Пират моей мечты - Макгрегор Кинли (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
– Тоже мне писательница! – рявкнул Бенджамин. Эхо его недовольного голоса прокатилось по всей типографии. Серенити вздрогнула от неожиданности.
В помещении, кроме них, никого не было, и Серенити была уверена, что разговаривала с кошкой так тихо, что отец никак не мог ее услышать. Но оказывается, пока она читала рукопись, он подобрался к ней поближе. Мысленно отругав себя за то, что не подняла голову и не посмотрела по сторонам, прежде чем высказывать вслух сокровенное, она снова склонилась над работой.
– Тебе давно следовало бы нянчить моих внуков, – не унимался Бенджамин. Он подошел вплотную к ее столу и сердито подбоченился. – Вот тогда ты была бы счастлива. Делала бы дело, которое тебе под стать, а не мужскую работу, над которой нынче корпишь!
Он приподнял ее правую руку. Пальцы, указательный и средний, были густо усеяны лилово-золотистыми подсохшими чернильными пятнами.
– Нет, только посмотрите на это! Видит Бог, мне не следовало публиковать ни одной из твоих дурацких сказок. И подпускать тебя к типографии нельзя было! – Отпустив ее руку, он скорчил злобную гримасу. – А вместо этого я потворствую твоему упрямству и своеволию.
Серенити уже не раз доводилось участвовать в беспредметных спорах с рассерженным отцом. Она знала, что разумнее всего было смолчать, чтобы гнев его утих сам собой, но ей не хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним, и потому ответила:
– Если верить тебе, то жизнь в браке – нечто чрезвычайно заманчивое. Но скажи, отчего тогда на свете так мало счастливых пар? Почему?
Бенджамин Джеймс метнул на нее свирепый взгляд и хлопнул по столу ладонью с такой силой, что несколько листков бумаги сорвались с верхушек стопок и, кружась, упали на пол, а пестрая кошка испуганно вскинула голову, недоуменно воззрилась на Бенджамина и снова свернулась клубком на коленях у Серенити.
– Брось ты морочить мне голову этой новомодной риторикой насчет социальных реформ и прочего, девчонка! Это твоя леди Мэри…
– Мэри Астелл, отец, – поправила его Серенити.
– Да будь она хоть Девой Марией, мне все равно! – взорвался Бенджамин. – Мне твое упрямство поперек горла, вот что! Богом клянусь, я подыщу тебе мужа к концу нынешней недели!
Серенити на сей раз сочла за благо промолчать. Она закусила губу и опустила взгляд на рукопись. Кому как не ей было знать, что слова отца – пустое сотрясение воздуха? Никакого мужа ни в конце нынешней недели, ни на следующей, ни через год он ей не подыщет. Это исключалось. И Бенджамину Джеймсу сие было известно не хуже, чем самой Серенити. Даже при наличии достатка, пусть и небольшого, он не мог рассчитывать, что кто-то из молодых людей посватается к его дочери, которую городские кумушки за глаза величали не иначе как «эта разнесчастная девчонка бедняги Джеймса».
Серенити, словно наяву, слышала их пересуды: «Эту девчонку надо было сечь розгами, пока она была еще малышкой. А теперь что ж? Сейчас уже слишком поздно. Папаша нипочем не сыщет для нее жениха. Да и какому мужчине может понравиться этакая зазнайка, синий чулок? Разнесчастная девчонка бедняги Джеймса. Перестарок, некрасива, а зато сколько о себе мнит».
Ни один из мужчин, которых ее отец счел бы подходящей для нее партией, даже не взглянет в ее сторону. Им подавай невест помоложе. Совсем юных глупышек, жаждущих заполучить мужа, которому они с готовностью позволят заполнить пустоту своих голов и душ любой чепухой, какая только взбредет ему на ум.
Но она-то совсем иного поля ягода!
Серенити сокрушенно вздохнула. Она грустила не о том, что создана не такой, как большинство других девушек. Ей просто было горько оттого, что у них с отцом столь разные взгляды на ее жизненное предназначение, на ее будущее.
Когда же все это началось? Ведь было время, они с отцом хорошо друг друга понимали, воззрения их были одинаковыми, а взаимная любовь и уважение – безграничными. Бывало даже, он соглашался с ее мнением о роли женщин в воплощении в жизнь американской мечты. О праве женщин на серьезное образование.
