Бельканто на крови (СИ) - Володина Таня (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
— Апостол Павел сказал: любовь долготерпит, милосердствует и не мыслит зла. Помогите мне спасти Маттео.
Хелен повернула к нему страшную голову, вытянула костлявый палец и захрипела:
— Не вам читать мне Евангелие, барон Линдхольм! Вы тоже заслуживаете смерти! Дьявол прикинулся райским каплуном, а петушок оказался содомитом. Бог и вас покарает за разврат! Не надейтесь избежать божьего суда!
Знакомый пыл, знакомые слова!
— Хелен, ты разговаривала с графом Стромбергом? Это он тебе сказал, что Маттео меня преследовал? Ты говорила ему о крипте? Кто из вас предал Маттео?
А Хелен кашляла и кашляла. Брызги крови летели на одеяло и тяжело вздымающуюся грудь.
— Не предавала я его… Я его любила… — прохрипела она и обессиленная упала на подушку.
Мазини бросился к ней, подал стакан воды:
— Мы верим вам, Хелен, верим.
49
Обнажённый Маттео лежал на столе, голова кружилась от вина, а копчик больно упирался в деревянную поверхность. Между ног он чувствовал холод и онемение — неудивительно после долгого сидения в тазу со льдом. Маэстро рядом не было. Маттео остался наедине с хирургом, который выбирал подходящий нож, чтобы произвести кастрацию. Маттео знал, что это единственный способ избавиться от постыдного греха, захватившего над ним власть. Он должен отвергнуть вместилище порока, стать чистым и невинным навсегда. Не будет никаких желаний, тайных прикосновений и беспокойных снов. Маэстро — глупец, он не понимал, что значит любить кого-то неподходящего. Того, за любовь к которому господь карал смертью всех вокруг, не отделяя агнцев от козлищ: бедных крестьян, вольных рыбаков и даже босоногих детей, нырявших в море со скал. Горе тем, кто забыл уроки Содома! Наивный маэстро думал только о музыке, но Маттео знал: голос не важен, слава преходяща, и только душа человеческая вечна. Он боялся, что душа его будет гореть в аду до скончания времён. Ещё больше он боялся повстречать в аду Джино, который первым шагнул за край земной жизни. Нет ничего горше, чем видеть страдания друга и не иметь возможности помочь!
Врач тронул его за плечо:
— Выпейте до дна.
Не открывая глаз, Маттео выхлебал из стакана горькое питьё, и его закачало, как на волнах. Врач взял его лодыжки, широко развёл и подложил под ягодицы мягкую тряпку. Маттео задрожал, когда догадался, зачем она нужна — чтобы впитывать кровь.
— Я постараюсь не причинить вам вреда, но приготовьтесь, будет больно.
Сердце испуганно заколотилось, будто хотело выпрыгнуть из груди. Маттео вцепился в столешницу, чтобы не вскочить и не убежать. Его охватило трусливое малодушие, но он крепко зажмурился и принялся молиться. Да не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого!
Маттео ощутил, как врач потрогал его замёрзший пенис, а затем легко потянул за мошонку. Он замер, едва дыша. Острый нож надрезал кожу, и тёплые струйки крови потекли по ягодицам. От жгучей боли Маттео закричал, но врач невозмутимо продолжил операцию. Он резко сжал мошонку, и гладкие яички выскользнули наружу. Одним точным взмахом он отсёк их. Во рту у Маттео сделалось кисло, словно по глупости он сосал ржавый ключ, а в ушах зашумело море. Он не сопротивлялся. Пусть прибой унесёт его, как мёртвую водоросль, туда, где греет солнце и кричат чайки, где нет боли и греха, где ничего нет…
Внезапно что-то коснулось ануса, и Маттео вернулся в тёмную грязную комнатушку. Он непроизвольно поджался, хотя любое напряжение беспокоило свежий разрез.
— Чем сильнее вы зажимаетесь, тем больнее будет. Расслабьтесь.
Он плохо понимал, что происходит, но голос врача был убедителен и властен, и Маттео послушался. Чувствуя, как от смущения покраснели щёки, он расслабил мышцы внизу. Врач просто делал свою работу. Скоро он его отпустит, и у Маттео начнётся новая жизнь: простая и чистая. Он будет петь во славу господа и жить, как смиренный монах.
