Клятва над кубком - Виггз Сьюзен (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
Единственное, о чем он не сказал ей, так это о том, что не все шло гладко, как задумано. Оливер не мог понять, что именно не так, но его терзали недобрые предчувствия. Он не мог выбросить из головы Снайпса с его бесполезной скрюченной рукой и испуганными глазами.
– Мы можем всецело доверять ему, – сказала Ларк с явным облегчением.
– А как насчет меня? – спросил Оливер, чуть сжимая ей руку. – Мне ты можешь доверять?
– А когда было иначе? – удивилась Ларк. «Когда ты с презрением отвергала мою любовь, – хотел он крикнуть ей. – Когда принижала ее, говоря, что для меня это легко».
Но с его губ не сорвалось ни звука. Оливер почувствовал, что сейчас начнется сильный приступ. Земля под ногами бешено качалась.
Ларк хотела еще о чем-то спросить его, но Оливер сделал ей знак рукой замолчать. Через мгновение, показавшееся ему вечностью, он сумел выдохнуть.
Мимо проплыла баржа. Над рекой кричали чайки и коршуны. Лодка отвезла приятелей-картежников Оливера и вернулась. Гребцы, пошатываясь, стояли на причале, по очереди прикладываясь к большой бутыли. Тень от солнечных часов стала длиннее. Маленькая теплая рука Ларк лежала в его ладони, и он чувствовал, как под тонкой кожей пульсирует жилка. И еще он чувствовал, как его грудь медленно, дюйм за дюймом превращается в камень. Казалось, еще немного, и он не сможет вдохнуть.
Он должен сказать ей, пока не стало слишком поздно.
– Ларк?
– Оливер?
Они произнесли это одновременно. Ларк рассмеялась.
– Что ты хотел сказать?
– Сначала ты.
– Оливер, я... – она сделала глубокий вдох. – У нас будет ребенок.
Все замерло. Казалось, даже листья перестали дрожать на деревьях. Река остановила свой бег. Затем словно гром грянул у него в ушах. Ребенок! Восторг, страх, ужас и необузданная радость охватили его.
– Ребенок? – словно издали услышал Оливер собственный голос.
Она лучезарно улыбнулась:
– Да. Он родится в ноябре.
– Но это ведь меньше чем через пять месяцев. Сколько времени ребенок развивается в чреве матери? Десять месяцев? Год?
–Девять месяцев. – Ее, похоже, забавляло его невежество.
Оливер рассердился. Ларк столько месяцев скрывала от него свой секрет!
– Как давно ты узнала? Ларк опустила глаза.
– Я знаю об этом с тех пор, когда мы первый раз приехали в Линакр.
Темнота вокруг него сгущалась. Приступ неотвратимо надвигался. Страх перемешался с ярос-тью. Оливер схватил Ларк за плечи и повернул лицом к себе. На его висках выступил пот.
– Ты четыре месяца носишь моего ребенка и ничего мне не говорила?
– Я не знала, как сказать тебе об этом, как подобрать слова...
–Боже! Выходит, я последним узнаю, что скоро стану отцом?
– Нет, об этом не знает никто, кроме Джу-лианы...
– Боже, – снова прошептал он и больше не мог вымолвить ни слова.
Черная пустота поглотила его, сдавила грудь, не давая выдохнуть. Никогда еще у него не было такого сильного приступа. «Беги, – приказал он себе. – Она не должна этого видеть».
Почти ничего не видя перед собой, он побежал через сад к пристани и буквально рухнул на палубу лодки, взмахом руки приказав капитану и гребцам отчаливать.
Сквозь серую пелену он в последний раз взглянул на Ларк. Она стояла с широко раскрытыми, полными слез глазами. Плечи ее тряслись, губышевелились, но Оливер не слышал ни слова. Затем она одной рукой приподняла край юбки, другую в отчаянии прижала ко рту и бросилась к дому.
В эту ночь Ларк не могла уснуть. Она тихо поужинала с Ричардом, послушала, как он читает Святое Писание, и, извинившись, рано ушла к себе.
Завидев хозяйку, Нэнси Харбут оборвала на полуслове разговор с двумя рабочими, которые пытались лебедкой поднять ступеньки развалившейся лестницы, и заковыляла в спальню вслед за Ларк.
– Где он? – спросила старуха, постукивая по полу палкой и строго глядя на Ларк.
