Виконт, который любил меня - Куин Джулия (книга жизни TXT) 📗
И ей становилось все легче в его обществе, словно теперь она могла раствориться в нем, утонуть в тепле его тела. Но Кейт знала также, что невозможно и дальше откладывать свое признание.
Необходимо сказать Энтони, что она больше не возражает против его брака с Эдвиной. Несправедливо держать это при себе только потому, что она мечтает удержать его хотя бы на несколько прекрасных минут здесь, в саду.
Глубоко вздохнув, Кейт расправила плечи и повернулась к Энтони.
Тот ответил выжидающим взглядом, сообразив, что она хочет что-то ему сказать.
Кейт открыла рот. Но не смогла выдавить ни звука.
– Я слушаю, – решил он ей помочь.
– Милорд! – выпалила она.
– Энтони, – мягко поправил он.
– Энтони, – повторила Кейт, гадая, почему ей все труднее называть его по имени. – Мне необходимо поговорить с вами.
– Я так и понял, – усмехнулся он.
Кейт упорно рассматривала свою правую туфлю, чертившую полумесяцы на утоптанной земле тропинки.
– Это… э… насчет Эдвины.
Энтони удивленно покачав головой, проследил за ее взглядом, Теперь вместо полумесяцев у нее получались извилистые линии.
– С вашей сестрой что-то случилось? – мягко осведомился он.
– Н-нет, – пролепетала Кейт. – Вовсе нет. Насколько мне известно, она сейчас в гостиной, пишет письмо нашей кузине в Сомерсете. Леди любят писать письма.
– Что любят? – удивленно моргнул Энтони.
– Писать письма. В отличие от меня. Я в этом отношении ужасно ленива, – затараторила она, – и у меня редко хватает терпения высидеть за письменным столом достаточно долго, чтобы сочинить письмо, не говоря уж о том, что у меня отвратительный почерк. Но большинство дам посвящает своей корреспонденции почти все свободное время.
Энтони постарался не улыбнуться.
– Хотите предупредить меня, что ваша сестра любит писать письма?
– Нет, разумеется, нет, – промямлила Кейт. – Просто вы спросили, не случилось ли чего с моей сестрой, и я, конечно, объяснила, где она, и потом мы совершенно потеряли нить разговора. И…
Он положил ладонь на ее руку, тем самым мгновенно положив конец потоку слов.
– Что вы хотели сообщить мне, Кейт?
Под его заинтересованным взглядом она снова распрямила плечи и стиснула зубы, словно готовясь к тяжкому испытанию. И наконец разом выдохнула:
– Я просто хотела объяснить, что больше не возражаю против вашего брака с Эдвиной.
В груди Энтони неожиданно разверзлась пустота.
– Понимаю, – выдавил он не потому, что действительно понимал. Просто ему нужно было что-то сказать.
– Признаюсь, что была настроена против вас, – торопливо продолжала она. – Но, приехав в Обри-Холл, я лучше узнала, что вы за человек, и по совести не могу позволить вам думать, что по-прежнему буду стоять на пути вашего счастья. Это было бы дурно с моей стороны.
Энтони растерянно уставился на нее, смутно ощущая нечто обескураживающее в готовности Кейт выдать за него сестру, тем более что эти два дня он постоянно боролся с неудержимым желанием зацеловать ее до умопомрачения.
С другой стороны, разве его желание не исполнилось? Эдвина станет ему идеальной женой.
В отличие от Кейт.
Эдвина удовлетворяла всем критериям, которые он установил для будущей невесты, когда решил, что настала пора жениться.
В отличие от Кейт.
И разумеется, он не может заигрывать с Кейт, если хочет жениться на Эдвине.
Он еще раз напомнил себе, что Эдвина – именно та женщина, которая ему подходит по всем статьям. Получив благословение сестры, она выйдет за Энтони хоть на следующей неделе, если он того пожелает.
Так почему же, дьявол побери, ему хочется схватить Кейт за плечи и трясти, трясти, трясти, пока она не возьмет обратно каждое проклятое, невыносимое, раздражающее слово?!
Все дело в этой таинственной искре. Той чертовой искре, которая, не затухая, то и дело проскакивает между ними. Иначе почему он всей кожей ощущает ее присутствие, стоит ей не только появиться в комнате, но даже улыбнуться, вздохнуть или пошевелить пальцем? И откуда это тягостное чувство, упорно подсказывавшее, что стоит дать себе волю, как он влюбится в нее по уши?
