Не бойся любви - Осборн Мэгги (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Вы жесткая женщина, Дженни Джонс!
— Вы и наполовину не представляете — насколько! Мой папаша колотил меня с тех пор, как только я научилась ходить. Единственный человек, которого я любила, мой третий брат Билли, умер, когда мне было девять, и умер из-за меня. Мать выгнала меня на улицы Денвера, едва мне исполнилось десять. С тех пор я сама заботилась о себе. Да, вы вправе утверждать, что я жесткая женщина.
В карих глазах синьоры Сандерс появилось сочувствие.
— Простите меня. Такого не заслуживает ни один ребенок.
— Вы собираетесь завтра умереть и сочувствуете мне? — Что-то резкое и болезненное шевельнулось у Дженни в груди. — Вы либо дурочка, либо лучшая из женщин, каких мне доводилось встречать.
Последние слова она произнесла шепотом.
Ужасная правда словно обручем стиснула ей голову. Эта милая, хрупкая женщина погибнет завтра поутру. Маргарита Сандерс встанет перед расстрельной командой вместо Дженни, потому что любит свое дитя больше всего на свете, больше собственной жизни. Она проведет оставшиеся ей немногие часы в хлопотах об освобождении Дженни и ее бегстве. Она попрощается с обожаемой дочерью. И при всем том она сочувствует убогому прошлому незнакомки.
— А что я скажу Грасиеле, когда она спросит, что произошло с вами? — с трудом сглотнув, спросила Дженни.
— Она взрослее своих лет. Я расскажу ей правду, — вставая с места, ответила Маргарита. Она отряхнула юбку, но собранная с пола грязь так и осталась на подоле. — Я не хочу, чтобы она упрекала вас за мою смерть. Она должна понять, что это был мой выбор.
— Предположим, что ваши кузены не убьют нас… и предположим, что Роберто умер или что-то в этом роде. — Дженни смущенно закашлялась. — Что, если Грасиела станет расспрашивать, какой вы были? Ведь я ничего о вас не знаю.
Маргарита перевела взгляд на решетку окна.
— Скажите ей, что я любила ее и ее отца. Скажите, что я старалась жить достойно и никому не причинять зла. — Она снова посмотрела на Дженни. — И еще скажите, чтобы она забыла меня и чтила женщину, которая ее вырастила.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Дженни мягко произнесла:
— А вы тоже твердый орешек.
— Убедите ее не погружаться в прошлое. Пусть живет и будет сильной, Дженни Джонс. Научите ее смеяться и любить. Если она этому научится и найдет свое счастье, то, где бы я ни находилась, я стану радоваться и тоже буду счастлива.
— О Боже. — Дженни утерла глаза грязной рукой. Сообразив, что Маргарита собирается обнять ее, она поспешно попятилась. — Я грязная и вшивая.
В глазах у Маргариты промелькнула усмешка, а на щеках появился слабый румянец.
— Сеньорита Джонс, — произнесла она с улыбкой, — вши не долго будут меня беспокоить.
Худыми руками она обхватила Дженни за талию и опустила голову ей на плечо.
— Спасибо, — прошептала она. — Я стану молиться за вас, Дженни Джонс.
Дженни взмахнула руками, а потом в свою очередь обняла Маргариту Сандерс, стараясь не слишком сильно сжимать тонкие, как у птички, косточки. Миниатюрность и хрупкость этого существа заставили Дженни почувствовать себя огромной и неуклюжей, словно новорожденный теленок.
Разомкнув объятия, Дженни, смущенная и тронутая, отступила и уставилась на сеньору Сандерс, стараясь хорошенько запомнить ее черты при слабеющем дневном свете.
— Я уверена, что так оно и будет. — Маргарита отошла к зарешеченной двери, собираясь с силами, чтобы позвать охранника. — Завтра на рассвете у нас не будет времени для прощания, так что я прощаюсь с вами теперь. — Она улыбнулась и взяла мозолистые руки Дженни в свои мягкие ладони. — нет слов, чтобы выразить мои чувства. Признательность. Уважение. Любовь. Эти слова не передают даже в малой степени того, что я испытываю по отношению к вам. Вы спасение моего сердца. Вы ответ на мои молитвы. Вы мать, которую я оставляю моей дочери…
— Паршивая мамаша, — пробормотала Дженни.