Ларк вздрогнула от сурового тона Нэнси. Наклонившись к ее слуховой трубе, она сказала:
– Не знаю. Твой белокурый любимец никому не может причинить зла, Нэнси, так что тебе не о чем беспокоиться.
Нэнси отложила палку в сторону и принялась расстегивать крючочки и развязывать тесьму на одежде Ларк.
– Ты рассказала ему наконец?
Ларк чуть запрокинула голову, чтобы Нэнси могла расчесать ей волосы.
– О чем?
– О ребенке.
Ларк резко обернулась к старухе, не замечая, что гребень застрял у нее в волосах.
– Как ты узнала об этом?
– Девочка, я прислуживаю тебе с тех пор, как ты здесь появилась. Я купала и одевала тебя, застегивала и расстегивала крючки на твоих платьях, стирала твое белье. Как же я могла не заметить?
– Ты ничего не сказала мне об этом.
–Это не мое дело. Но садовник видел, как хозяин неожиданно прыгнул в лодку, а ты стояла ни жива ни мертва. Поэтому я решила, что ты наконец все ему рассказала.
– Почему вы сердитесь на меня? – решительно спросила Ларк.
–Ты должна была его остановить, девочка. Ты должна была его остановить.
Сейчас, вспоминая слова Нэнси, Ларк с силой стукнула кулаком по подушке.
– Она сама отлично знает, – вслух произнесла Ларк. – Никто не заставит Оливера де Лэйси сделать что-нибудь против его воли.
Она свесила ноги с кровати и спрыгнула на пол. Нэнси всегда бранила ее за то, что она ходит босиком по холодному полу, но сейчас Ларк было все равно. Она ходила взад и вперед, твердя себе, что никто не заставит Оливера сделать что-нибудь против его воли. Что до встречи с Оливером ее жизнь была гораздо проще. Пока она не узнала, что значит любить мужчину. Пока не познала восторг будущего материнства. Ее жизнь теперь стала намного богаче. Этого она не могла отрицать.
В ней неразрывно сплелись боль и радость, которых не было раньше.Ларк попыталась вызвать в себе неприязнь к Оливеру, почувствовать себя оскорбленной его реакцией на новость, которую она ему сообщила. Но вспоминалось почему-то только приятное. Вот он смеется с кубком в руках. Грациозно склоняется к ее руке, приглашая на танец. Прижимает Винтера к стене, защищая ее. С гордостью представляет ее своим друзьям и семье. Возможно, он по-своему любит ее. Но достаточно ли велика эта любовь, чтобы ее хватило и их будущему ребенку?
Правда состояла в том, что он пугал ее своим взрывным характером, скачками от света к тьме, от муки к радости. Он, казалось, все ощущал гораздо острее, чем обычный мужчина.
Все, кроме ответственности за своего нерожденного ребенка, подумала она, падая на кровать и хмуро глядя в темноту.
Она стукнула кулаком по подушке и попыталась решить, как и когда она сможет простить Оливера.
Он провалился в темноту, где не было ничего, кроме боли. Грудь готова была разорваться, сердце стучало как молот, в голове горело.
Он не слышал ничего, кроме гула собственной крови в ушах, ничего не чувствовал, кроме боли, которая сжимала, сдавливала и трясла его, словно когти хищника беспомощную жертву.
Реальный ход времени не имел значения. Оно отмерялось бешеными ударами сердца и хриплыми, свистящими вдохами.
Значит, смерть, подумал Оливер, и в это мгновение все его мысли смела мучительная волна боли. Ничего больше не существовало, кроме неудержимого беззвучного внутреннего крика. Боль возобладала над всем остальным, и на гребне этой волны он взмыл, словно щепка в океане. Черная пустота вспыхнула огнем: кроваво-красным по краям и ослепительно белым в центре. Оливера окутала сладостная тишина, поглотившая все волнения и тревоги.
Словно из другого пространства и времени, он увидел себя, распутного мошенника, которому ничто и никто не дорог, кроме себя самого и своих удовольствий. Как глупо и нелепо он растратил жизнь. И сейчас, когда он открыл настоящую цель в жизни, когда он понял, что значат для него Ларк и их ребенок, как может быть прекрасна жизнь, она уходит от него, как вода сквозь пальцы.
И больше всего ему было жаль, что Ларк теперь никогда не узнает, каким человеком он мог бы стать.