В срамное отверстие по-хозяйски скользнул палец. Невыносимо захотелось выдавить из себя чужеродный предмет, отстраниться от неприятно-ласкающих движений, но Маттео лежал смирно и только крепче сжимал край стола: он всё равно не смог бы напрячь задний проход, не потревожив ноющую ранку. Лечебные процедуры всегда болезненны. Когда его детский зуб не хотел выпадать, цирюльник засунул ему в рот жуткие щипцы и не вытаскивал, пока не завершил дело.
— Теперь придётся немного потерпеть, синьор Форти.
Ему показалось, что врач вставил в него не один палец, а целых три — таким растянутым он себя ощущал. Промежность горела огнём: и там, где кровоточил надрез, и совсем рядом — там, где рука врача бесцеремонно терзала узкое девственное отверстие. Странные судороги скручивали внутренности. Его распирало изнутри, и он подёргивался от неудобства. Ныло, щекотало, тянуло — всё сразу! Маттео не мог разобраться, что с ним происходит. Он привставал на пятках, чуть сползая с пальцев, но потом колени слабели, и он невольно оседал ещё глубже. Голова шла кругом, сердце бухало. Наверное, это нужно для успешной кастрации. Тысяче маленьких мальчиков это делали — никто не хныкал.
Он стойко переносил вторжение, пока оно не превратилось в мучительное трение. Маттео начал жалобно постанывать, чтобы показать врачу, что его терпение на исходе. Со стола не сбегал, но крутил задом в разные стороны, уклоняясь от особенно глубоких толчков, пронзавших живот до пупка. Правда, у него плохо получалось уклоняться. Почему-то он то и дело насаживался на таран со всего размаху, и в такие моменты всё внутри сотрясалось и хрустально звенело. В теле рождалось непонятное томление — не столько болезненное, сколько смутно-желанное. Рот высох, и Маттео часто облизывал шершавые губы. А врач, как нарочно, толкался всё сильнее и глубже, и каждый раз попадал в заветное местечко, где звенело слаще всего. Маттео перестал бестолково вертеться. Он нашёл удобную позу, и, замирая от предвкушения, ловил чудесные сотрясения. Боль отступила перед нарастающим ощущением чего-то неизбежного и головокружительного.
Вдруг пальцы остановились. Маттео ещё двигался, но ему не отвечали. Потом задний проход опустел, и из него вытекло что-то густое и тёплое, что смешалось с засохшей кровью на ягодицах. Маттео почувствовал досаду, и, сам не понимая, о чём просит, бессвязно простонал:
— Пожалуйста…
И, словно в ответ на невысказанную просьбу, в его влажный запачканный анус начало протискиваться что-то толстое, длинное и заострённое. Деревянный кол?! Маттео задохнулся от жара, охватившего внутренности. Руки отпустили края столешницы и накрыли пах. Никакой боли, одно удовольствие! Красные вспышки под закрытыми веками, напряжённые мышцы, тяжесть собственной плоти в руке. Он больше не думал ни о душе, ни о вечной жизни. Рай настиг его до срока. Маттео выгнулся на лопатках и широко развёл колени, чтобы открыться до предела, чтобы впустить этот кол ещё глубже. И он заполнил Маттео без остатка, остановившись у бешено стучавшего сердца, словно замерев перед финальным рывком. Маттео глухо завыл, безжалостно терзая пальцами твёрдую плоть, — отзывчивую, ненасытную, горячую. Он уже догадался. Он знал, что сейчас произойдёт.
— А мужества вам не занимать, — послышался знакомый бархатный баритон.
Маттео открыл глаза и посмотрел на врача. Кто это? Где он видел эти веснушки и блестящие зелёные глаза? Незнакомец поигрывал железным молотком и лучезарно улыбался. Пока Маттео вспоминал его имя, он размахнулся и ударил по тупому концу длинного осинового кола.
Маттео закричал от острого, пронзительного наслаждения и достиг кульминации.
Впервые в жизни.
Во сне.
50
— Итак, Мазини, что мы выяснили? — размышлял Эрик. — Клее хорошо знал, где искать доказательства, — он сходу послал солдат в крипту. Они нашли непристойную игрушку, молитвенник и кальсоны, которые подложили туда специально. О крипте знали два человека: я и Хелен. О том, что Маттео сам пришёл ко мне в спальню, знал только Стромберг. У него же остались кальсоны. Я Маттео не выдавал, значит, виноваты Хелен и Стромберг. Причём, они сговорились, потому что по отдельности не могли знать всю историю. Она разболтала ему о крипте, а он убедил её в том, что Маттео дьявол, который всех соблазняет. Он отдал ей кальсоны и благословил на предательство. А она донесла Клее. Всё сходится!