Любовь – единственное, чего Энтони боялся больше всего на свете. Возможно, единственное, чего он вообще боялся.
Какая грустная ирония заключена в том, что смерть – единственное, чего он не боялся вообще. Смерть вовсе не страшна одинокому человеку. Великое ничто не пронизано ужасом, когда ухитряешься избегать привязанностей.
А вот любовь – вещь священная, поразительная по своей сущности. Энтони это знал. Наблюдал каждый день, каждый раз, когда его родители обменивались взглядом или касались друг друга.
Но любовь – злейший враг умирающего. Только она может сделать невыносимым остаток его дней: изведать блаженство и знать, что все будет отнято навеки. Какая горечь!
И скорее всего именно поэтому Энтони, получив благословение Кейт, не прижал ее к себе, не зацеловал до потери сознания. Не обжег дыханием ее кожу, давая понять, что он горит от желания к ней, а не к ее сестре.
Вместо этого он устремил на нее бесстрастный взор, хотя сердце билось неровно и часто, и спокойно объявил:
– Я очень-очень рад. С моей души упал камень.
Даже произнося эти слова, он словно смотрел со стороны на всю сцену, словно был зрителем пошлого фарса. Словно на несколько мгновений вышел из собственного тела, искренне гадая, что, черт возьми, здесь происходит.
Кейт слабо улыбнулась:
– Я так и думала.
– Кейт, я…
Она так и не узнала, что он хотел сказать. По правде говоря, даже сам он не был слишком уверен в том, что именно хочет сказать. Он вообще не сообразил, что собирается заговорить, пока с губ не сорвалось ее имя.
Но слова остались непроизнесенными, потому что он внезапно услышал ЭТО.
Тихое жужжание. Скорее жалобный вой. Тот звук, который люди обычно находят весьма раздражающим.
Но для Энтони ничто не могло быть кошмарнее.
– Не двигайтесь, – хрипло прошептал он.
Кейт прищурилась, и разумеется, немедленно попыталась обернуться:
– Вы о чем? Что случилось?
– Просто не шевелитесь.
Кейт скосила глаза влево и чуть повела подбородком в ту же сторону:
– О, это всего лишь пчела, – облегченно улыбнулась она, отмахнувшись, чтобы прогнать надоедливое насекомое. – Ради Бога, Энтони, не пугайте меня так.
Однако Энтони выбросил руку вперед и с пугающей силой сжал ее запястье.
– Я велел вам не двигаться! – прошипел он.
– Энтони, – засмеялась Кейт, – это всего лишь пчела.
Он удерживал ее на месте, больно сжимая руки, не отрывая взгляда от мерзкого создания, вившегося над ее головой. Его самого парализовали страх, ярость и еще что-то, чему он не находил названия.
Со дня смерти отца он довольно часто видел пчел в саду. Когда живешь в деревне, невозможно избежать подобных «встреч». Мало того, до сих пор Энтони вынуждал себя намеренно играть с опасностью. Он всегда считал, что, подобно отцу, обречен на раннюю смерть. И если его убьет жалкое насекомое, он примет предназначенный ему удар гордо и с достоинством. Все равно он умрет раньше или… раньше. И не собирается бежать от какой-то дурацкой пчелы.
Но его ни разу не ужалили.
Но, видя, как пчела пролетает в такой опасной близости от Кейт, задевая ее волосы, садясь на кружевной рукав платья, он задыхался от ужаса. Воображение работало слишком живо, и Энтони ясно представлял, как крохотное чудовище вонзает жало в ее мягкую плоть. Представлял, как она, задыхаясь, опускается на землю. Представлял, как ее несут в дом. Как она лежит на той же самой кровати, которая послужила временным гробом отцу.
– Спокойно, – прошептал он. – Сейчас мы встанем… очень медленно. И потихоньку уйдем.
– Энтони, – заметила Кейт, нетерпеливо морщась, – что с вами? Это всего лишь пчела. Перестаньте вести себя так странно! Ради Бога, не убьет же она меня!
Ее слова повисли в воздухе ощутимой тяжестью, как твердые предметы, готовые рухнуть на землю. Наконец, ощутив, что снова может говорить, Энтони тихо, яростно воскликнул:
