Генерал Его Величества - дю Морье Дафна (книга жизни .TXT) 📗
Десять тысяч солдат, провизия на исходе, и взять ее неоткуда, а вокруг сжимается кольцо из трех армий.
В этот вечер со двора больше не доносился смех, не было слышно ни радостных возгласов, ни болтовни; только всполохи огня освещали вечереющее небо, когда солдаты подбрасывали в костер срубленные деревья, кухонные лавки, двери, сорванные с чуланов и кладовых, и даже столы и стулья из комнаты управляющего, и я видела, как вспыхивает пламя на их угрюмых лицах.
Небо потемнело, и медленно, почти бесшумно закапал дождь. И пока я прислушивалась к нему, вспоминая все, что говорил мне Ричард, до моего слуха вновь донесся шорох платья. В дверь тихо постучали.
18
Дик быстрее ветра умчался в укрытие, а Матти убрала его миску и тарелку. Я, спокойно сидя в своем кресле спиной к гобелену, попросила гостя войти.
Это была Гартред. На ней было надето, если память не изменяет мне, платье изумрудного цвета, шею украшало ожерелье из изумрудов, в ушах сверкали изумрудные серьги. С минуту она помедлила у двери, глядя на нас с холодной улыбкой.
– Все та же верная Матти, – сказала она наконец. – Какое счастье иметь таких преданных слуг.
Матти фыркнула и, недовольно поджав губы, швырнула деревянные тарелки на поднос.
– Я не встревожила тебя, Онор? – продолжала Гартред все с той же натянутой улыбкой. – Уже довольно поздно, а ты, конечно, ложишься рано?
Весь смысл этой фразы заключался в интонации, с которой она ее произнесла. Записанные на бумаге слова кажутся безобидными и простыми – я передаю их дословно, – но в ее голосе, во взгляде, ощупывающем меня, я прочла скрытое презрение, насмешку, подразумевающую, что если я калека, то меня надо засовывать в постель, как только стемнеет, в половине десятого.
– Я ложусь спать тогда, когда захочу, так же, как и ты, без сомнения. Обычно это зависит от собеседника, с которым я провожу вечер.
– Должно быть, день тянется для тебя ужасающе нудно, – продолжала она, – хотя ты уже, наверное, привыкла. Ты так давно живешь в заточении, что нынешняя ситуация мало что изменила в твоей жизни. А мне, должна сознаться, она действует на нервы.
Она прошла в комнату, хотя я ее не приглашала, и огляделась.
– Думаю, ты уже слышала новости? – спросила она.
– Что король в Боконноке и мятежники вчера проиграли сражение? Да, слышала.
На подоконнике стояла тарелка с фруктами, собранными еще до того, как бунтовщики захватили поместье. Гартред протянула руку, взяла с тарелки инжир и, по-прежнему оглядываясь, принялась есть. Матти вновь негодующе фыркнула и, забрав поднос, вышла из комнаты, бросив на Гартред, стоящую к ней спиной, взгляд, который вполне мог убить ее, если бы та дала себе труд обернуться.
– Если все это затянется, – продолжала Гартред, – нам не поздоровится. Они и теперь уже не слишком-то любезны, а поражение превратит их просто в скотов.
– Очень может быть.
Она выбросила кожуру от инжира и взяла еще один.
– Ричард в Лангидроке, – продолжала она. – Это один из пленных сказал. По иронии судьбы, хозяин Лангидрока находится здесь. Кто бы ни победил, к концу кампании от его поместья ничего не останется, Ричард об этом позаботится. Джек Робартс ходит черный как туча.
– Сам виноват, нечего было советовать графу Эссексу идти в Корнуолл, чтобы тот попал со своим десятитысячным войском в ловушку.
– Так это ловушка, – задумчиво произнесла она, – а мой неразборчивый в средствах братец, должно быть, приманка. Честно говоря, я так и думала.
Я не ответила. Гартред нужны были какие-то сведения, а я и так сказала слишком много.
– Что ж, посмотрим, – продолжала она, с удовольствием поедая инжир, – только боюсь, если дело затянется, мятежники превратятся в людоедов. Они уже разорили всю округу до самого Лоствитила, и в Фой тоже совсем нет продуктов. Мне страшно подумать, что Джек Робартс сделает с Ричардом, если братец попадет к нему в руки.
– Наоборот – тоже будет неплохо.
Она засмеялась и слизала с пальцев последние капли сладкого сока.
