Грешница - Джонсон Сьюзен (лучшие бесплатные книги txt) 📗
У Фергасонов, должно быть, собственные заряды, мелькнуло у него в сознании, когда мощный удар выбил его из седла. Но он не смог сразу определить место попадания, потому что ударный шок, казалось, отдавался во всем его теле и голове с беспорядочной взрывчатой силой.
«В каком состоянии их мишень, — шутливо подумал Синджин, удивляясь, что чувство юмора сохранилось даже тогда, когда он испытывал мучительную боль. — Челси получит своего жениха мертвым или живым?» Его связанные руки, похоже, отказывались слушаться. Это неопределенное дурное предчувствие возникло, когда вращающаяся земля стала приближаться с отчаянной скоростью, и он обнаружил, что сил не хватало, чтобы смягчить падение.
Синджин услышал ужасный крик, ударяясь о землю. Этот крик, все еще звучавший в его теле сильными мучительными приступами, каким-то образом издал он сам. Спустя целую вечность невыносимая боль сконцентрировалась в одно терзающее агонизирующее ядро там, где рука соединялась с плечом.
«Ага, — неясно подумал он, уже плывя к зовущей темноте. — Плечо, это не смертельно. Фергасоны отличные стрелки. И Челси Эмити Фергасон не обманули с женихом».
Они отнесли его окровавленное тело к деревенскому аптекарю.
— Несчастный случай на охоте, — сказал граф голосом, предполагающим, что любые расспросы нежелательны. — Рану нужно промыть и перебинтовать. За ночь мы должны проехать еще некоторое расстояние, — коротко добавил граф. — Поэтому плечо надо плотно перевязать.
Аптекарь трудился над Синджином, благодарный за то, что его пациент без сознания, потому что ни один человек не мог вынести боли при извлечении из тела разлетевшихся осколков пули.
— Ему нужно отдохнуть ночи, — осторожно объяснил аптекарь, завязывая последний бинт. — Рана может открыться от тряски.
— Мы сможем отдохнуть завтра, — резко ответил граф. — Приведите его в чувство.
И когда Синджину поднесли к носу нашатырный спирт, он дернулся и пришел в себя, все еще представляя в полусне, что находится в колониях. Через секунду он застонал от ужасной боли и, открыв глаза, вспомнил, что страдает не от ран, полученных в Сарагосе, а является жертвой своего будущего тестя.
Ночная быстрая езда была невыносимой терзающей пыткой, и Синджин знал наверняка, что это радует сердце графа Дамфрисского. Герцог сжимал зубы от глухого ритма тряски, которой подвергалось его покалеченное плечо, благодарил аптекаря за дозу настойки опиума, спасавшую от потери сознания, и думал, как однажды сможет отплатить тем же человеку, ломающему ему жизнь.
Синджин никогда не был мстительным, но в течение той долгой, казалось, бесконечной ночи, испытывая резкую боль, он обнаружил, что обладает способностью чувствовать ярость. Засевшую глубоко внутри ненависть, способную вскармливать ответную месть через несколько поколений.
Жаль, что его кровавая страсть была направлена против будущего тестя.
Они прибыли в Холибоу, в Аиршире, ранним вечером на следующий день. Без всяких церемоний Синджина проводили в приготовленную для него спальню на первом этаже, с горячей ванной и чистой одеждой.
Он никого не увидел, кроме престарелого слуги.
Когда его помыли, заново перебинтовали, одели и накормили, старик унес остатки еды и банные принадлежности. Спустя короткое время в дверном проеме комнаты показался Нейл, с синяком от недавнего удара Синджина, и сказал:
— У вас есть пять минут на то, чтобы привести в порядок ваши отношения с моей сестрой.
Дверь захлопнулась за Нейлом, звук повернутого ключа напомнил, что он в плену. И герцог стал ждать следующий акт ужасающей драмы в своей новой, полной мешающих жизни препятствий.
Синджин испытывал отвращение и гнев такой силы, что понять это мог только человек с такой неограниченной властью. Он находился в неестественно затруднительном и неприятном положении. Его принуждали, ограничивали, держали в плену. Неслыханно для пэра такого ранга, чересчур для такого человека, как Синджин, не покорившегося отцу, а вместо этого много лет назад порвавшего с ним навсегда.
И теперь он был ранен и в плену — и почти женат насильно.
Все из-за суки с золотыми волосами.
Глава 24
Синджин стоял посреди комнаты, глядя на дверь.
Гнев его был настолько сильным, что приходилось сжимать кулак здоровой руки, чтобы не ударить во что-нибудь. Лучше в одного из Фергасонов.
Челси выглядела очень бледной, когда вошла в комнату. Зеленая с голубым шаль, скрепленная на плече серебряной брошью с изображением семейного оружия, резко контрастировала с пепельным цветом ее лица. Он почти почувствовал к ней жалость, таким трагическим был взгляд глубоких лиловых глаз. Но ощущение сразу же рассеялось от скрежещущего звука ключа, снова повернутого в замке, напомнив, что до насильственной женитьбы оставалось всего несколько минут.
— Ты сука, — проорал он. — Ты этого добивалась с самого начала, не так ли? Пятьдесят тысяч было недостаточно для вас. Богом проклятые бандиты Низменностей. Ты захотела мой титул тоже.
Два розовых пятна появились на бледных щеках Челси от его грубых слов, и, если бы ее несчастье не было столь велико, она бы ответила с той же горячностью. Но она находилась в плену так же, как и он.
— Я сожалею обо всем, что случилось с твоим плечом, и.., о гневе отца. И независимо от того, что ты думаешь, — спокойно сказала Челси, — я не являюсь добровольной участницей всего этого. Я понимаю твой гнев, — продолжала она, прижав руки к двери, словно ища поддержку под его дьявольским взглядом. — Я в такой же степени подвержена тяжеловесным методам отца, но ты не можешь отрицать своего участия.., по крайней мере.., с точки зрения равной ответственности. Это твой ребенок, в конце концов.
— Возможно, — сказал он тихим злобным голосом, оставаясь неподвижным, с жестким холодом в глазах. — Насколько я помню, «греческие губки», которые я дал тебе в Оакхэме, все-таки использовались.
— Это могло случиться до или после Оакхэма, хотя, — сказала она с едва уловимой тенью сарказма, не склонная пассивно принимать роль авантюристки, — как я помню, не раз в Оакхэме ты был слишком нетерпелив, чтобы дать возможность воспользоваться «греческими губками».
Ей всегда удавалось говорить убедительно, и, если бы его не держали в плену, чтобы вскоре, оказывая давление, женить, он бы охотно принял ее доводы.
— Ты могла переспать с кем-нибудь еще между Ньюмаркетом и Оакхэмом или сейчас, — нагло сказал он. — Мне не нравится быть выбранным в качестве отца твоего ребенка.
— Ты несешь ответственность за свои поступки, несмотря на твое высокое положение. — Каждое слово было произнесено с одинаковой сдержанностью, но лиловые глаза Челси наполнились негодованием. Она вдруг вздохнула с легким сожалением. — Послушай, — спокойно продолжила она, — я не спорю о том, кто в большей степени ответствен за это, и понимаю свою роль в зачатии ребенка. Если бы я не была так уязвима для силы моих отца и братьев, так же как и ты, я бы сейчас здесь с тобой не разговаривала. Я бы спряталась где-нибудь до рождения ребенка. Без тебя, даже не ставя тебя в известность. Без всяких требований. Я не была ни в чем заинтересована, когда мы с тобой встретились, только в возможности избавиться от епископа Хэтфилдского. Я до сих пор ничего от тебя не хочу, но моя семья против, и я бессильна что-либо сделать. — Ее подбородок слегка поднялся, а глаза изучали его с некоторой предвзятостью, отсутствовавшей раньше. — Но другие мужчины берут на себя ответственность за своих детей… Конечно, это неслыханная вещь в твоем изысканном мире.
Синджин смотрел на нее, насмешливо прищуривая глаза, при каждом резком слове его плечо слегка вздрагивало:
— Такие, как Девоншир, ты имеешь в виду, который держит жену и любовницу под одной крышей, а также свое кровосмешение, вертящееся под ногами.
Или наших знаменитых герцогов королевской крови, имеющих детей от многих женщин, но не женившихся ни на одной. — Его голос был холодным, как лед. — Может, ты имеешь в виду Тофама Болингброука, наплодившего детей жене Честера. Или ты, возможно, думаешь о Левесон-Горе. Он только что женился на младшей дочери Литсестершира после того, как в третий раз сделал беременной Диану Фаулер. Не надо со мной говорить об ответственности как член методистской церкви, — резко сказал он. — Я — Сет, и это устраняет ответственность, о которой ты говоришь.
