Леди и лорд - Джонсон Сьюзен (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Несмотря на то что весть была приятной, Джонни не торопился ликовать. Он слишком хорошо знал англичан и поэтому лишь сдержанно сказал:
— Ну что ж, скоро узнаем.
Однако потребовалось еще два дня ожесточенных торгов и закулисной возни, в ходе которых правительство отчаянно пыталось спасти свою программу и не желало признать собственное поражение.
Наконец Твидейл понял, что если Лондон не согласится признать акт, парламентская сессия 1704 года, как и прошлогодняя, ни за что не пропустит законопроект о финансировании английской армии. Указания, полученные им от лорд-казначея Годольфина — главного министра королевы Анны, — были однозначны.
В письме, полученном Твидейлом от Годольфина, говорилось, что в случае, если меры окажутся тщетными и переговоры зайдут в тупик, Твидейлу, как верховному английскому эмиссару в Шотландии, дается разрешение «именем британской короны» одобрить Акт о безопасности, превратив его таким образом в закон. Именно это он и сделал 5 августа.
Услышав эту весть, палата представителей взорвалась бурей радостных криков и восторженных оваций. Шотландский парламент, который более двух лет твердо добивался того, чтобы забрать полномочия у английской короны и взять их в собственные руки, одержал наконец крупную победу.
Однако Англия рассматривала конституционные идеи шотландских парламентариев и их очевидное стремление укрепить свою власть, отобрав ее у британской монархии, как опасную и крайне заразную болезнь. 28 августа — перед тем как в парламенте должно было начаться обсуждение вопроса о вооружении Шотландии, Твидейл, повинуясь полученным из Лондона указаниям, объявил очередной перерыв в работе законодательного собрания. Депутатам было сказано, что он продлится до 7 октября.
Однако Лондон не собирался разрешать шотландским парламентариям вновь приступить к своей работе вплоть до того момента, пока двор королевы Анны снова не укрепит свои властные позиции. 13 августа Марльборо одержал важную победу над французами при Бленхайме, о чем в Лондоне, правда, узнали лишь двадцать первого числа. Теперь можно было разобраться со строптивой Шотландией.
Пока Джонни отдавал все время нелегкой борьбе за независимость Шотландии, Элизабет тоже не сидела сложа руки, занималась важными, по ее мнению, делами, хотя они носили исключительно личный характер.
Впервые в жизни у нее задерживались месячные.
Поначалу ей и в голову не приходило, что она могла понести — слишком часто она обманывалась на этот счет в предыдущие годы. И теперь с ее стороны было бы слишком самоуверенно ожидать от судьбы такого королевского подарка, как рождение ребенка от Джонни Кэрра. Поэтому Элизабет изо всех сил старалась отбросить пустые надежды и гнала эти мысли прочь. Однако они упорно продолжали снова и снова тревожить Элизабет! Вскоре Элизабет уже не могла думать ни о чем другом. Незнакомое доселе счастливое возбуждение целиком и полностью овладело ее сердцем, разумом и душой. Сотни раз она подсчитывала дни, выясняя, на сколько задерживаются месячные — сначала на пальцах, а затем — на бумаге, словно выведенные чернилами цифры выглядели убедительнее, нежели высчитанные в уме.
Прошло пять дней. Затем неделя… Неужели случилось то, о чем она мечтала так страстно и так… безнадежно?
Прошло десять дней, и закончился август. Затем минуло еще две недели.
Элизабет была ослеплена своей возродившейся надеждой, она кружила ей голову. Она уже и думать забыла о начатом ею строительстве, а ведь до того оно составляло всю се жизнь! И хотя она появлялась на строительной площадке ежедневно, контролируя и давая указания, выслушивая предложения и отвечая на вопросы, ею овладело странное безразличие. Теперь она была равнодушна ко всему, кроме волшебного таинства, вершившегося в ее теле.
Значит, она не бесплодна?
Неужели у нее наконец родится собственный ребенок, которому можно будет отдать всю себя?
Неужели все ее слезные молитвы были услышаны, и благодаря причудливому зигзагу судьбы с похищением Робби Кэрра жизнь ее теперь в корне переменится?