Маргарита с улыбкой сжала ее руки.
— Я думаю, вы будете удивлены, — ласково произнесла она, — но я уверена, что вы полюбите Грасиелу и, если вам суждено будет стать ей матерью, вы сделаете нашу дочь, вашу и мою, женщиной, которой мы обе станем гордиться. Я это знаю.
Дженни хотела сказать, что Маргарита попросту грезит, но удержалась. Если бедняге хочется убедить себя, что в Дженни таятся скрытые запасы материнских чувств, так и пусть ее. Дженни не настолько жестока, чтобы лишать эту женщину утешения в последние часы жизни.
С дребезгом распахнулась дверь. Охранник грубо отшвырнул Дженни в угол камеры, потом отступил в сторону и дал сеньоре Сандерс пройти.
Дженни вскочила на ноги и бросилась к двери. Ухватившись за решетку крошечного окна, она прокричала в душную вонь коридора:
— Я дала вам слово! Дала слово!
… До глубокой ночи Дженни сидела на голом матрасе, щелкала в полной темноте вшей и думала о женщине, которая на рассвете умрет вместо нее.
Думала она и о ребенке. О Грасиеле. И о двоюродных братьях-убийцах, которые погонятся за ними. С тяжелым сердцем размышляла и о том, что на ближайшие двенадцать лет, а может, и на более долгий срок она будет обременена ребенком.
«Я дала слово», — шептала она. Это было единственное, чем она могла заплатить за спасение своей жизни. И единственное, чего хотела от нее Маргарита. Обещание.
Если бы она имела обыкновение обращаться к Богу, она помолилась бы за Маргариту Сандерс. И может, добавила бы словцо-другое о самой себе и ребенке.
Глава 2
Тай Сандерс был в ярости.
Вот уже две недели ковбой питался черт знает чем, мылся и брился кое-как и ложем ему служили камни и песок пустыни. Удобная постель, ничего не скажешь! С тex пор как он пересек границу, у него крали лошадь дважды, приходилось покупать новую по цене, от которой он скрипел зубами. Иногда Тай сутки проводил в седле, ягодицы у него болели; большой палец на руке гноился — он занозил его шипом кактуса.
В довершение ко всем пакостям он не знал, где, черт его дери, находится. Карта, которую он захватил с собой, оказалась чудовищно неточной и, стало быть, бесполезной. Тай знал лишь одно: вот уже две недели, как он в Мексике. Пора найти хоть одну действующую железную дорогу.
Раздраженно теребя поля шляпы, он ехал верхом по самой середине пыльной улицы, которая разделяла жалкий маленький городишко на две залитые солнцем половины. Не было никакого признака железнодорожного вокзала. Кое-где мелькают люди, к счастью, не облаченные в мундиры. Можно надеяться, что стычки, вспыхнувшие на части мексиканской территории, этих мест пока не затронули. По мнению Тая, мексиканцы прямо созданы, чтобы убивать друг друга, а иначе им чего-то не хватает для полного счастья.
Он добрался до так называемого центра города, который представлял собой заросшую сорняками площадку возле церкви, что достойно украсила бы собой и город в десяток раз больший. Два старика дремали на скамейке под единственным деревом, росшим между этим местом и низкой цепочкой коричневых холмов.
— Эй, вы! Как называется этот город?
Испанскому языку Тай обучался в Калифорнии, и выговор его был далек от совершенства, однако он рассчитывал, что его поймут.
Один из стариков сдвинул сомбреро на затылок, открыв лицо, напоминавшее ссохшийся боб. Черные глаза обследовали пыльные башмаки Тая, его шляпу, седельные сумки и хмурое лицо.
— Мексла, сеньор.
Тай в жизни не слышал этого названия. На карте его не было. Где же он все-таки находится — заехал на двести миль в глубину Мексики или кружит вдоль самой границы? Тай снял шляпу и рукавом рубахи вытер пот со лба. Больше всего ему хотелось помыться и выпить чего-нибудь похолоднее.
— Есть здесь гостиница? Место, где можно получить постель и ванну?
Старик задумался над вопросом — плохой признак. Но в конце концов произнес:
— «Каса Гранде».
После этого снова надвинул сомбреро на нос и скрестил руки на груди. Разговор кончился.
