Рыцарская честь - Джеллис Роберта (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Хорошо бы, заведя переговоры с Херефордом, дождаться подхода Стефана. Херефорд тогда окажется между двух огней, а Элизабет останется у него, и за нее он сможет получить выкуп или продать как заложницу королю. Эта идея понравилась Певерелу, он сразу ободрился, но ненадолго. Вполне возможно, что Херефорд не будет дожидаться парламентеров и начнет с рассветом штурм, крепость может пасть, и что ждет его тогда? Певерел содрогнулся от этой мысли и заставил себя думать о другом. На такой случай у него был еще один вариант. Когда штурм начнется, он займет башню, где заточена Элизабет. Если оборона не выдержит, он забаррикадируется в ее каземате и потребует сохранить себе жизнь и свободу в обмен на пленницу. Он был уверен: пригрозив молодожену Херефорду убить Элизабет и себя, с ним можно будет договориться.
Певерел вспомнил о сопровождающем его рыцаре высокого роста и свирепого вида. Это был Ральф де Кальдо, перешедший к Певерелу на службу, когда разорился из-за своей жадности и жестокости. Певерел платил ему хорошо, но опасался его, потому что человек он был ненадежный. Де Кальдо слыл непревзойденным бойцом в турнире на копьях, сильнее даже Хью Бигода, графа Норфолкского, и самого лорда Сторма, и мало кто мог тягаться с ним в пешем бою на мечах. Вот это больше всего и привлекало Певерела в звероподобном громиле, и в своем слуге он пока не разочаровался. Более того, он собирался сделать де Кальдо своим вассалом. Сейчас Певерел думал поручить де Кальдо командовать обороной наружных стен, и тут ему в голову пришла счастливая мысль.
– Дс Кальдо, не хотел бы ты снова стать владельцем замка или даже нескольких? – спросил он верзилу.
Тот посмотрел на Певерела маленькими злыми глазками старого кабана, помолчал и с некоторой осторожностью заговорил хриплым голосом:
– Такие вещи сами не падают с неба. То, что мне хочется, и моя работа, чтобы получить это, редко лежат в одном месте.
– Нет, де Кальдо, тут твоя работа будет рядом с вознаграждением: нужно уложить на поединке Херефорда или заставить его просить пощады.
– А для этого, – сказал дс Кальдо, кивнув за ров, где полыхал пожар, – я должен выдернуть его из этой веселой компании, ага? – Он засмеялся и затряс головой. – Нет, поищите еще кого таскать для вас каштаны из огня.
– Нет, нет. Таким глупцом я тебя не считаю, и ты меня, надеюсь, тоже. Я говорю о турнире, который берусь устроить сам. А каштаны будут твоими тоже. Заметь, Херефорд едва ли полюбит тебя, узнав, что это ты захватил его жену и перебил се рыцарей.
Тут жадные глазки де Кальдо стали еще меньше, в них загорелась злоба, но и осторожность ему не изменила.
– Одного его я не боюсь. Он хороший боец, но мне не чета. А где гарантия, что его люди не кинутся на меня, когда я его уложу?
– Раз ты в себе уверен, все остальное сделаем, как пожелаешь: условия поединка будешь ставить сам. Если нет, драться не будешь.
Тут де Кальдо увидел одинокую фигуру рыцаря, который, словно злой дух, носился среди пылающих домол. Единственное на земле, что дс Кальдо любил, была сама земля. Устроить пожар в его понимании означало загубить землю, и это был для него смертный грех. А тут еще как раз через стену перелетел огненный шар и шлепнулся во дворе замка. «Греческий огонь» – горшок с горючей смесью из смолы, масла и селитры, которая горит в полете и не заливается водой на земле. Вторая бомба угодила на соломенную крышу сарая, и тот начал гореть. Крики перепуганных дворовых смешались с громкими командами. Де Кальдо колебался, но уже был разозлен.
– Если Херефорд ночью на штурм не пойдет и все сегодня не кончится, я убью его у вас на глазах.
