воду насосами, носили ведра, помогали людям советом, подбадривали их. Самое главное, что помогало людям, – их смелость и мужество, энергия и самоотверженность, которые не давали вспыхнуть панике и беспорядкам.

Иностранцам стало небезопасно появляться на улице, особенно тем, кто внешне напоминал голландцев или французов. На улице Фенчёрч кузнец сбил француза с ног, железным ломом разбил ему скулы и размозжил нос. Женщина, которую заподозрили в том, что она несет огненные шары в переднике, подверглась нападению, ее сильно избили и только потом увидели, что в переднике – цыплята. Другого француза, с сеткой теннисных мячей, схватили и избили до потери сознания. Никто не интересовался – виновен человек или нет: растущая истерия требовала объяснения этой ужасной напасти, и люди обвиняли тех, кого больше всего боялись и ненавидели – французов, голландцев и католиков. Кто-то из них виновен во всем, и люди твердо решили не дать виновному избежать кары вместе с невиновными. Король Карл приказал посадить в тюрьму многих иностранцев для их же безопасности, а испанский посол открыл ворота посольства для защиты подданных других стран.