Соблазнительница - Лоуренс Стефани (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Пока что она поднялась на одну ступень — на одну высокую ступень — к своей цели.
Спустя пять часов Люк открыл глаза и вспомнил с ужасающей ясностью все, что произошло в парадном холле его особняка. Все, вплоть до своего неразумного поклона, а вот после этого он почти ничего не помнил. Он нахмурился, стараясь проникнуть сквозь туман, окутывающий эти последние мгновения, и извлек на свет божий неясное ощущение: Амелия, теплая, мягкая, женственная, прижимающаяся к его боку. Он вспомнил прикосновение ее руки к его груди…
И вдруг он осознал, что лежит под простынями голый.
Его воображение разыгралось, готовое дать себе волю, но его отвлек тихий стук в дверь. Дверь приоткрылась, впустив Коттслоу.
Люк кивнул ему и подождал, пока дворецкий закроет дверь, после чего сурово вопросил:
— Кто уложил меня в постель?
— Я, милорд. — Коттслоу сжал руки, глаза у него были настороженные. — Если вы помните…
— Я помню, что здесь была Амелия Кинстер.
— Это так, милорд. — Коттслоу явно испытал облегчение. — Мисс Амелия помогла вам подняться наверх, а потом ушла. Вам сейчас что-нибудь нужно?
Облегчение, которое испытал Люк, было ни с чем не сравнимо.
— Только воды для умывания. Я сейчас спущусь к завт раку. Сколько времени?
— Десять часов, милорд. — Подойдя к окну, Коттслоу раз дернул шторы. — Мисс Фоллиот прибыла и завтракает с мисс Эмили и мисс Энн. Ее светлость еще не спустились вниз.
— Прекрасно. — Люк улыбнулся. — У меня есть хорошая новость, Коттслоу. Не к чему и говорить, что об этом не должен знать никто, кроме вас и миссис Хиггс, если вы будете столь добры передать ей это.
Лицо Коттслоу, до того хранившее типичную для дво рецкого невозмутимость, посветлело.
— Ее светлость мне по секрету шепнули, что дело как будто пошло на лад.
— Именно так — наша семья снова на плаву. Мы перестали быть нищими, и больше того — наше финансовое положение таково, каким ему и следует быть и каким мы изображали его все эти годы. — Люк встретился с твердым взглядом карих глаз Коттслоу. — Нам больше не придется лгать.
Лицо дворецкого просияло.
— Хорошее дело, милорд! Я так понимаю, что какое-то из ваших рискованных капиталовложений оказалось успешным?
— Чрезвычайно успешным. Даже старый Чайлд изумился, до какой степени успешным. Это сообщение я получил вчера вечером. Тогда я не мог поговорить с вами, но мне хотелось сказать и вам, и миссис Хиггс, что сегодня я расплачусь с вами обоими за все то время, когда вам не платили жалованье. Без вашей преданной поддержки мы ни за что не продержались бы эти восемь лет.
Коттслоу покраснел и застенчиво произнес:
— Милорд, ни миссис Хиггс, ни я не торопим вас с деньгами…
— Да, вы были весьма терпеливы. — Люк обезоруживающе улыбнулся. — Мне доставит большое удовольствие, Коттслоу, наконец-то расплатиться с вами так, как вы оба этого заслуживаете.
Получив такую характеристику, Коттслоу снова покраснел и согласился с намерениями своего господина.
— Если вы оба придете в мой кабинет в двенадцать часов, вас буду ждать чеки.
Коттслоу поклонился.
— Спасибо, милорд. Я передам ваши слова миссис Хиггс.
Люк кивнул и смотрел, как Коттслоу выходит из спальни, тихо закрывая за собой дверь. Опустившись на подушки, он некоторое время с благодарностью и признательностью размышлял о своем дворецком и экономке, которые преданно поддерживали его семью в трудное время.
Отсюда его мысли переместились к перемене его обстоятельств, к его новой жизни… к событиям прошлой ночи.
Проинспектировав свое физическое и умственное состояние, он убедился, что с ним все в порядке. Кроме легкой головной боли, никакие последствия минувшей ночи его не беспокоили. Крепкая голова — единственное, что досталось ему от его расточительного предка. Впрочем, это полезная вещь. В отличие от остального наследства его отца.