Перемены, сначала едва ощутимые, стали совершаться после смерти матери. И тем не менее на первых порах он на свой манер поддерживал ее писательские амбиции. Несмотря на неизменное ворчание и едкие словоизлияния в ее адрес, он публиковал ее рассказы, и даже те из них, что были им изначально отвергнуты, впоследствии почти всегда появлялись на страницах «Курьера».
Возможно, это было глупо с ее стороны, но в душе она не сомневалась, что он ею по-своему гордится и именно поэтому позволяет работать в газете.
– Держи, – буркнул он, водружая еще одну стопку рукописей на ее стол, после чего, все с тем же выражением недовольства на лице, торопливо подошел к круглой вешалке, что стояла у входной двери. – Это нужно напечатать до конца недели.
– Хорошо, отец, – спокойно ответила она, глядя, как он всовывает руки в рукава плаща и заматывает шарф.
Прежде чем взяться за медную дверную ручку, он снова взглянул на нее с крайним раздражением.
Серенити указательными пальцами потерла глаза за стеклами очков, спустила кошку с колен на пол и выпрямила спину.
– И выгони вон эту побродяжку! – распорядился Бенджамин, выходя под дождь и сердито хлопнув дверью.
Прис задрала мордочку кверху и фыркнула с таким негодованием, как если бы поняла его слова.
– Не бойся, малышка, – улыбнулась Серенити. – Ты же знаешь, никто тебя и пальцем не тронет. – Кошка задрала хвост и гордо прошествовала в дальний угол типографии.
Внезапно Серенити уловила в воздухе резкий запах чернил. Ее охватила такая досада, что она на миг забыла даже о перепалке с отцом. Неужто она снова испачкала щеку или веко? Этого еще недоставало! В такой день, как нынче, когда ожидается столько гостей!
Предыдущее чернильное пятно украшало ее нежную кожу ровно месяц. А мистер Джонс, пекарь, принял его за синяк и потому стал раскланиваться с Бенджамином Джеймсом подчеркнуто сухо.
Вспомнив об этом, она весело рассмеялась. Ведь ее отец, каким бы ворчуном он ни был, никогда не распускал рук. Зато иные из его колких замечаний ранили ее больнее, чем удары плетью. Что правда, то правда. Она вздохнула.
Если бы только ей удалось доказать ему, да и всем остальным тоже, что Серенити Джеймс может быть таким же удачливым репортером, как ее брат Джонатан, и что она не менее талантлива как автор.
– О, Прис, – сказала она кошке, – чего бы я не отдала за хороший сюжет! Уж я превратила бы его в историю, которой зачитывалась бы вся страна!
Кошка сидела в уголке и сосредоточенно умывала мордочку черно-бело-рыжей лапой.
– Господи, кого я обманываю? – с тоскливой ноткой в голосе спросила она себя. – Кто, хотелось бы знать, преподнесет мне такой сюжет? Пустые мечтания! – Она провела по щеке краешком полотенца, смоченным скипидаром, и одновременно окинула взглядом стол, чернильницу, рукописи. – Тоска. Вся моя жизнь – скука смертная. Я, видите ли, имею право редактировать статьи, написанные мужчинами и для мужчин, но не должна даже помышлять о том, чтобы самой создавать их!
Видно, ей на роду написано жить и умереть здесь, в этой захламленной комнате, она просто обречена до смертного часа переворачивать листы и, вдыхая запах чернил и бумажной пыли, читать волнующие рассказы о необыкновенных людях, тогда как все из ряда вон выходящее, что суждено пережить ей, – это жалкие фейерверки в доках, которые устраивают по случаю национальных праздников. А если повезет, с горьким сарказмом подумала она, то Чарли Симмс вызовется сопровождать ее туда.
При мысли о неуклюжем хозяине бочарной мастерской она брезгливо передернула плечами. Малый по-своему неплохой, он ни в какую не желал понять, что ей неприятны его ухаживания, и к тому же имел отвратительную привычку давать волю рукам. И пахло у него изо рта премерзко. Любой скунс постыдился бы такой вонищи.
Протяжно вздохнув, она отложила полотенце и с завистью взглянула в окошко, стекло которого густо покрывали дождевые капли. Там, совсем недалеко отсюда, – доки, где вершат дела, прогуливаются и отдыхают люди, чья жизнь полна удивительных приключений. Люди, которые повидали на своем веку столько захватывающего, незабываемого, неописуемого…