Однако, предаваясь мечтам о будущем младенце, Элизабет не тешила себя напрасными иллюзиями в отношении Джонни Кэрра. В ночь накануне отъезда он достаточно откровенно выразил свое мнение по поводу детей. С тех пор Уже минул месяц, а от него не пришло ни единой весточки. Правда, из Равенсби прибыли обещанные шелка — роскошные и в огромном количестве, но Элизабет не без основания полагала, что прислал их все же не Джонни, а Монро. Она даже не была уверена в том, что приложенная записка была написана рукой Джонни Кэрра. В коротких сдержанных фразах не было ни малейшего намека на то, что между ними произошло. Там лишь выражалась надежда на то, что ей понравятся шелка, и содержались наилучшие пожелания в отношении строительства нового дома. Да и подписано это послание было странно: просто — «Равенсби», словно Джонни адресовал его одному из своих адвокатов.
В памяти Элизабет жило мучительное воспоминание о последних минутах прощания, до сих пор перед ее глазами стоял его отсутствующий взгляд. Слишком долго ее жизнь представляла собой цепь компромиссов и полумер, чтобы теперь ожидать от нее неожиданного и безоблачного счастья. В первый день сентября Элизабет отметила маленький, но очень важный для нее «юбилей»: ее месячные опаздывали уже на две недели. Радости ее в тот день способствовало и появление Джорджа Болдуина. Он заехал, чтобы передать ей новую книгу, полученную из Лондона, а заодно и посмотреть, как продвигается строительство.
Когда они сидели за чаем, Болдуин шутливо заметил:
— Вы просто сияете, Элизабет. Вы, вероятно, провели слишком много времени на солнце? Или этому есть иная причина? — Он обладал достаточным тактом, чтобы не делать прозрачных намеков.
Элизабет улыбнулась, подумав, насколько этот человек отличается от Джонни Кэрра, которому было наплевать буквально на все. Кэрр просто брал то, что ему хотелось, и не задумывался ни о чем на свете.
— Возможно, в этом виновато и солнце, — с улыбкой согласилась она, — а может, и горячий чай. Но не стану с вами лукавить, Джордж, у меня действительно хорошее настроение. Вы же сами видели, как продвигается стройка. — Она не хотела, да и не могла раскрывать кому бы то ни было истинную причину своей радости.
— Я поражаюсь вашей разносторонности, Элизабет. Ведь большинство женщин довольствуются выполнением обычных домашних обязанностей.
Ей хотелось поправить его, сказав, что у большинства женщин нет в отцах Гарольда Годфри и им не «посчастливилось» побывать замужем за Хотчейном Грэмом. Женщина быстро набирается мудрости и опыта, когда ей приходится противостоять таким беспринципным и одиозным особам противоположного пола. Однако, оставив эти мысли при себе, она вежливо возразила:
— Это всего лишь еще одна из сторон выполнения, как вы говорите, домашних обязанностей. Ведь я вдова, и мне приходится учиться делать все самой, — добавила она, словно поясняя соседу свою мысль.
— Вам нет нужды и дальше оставаться вдовой, Элизабет. Стоит вам сказать мне «да», и я с радостью приму на свои плечи все трудности, которые вас тяготят.
Болдуин отставил в сторону бокал и смотрел на Элизабет с выражением беспредельной преданности, которое было ей так хорошо знакомо. Оно появлялось на его лице каждый раз, когда он делал ей предложение руки и сердца, что случалось уже не в первый раз.
— Благодарю вас, Джордж. Вы знаете, как я ценю вашу дружбу, но вам также известно, что еще выше я ценю свою свободу. Хотчейн был очень тяжелым человеком…
И тут Элизабет без зазрения совести разыграла целую пантомиму. Она потупила взор и всем своим видом изобразила неописуемую горечь, которую причиняют ей тягостные воспоминания о первом браке.
— Да, — горячо воскликнул Джордж, — он был ужасным человеком! Вы заслуживаете счастья и покоя. Но ведь все мужчины разные, — добавил он, всем сердцем понимая, какое отвращение к браку должна испытывать Элизабет после первого опыта семейной жизни с Хотчейном. — И хотя я никогда не осмеливался равнять себя с вашей кристальной душой, я был бы счастлив и польщен предложить вам свое сердце.
