Деньги – это самое... самое... (Софья Блюфштейн, Россия) - Арсеньева Елена (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Ну так вот о рекламе.
Якобы однажды утром Сонька оказалась в номере провинциальной гостиницы, где увидела спящего юношу с бледным страдальческим лицом. На столе лежал револьвер и письма. Сонька прочла одно – к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство – единственный путь избежать бесчестья. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.
Нелепая байка (стоит только вдуматься в детали!) была выдумана Соней для оправдания собственной деятельности и для придания своему образу флера не столь черного, как обычно.
Помогло это все не слишком. В Петербурге и Москве Соня успела изрядно примелькаться. Делать было нечего: пришлось прокатиться по другим крупным городам. В их числе оказалась и Одесса.
В октябре 1884 года в одесском кафе Фанкони за столик банкира Догмарова совершенно случайно подсела прелестная дама, не разговориться с которой было просто невозможно. Она оказалась госпожой Софьей Сан-Донато. За свой кофе дама наивно попыталась заплатить банковским билетом в тысячу рублей. Кельнер чуть не упал в обморок от восторга при виде его, но сдачи, понятно, у него не нашлось. Догмаров оказался истинным рыцарем и счел за счастье вмешаться со своим кошельком. Вскоре выяснилось, что милая, очень признательная дама уезжает в Москву вечерним поездом, тем же самым, что и господин Догмаров. Банкир предложил себя в попутчики. Удалось взять одно купе. Ах, как много обещали ее благодарные глаза… Прелестная беседа, шоколадные конфеты, до которых мадам Сан-Донато оказалась великой охотницей и которых у нее с собой была большая бонбоньерка… Догмаров и не заметил, как сон сморил его прежде, чем дело дошло до «благодарности». Утром крепко выспавшийся банкир не нашел ни очаровательной попутчицы, ни денег, ни ценных бумаг на сумму 43 тысячи рублей.
К слову сказать, мастерицей поездных краж она была непревзойденной! Причем отнюдь не ограничивала себя российскими железнодорожными путями. Соня в совершенстве владела немецким, французским, польским языками, ей без труда удавалось выдавать себя за русскую аристократку, путешествующую за границей.
Ничего особо аристократического в ее внешности не было, да и красавицей ее никто не мог бы назвать. И все же… Небольшого роста, но имела изящную фигуру, правильные черты лица; взгляд ее глаз действовал на мужчин сексуально-гипнотически. Знаменитый журналист Влас Дорошевич писал, что ее глаза были «чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные… и говорили так, что могли даже отлично лгать».
Сонька постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость.
Жертвами мошенницы становились банкиры, иностранные дельцы, крупные землевладельцы, даже генералы – у одного из них, Фролова, например, на Нижегородской железной дороге она похитила 213 тысяч рублей… Кстати, она вообще питала особую слабость к Нижнему Новгороду – видимо, из-за знаменитой ярмарки, которая совершенно замечательным образом позволяла пополнить кошелек.
Но вернемся в многочисленные купе первого класса, где располагалась изысканно одетая Соня, называвшая себя непременно маркизой, графиней, титулованной богатой вдовой. С ее точки зрения, мужчины поразительно однообразны: так и летели на яркие лепестки. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Ускоряли сие одурманивающие духи летучим веществом, опиум в вине или табаке, а часто и в конфетах, бутылочки с хлороформом и тому подобное. У одного сибирского купца, у которого разгорелись глаза на маркизу-попутчицу, Сонька похитила 300 тысяч рублей (немыслимые деньги по тем временам!).
Слухи о ней пошли по миру. Ее приметы были известны, людей предостерегали, да они и сами стали осторожней. Кличка ее, обозначение невероятной удачливости, – Золотая Ручка – прилипла к ней, словно клеймо.
И вот однажды случилось то, что должно было случиться: легендарная удача изменила Соньке. Однако «подломили» ее не хитроумные и глазастые сыскари – «подломила» ее сама судьба. Соня влюбилась.. Она была уже, что называется, «взрослой женщиной», когда совершенно безумно влюбилась в Вольфа Бромберга, двадцатилетнего шулера и налетчика по прозвищу Владимир Кочубчик. Был он охоч до денег еще пуще, чем Соня, и она, воплощение алчности, порой упрекала в алчности его! Все же деньги – это было самое-самое главное, самое любимое в ее жизни. Они слишком тяжело ей доставались! И ей было невыносимо выбрасывать их, можно сказать, на ветер. И все же Соня никак не могла расстаться с Вольфом. Вот такая это штука – любовь…
Но она оказалась для Сони роковой.
В день ее ангела (бывшая Шейндля так привыкла к взятому себе имени, что искренне считала его своим и непременно праздновала 30 сентября, день Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи) Вольф презентовал ей бархотку с голубым бриллиантом. Бесценный камень был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня – и разницу ювелир уплатил наличными. Но через день Вольф тайно вынул камень из Сониной шкатулки и вернул ювелиру, объявив, что подарок не пришелся по вкусу даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома-то никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф «признался», что копию камня дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.
Ее арестовали по такой пошлой причине, как предательство любимого мужчины…
Судить знаменитую преступницу отвезли в Москву. Здесь, в окружном суде, разыгрывая благородное негодование, Соня не признавала ни обвинений, ни представленных ей вещественных доказательств. Отрицала показания свидетелей, которые опознали ее по фотографии. Заявляла, что знаменитая Золотая Ручка – совсем другая женщина, а она, честная вдова, жила на средства мужа, знакомых и поклонников.
Полиция готова была на все, только бы не выпустить из рук преступницу. Поэтому кто-то додумался подбросить ей революционные прокламации. Она возмутилась так, что от прокурора пух и перья полетели. Это было самое праведное на свете негодование, и много лет спустя присяжный поверенный А. Шмаков, вспоминая о том процессе, назвал ее женщиной, способной «заткнуть за пояс добрую сотню мужчин». Ее негодование против «крамольников» немало расположило к ней суд, но все же приговор был суров: «Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири».
Отдаленнейшим местом стала деревня Лужки Иркутской губернии, откуда летом 1885 года осужденная умудрилась сбежать. Но через пять месяцев она была схвачена полицией. Сонька слишком исстрадалась от убогой тюремной жизни и жаждала тех удовольствий, которые можно купить только за деньги. Большие деньги! Поэтому она очертя голову ринулась грабить ювелирные магазины, но от жадности не подумала о мерах безопасности так, как думала прежде. В результате была арестована уже спустя пять месяцев. На сей раз приговор был построже, да еще наказание за побег присоединилось – ее приговорили к трем годам каторжных работ и сорока ударам плетьми. Однако до наказания дело не дошло: даже в тюрьме Сонька не теряла времени даром. Воспользовавшись своим легендарным обаянием, она влюбила в себя тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Ради нее он был готов на все. Михайлов принес Соне платье и среди ночи вывел ее на волю.
Кстати, говорят, кнутом арестованную все же били, но на «кобыле», скамье для сечения приговоренных, извивалась не Соня, а какая-то другая женщина, которой Соня посулила большие деньги на воле. Опять же, по слухам, долг бы честно отдан: Соня совсем не хотела, чтобы ее хоть кто-то мог назвать сявкой.