Пятый виконт Калвертон был франтоватым, обходительным бездельником, единственным вкладом которого в семью были его удачная женитьба и шестеро детей. В сорок восемь лет он сломал себе шею, оставив Люку, которому тогда был двадцать один год, в наследство поместье, которое, как выяснилось, было заложено и перезаложено. Ни Люк, ни его мать понятия не имели, что семейные сундуки давно пусты. Проснувшись в одно прекрасное утро, мать и сын обнаружили, что они не просто бедняки, но бедняки, по уши увязшие в долгах.
Фамильные владения процветали и приносили доход, но все съедали долги. На жизнь вообще ничего не оставалось.
Над семьей нависла угроза банкротства и переселения в Ньюгейтскую долговую тюрьму. Люк, забыв о гордости, обратился к единственному человеку, который при желании мог их спасти. Роберт Чайлд, банкир, пожилой человек, принадлежащий к высшему обществу, почти удалился от дел, но сохранил свою хватку — никто лучше его не знал все лазейки в финансовом мире.
Он выслушал Люка, день размышлял, потом согласился помочь — поработать, как он выразился, его финансовым наставником. Люк был обрадован и удивлен, но Чайлд пояснил, что соглашается лишь потому, что рассматривает возможность спасти его семью как вызов обществу, как нечто, что слегка его развлечет в преклонные годы.
Люка не интересовало, чем руководствовался банкир, он был от души ему благодарен. Так началось то, что он считал теперь своим ученичеством в мире финансов. Чайлд оказался строгим, но на редкость сведущим наставником. Ученик же, следуя его советам, медленно, но верно продвигался к победе, сокращая размеры огромного долга, который грозил будущему их семьи.
К тому же он, его мать и Чайлд пришли к решению, что никоим образом, даже в мелочах, нельзя дать кому-нибудь повод заподозрить их в бедности, в какой сейчас находится семья. Надо сказать, что Люк и его матушка с радостью согласились бы на некоторые послабления, но Чайлд не шел ни на какие уступки — даже едва заметного запаха нищеты было бы достаточно, чтобы кредиторы насели на них. Если их тайна станет известна, то шаткий карточный домик, который они с Чайлдом так старательно возводят, чтобы оградить семью от кредиторов, тут же рассыплется в прах.
Изо всех сил стараясь сохранять видимость богатства, — даже счета их поначалу подписывал сам Чайлд, — им удавалось сохранять свое положение в свете. И год за годом их финансовое положение улучшалось.
В конце концов под руководством банкира долговое бремя уменьшилось настолько, что Люк занялся рискованными операциями. Он доказал свою способность вкладывать деньги в разные предприятия и получать с них большие прибыли. Это была опасная игра — но игра, в которой он преуспел. Результаты его последней операции превзошли самые дерзкие его мечты. Его корабль наконец-то достиг гавани.
Он скривил губы, мысленно оглядев прошедшие годы, — бесконечные часы, которые он провел, роясь в счетных книгах и сообщениях об инвестициях в своем кабинете, в то время как свет воображал, будто он развлекается с оперными танцовщицами и куртизанками вместе с прочей великосветской молодежью. Он научился получать удовольствие от самого акта созидания богатства, от понимания, что такое деньги и откуда они растут. От создания устойчивого положения для своей семьи. Это занятие было уже само по себе наградой за все прошедшие годы.
Прошло восемь лет, и вчера кончилась эпоха бедности, став последним днем в целом отрезке его жизни. Но он ни когда не забудет того, что узнал от Чайлда; он не собирался пренебрегать правилами, которыми руководствовался последние восемь лет, а также покидать арену, на которой он обрел не только неожиданный опыт, но и утешение для себя.
Сделав этот вывод, он двинулся дальше, устремив взгляд в будущее. Он начал обдумывать, чего же он хочет добиться от следующей стадии своей жизни, — в частности то, что предложила ему Амелия.
Все эти годы он гордо отвергал брак как способ наполнения семейных сундуков. Мать поддержала его, и Чайлд согласился с тем, что этот вариант следует оставить на самый крайний случай. Теперь он очень радовался, что ему так и не пришлось воспользоваться чужими деньгами. Не потому, как предположила Амелия, что он искал невесту побогаче, но по глубоко личной причине.