– Все мужчины дураки, особенно во время войны. Они теряют всякое представление о ценностях.
– Это зависит от того, что считать ценностями.
– Я ценю только одну вещь: свою безопасность.
– В таком случае, ты поступила опрометчиво, отправившись в путешествие десять дней назад.
Она поглядела на меня из-под тяжелых век и улыбнулась.
– А язычок у тебя не притупился с годами, и несчастье тебя не смягчило. Послушай, ты все так же любишь Ричарда?
– Это мое дело.
– Его ненавидят даже товарищи по оружию – полагаю, ты знаешь это – и клянут как в Корнуолле, так и в Девоншире. В действительности, единственные, кого он может считать своими друзьями, это мальчишки, которые не осмеливаются ему перечить. У него их целая свита, бегают за ним, словно приклеенные.
О Боже, думала я, какая же ты мерзкая женщина! Готова ухватиться за любую возможность, чтобы сделать мне больно; однако вслух я ничего не произнесла, лишь молча смотрела, как Гартред крутит на пальцах кольца.
– Бедняжка Мери Говард, – продолжала она, – что ей пришлось вытерпеть… Знаешь, Онор, это тебя Бог уберег, что ты не стала его женой. Правда, помнится, Ричард позже устраивал шумные сцены, уверяя, что по-прежнему любит тебя. Возможно, и так – он склонен к извращениям. Должно быть, это необычное ощущение – любить женщину, которая не может ответить тебе на любовь.
Она зевнула и подошла к окну.
– С Диком он обращается ужасно, – продолжала она. – Мальчик боготворит мать, а Ричард, как я понимаю, собирается сделать из него игрушку для себя, лишь бы досадить жене. Как он тебе понравился?
– Он еще маленький и, как все дети, легко уязвимый.
– Я удивляюсь, как он вообще появился на свет, когда вспоминаю ужасы, которые рассказывала мне Мери. Однако мне лучше пощадить твои чувства, ты ведь все еще высокого мнения о моем братце. Я рада, что лорд Робартс не нашел мальчишку. Он ведь поклялся, что повесит любого родственника Ричарда.
– Кроме тебя.
– Ах, я не в счет. Миссис Денис из Орли Корта не имеет никакого отношения к Гартред Гренвиль. – Она снова обвела взглядом стены, затем выглянула во двор. – Кажется, в этой комнате держали идиота? Мне помнится, как раз из этого окна он корчил рожи Киту, когда мы его привезли сюда двадцать пять лет тому назад.
– Понятия не имею. В Менабилли эту тему не затрагивают.
– Мне что-то говорили о каких-то тайниках в этом доме, – продолжала она, стараясь казаться равнодушной. – Не могу вспомнить, что именно. Какой-то встроенный шкаф, кажется, куда они запирали идиота, когда тот буйствовал. Так мне Кит говорил. Ты не отыскала его?
– Здесь нет никаких встроенных шкафов, кроме того, с ящичками, но в него никого не спрячешь.
– Мне так неприятно, – продолжала она, – что из-за моего вторжения тебе пришлось уступить свою комнату Джоанне Рэшли. Я могла спокойно поместиться и в этой. К тому же, слуги сказали мне, что до того, как ты в ней поселилась, она пустовала.
– Было проще предоставить тебе и твоим дочкам более просторные покои, чтобы ты могла приглашать гостей к себе на обед.
– Ты всегда была неравнодушна к лакейским сплетням, насколько я помню. Привычка всех старых дев. Наверное, когда они подглядывают и подслушивают у закрытых дверей, у них улучшается аппетит.
– О других не скажу, но боюсь, мой жидкий бульон не становится вкуснее, когда я представляю, как ты прижимаешься к лорду Робартсу.
Она взглянула на меня, и я подумала: интересно, в ком больше ненависти, в ней или во мне?
– По крайней мере, мое присутствие здесь избавило вас от крупных неприятностей. Ведь я знаю Джека Робартса уже очень давно.
– Постарайся тогда, чтобы он не скучал, это все, о чем мы тебя просим.
Наш разговор начал доставлять мне удовольствие, и, поняв это, она повернулась к двери.
– Я не могу гарантировать, что его хорошее настроение сохранится. Он весь позеленел сегодня во время обеда, когда что услышал, что Ричард в Лангидроке, а сейчас уехал на совет в Фой. Кажется, у них там намечается встреча с Эссексом и другими командующими.