Когда лорд Певерел ушел, Элизабет долго оставалась недвижной. Она не замечала, что у нее затекла рука, не слышала истерических рыданий служанок на своих тюфяках. У нее даже не было страха, она просто пребывала в шоке. Наконец ее рука сама собой разжалась и факел выпал из нее. Элизабет стала ходить, ходить, как заведенная. Она шагала по своему тесному каземату взад и вперед, взад и вперед, ее мысли от сурового самоби-чевания перекинулись на предмет еще более горький. Она подумала, какие новые испытания обрушит ее пленение на Роджера, потому что теперь, освободившись от гнева, она понимала, как он се любит. На него будет давить отец и просить его примириться с королем ради спасения дочери. Король, со своей стороны, будет требовать ее родовые имения, как компенсацию за ее содержание при дворе. Это тоже ударит по Роджеру, когда ему остро понадобятся деньги. К Стефану примкнут те бароны, которые не признают главенства графа Херефорда: они будут рады выйти из-под его власти, чтобы платить подати прямо королю. А Стефану от этого только лучше, он выигрывает кругом, оставаясь слабее самого слабого игрока: ему будет достаточно просто не мешать баронам устраивать свои личные дела.
Элизабет не плакала: слезы не облегчали ее отчаяния и самоистязания. К счастью, все, что могло служить орудием смерти, у нее было изъято. В отчаянии она была готова покончить с собой, дабы устранить новые беды, грозящие мужу. Своими руками она сплела путы для его рук! Никогда Роджер не был еще для нее так дорог!
– Почему не грешников карает небо! – вскрикнула она. – Что ему делать, безвинному в этом зле, как ему разорваться между двумя клятвами: то ли освобождать меня, то ли помогать Генриху! Боже милостивый и справедливый, как можно ставить верящего Тебе человека перед выбором путей, ведущих только в пропасть!
Она не знала, как долго она так ходила, но звук ее голоса как бы извлек нечто из потаенных глубин ее души, дерзко бросил к ногам Господа этот вопрос, и ей пришел ответ: в замке происходило движение. Она долго вглядывалась то в одно окно, то в другое, боясь верить глазам и ушам. Но скоро стало совсем ясно: гарнизон Ноттингема готовился к отражению нападения. Роджер! Сердце Элизабет готово было выпрыгнуть из груди. Пришел Роджер! Вот тут потекли слезы, она упала на колени возблагодарить Господа за чудо. Она благодарила не за себя, о себе и не думала, ведь ни свобода, ни безопасность к ней не приблизились ни на шаг. Элизабет молила об одном – не дать Певерелу возможности использовать ее как оковы для мужа.
Пленники на нижнем этаже северной башни узнали о приготовлениях замка к обороне еще позже Элизабет. Не потому, что они не следили за обстановкой, а из-за прочности сооружения. В их темнице не было ни окон, ни бойниц, толщина стен достигала двенадцати футов. Звуки не проникали внутрь сквозь толщу земли и камня, а возле зарешеченного оконца в дубовой двери никто не появлялся.
Алан Ившем сразу очнулся от неглубокого, лихорадочного забытья. Для него не было ничего важнее долга перед господином и ответственности за подчиненных, поэтому он чутко прислушивался ко всему, что происходило вокруг. Сначала, услышав какие-то шумы, он себе не поверил. Лихорадка обострила его слух, это так, но она могла перепутать воображаемое с реальностью. Он лежал, болезненно вслушиваясь в темноту, вздыхал и снова закрывал глаза. Ему показалось, что он слышит бряцание оружия, но хорошо понимал немыслимость этого. Что-то, видимо, ему вспоминалось или грезилось. Даже если бы сражение происходило у самых стен башни, никакие звуки сюда бы все равно не проникли. Он снова стал вслушиваться. Нет, это ему не мерещится, и звуки определенно раздавались сверху. Сэр Алан был готов рассмеяться: только в лихорадке может пригрезиться сражение на небесах! Но все же звук шел. Да, сомнений не осталось: наверху громыхали оружием. Почему? Он позвал Герберта.
– Кто караулит у дверей? Пусть подойдет.
Чья-то рука тронула его ногу.
– Ничего не заметил?
– Есть. Солдаты бегают взад-вперед, таскают оружие.
– Идиот проклятый! Что же не докладываешь?
– К нам никто не подходил. Вы сказали предупредить, когда принесут еду.
Сэр Алан заскрипел зубами.
– Осел! Если выберемся отсюда живыми, я тебя выпорю! Как далеко они носят?
– Если судить по времени на бег, наверное, около мили…
