Роковая любовь - Бурден Франсуаза (книга жизни TXT) 📗
Она обхватила его рукой за шею, встала на цыпочки и коснулась губами его губ.
– Вы уверены, что от этого не пострадает наша дружба? – шепнула она.
– Это смешно. Я не верю в такую дружбу, я только очень хочу вас.
Сомнения, которые поселились в нем в тот вечер, когда она подарила ему Лео, рассеялись. Он прижал ее к себе и жадно вдохнул аромат духов.
– «Шалимар»?
– Угадали. Вы знаток?
– Скорее любитель.
– Я останусь,– решила она.
Он подождал, пока она погасила свечи, взял ее за руку и повел в дом.
После просмотра, устроенного для телевизионных критиков, продюсер пригласил всех на небольшой фуршет, во время которого Лора откровенно скучала. Ею никто не интересовался, ни в качестве пресс-атташе издательского дома, ни в качестве спутницы Нильса – он и не подумал представить ее как таковую. Около полуночи они все же оказались вдвоем в ресторанчике на бульваре Сен-Мишель, где Нильс решился спросить ее, что она думает о фильме.
– Ты сделал неплохую работу,– уверила она его.– Сценарий слабый, а съемки, напротив, очень хорошие...
Ей хотелось продемонстрировать свое плохое настроение, наказать Нильса за то, что он игнорировал ее, но пару часов назад, в темном зале, она убедилась, что у него есть талант. До этого она и не задавалась этим вопросом, равно как и не проявляла желания посмотреть кассеты с его предыдущими работами. То ли от безразличия, то ли от боязни разочарования? В семье Казаль, пока не разразился адюльтерный скандал, Нильса считали оригиналом, фантазии которого не стоит принимать всерьез.
– Надеюсь, тебе удастся поставить полнометражный фильм,– искренне добавила она.
Последние несколько недель Нильс только и говорил о своем проекте, который наконец-то получил очертания благодаря спонсору, свалившемуся с неба, или, точнее, из Сарлата. Если верить агенту, достаточно одного, участвующего в финансировании, чтобы тут же привлечь всех прочих, так уж заведено в кино.
– Ты устала, Лора?
Он смотрел на нее с нежностью, а она подумала, что выглядит в последнее время неважно, потому что плохо спит, работает без удовольствия и все больше опасается за свое будущее.
– Пойду попрошу счет,– сказал он.
Конечно, счет-то он попросит, только кто будет платить по нему? Гонорара за фильм едва хватило, чтобы заткнуть дыры, и опять Нильс был на мели.
– Давай я заплачу,– предложила она обреченно.
Сколько времени она будет упорно спасать того, кого невозможно спасти? Нильс не был мужчиной ее жизни, и рано или поздно придется принять это. Если жизнь с Виктором казалась ей убийственно скучной, то и с Нильсом она не так много веселилась.
– Няня, должно быть, валится с ног от усталости,– сказал он, глядя на часы.– Пойдем, я сам заплачу, и давай подойдем к стойке, чтобы вызвать такси...
Лора взглянула на него в тот момент, когда он поднимался из-за стола, и нашла его очень привлекательным, таким же, как и в первый день их знакомства, когда она выходила замуж за Виктора. В одной руке Нильс держал кредитную карточку, а другой обнимал ее за талию. Может быть, она все еще влюблена в него... Но зачем-же тогда пыталась снова обольстить бывшего мужа? Да, именно это она делала в день школьного праздника. Чего она добивалась, когда склонила голову на плечо Виктора, там, на скамейке в школьном дворе? Хотела обрести уверенность? Хотела проверить свою власть над ним? И почему она так часто думает о нем? Гораздо чаще, чем тогда, когда они с Нильсом только приехали в Париж.
За окном такси, везущего их домой, тянулась набережная с подсвеченными зданиями. Как же она томилась без этого города! А теперь она и не ходит никуда, не пользуется им, не чувствует себя в нем счастливой. Рано или поздно она признается себе, что сделала плохой выбор. То, что прельстило ее в Нильсе, было эфемерным, а то, что она находила отталкивающим в Викторе, могло бы сделать ее счастливой на долгие годы. Но сейчас дверь, чтобы повернуть назад, была закрыта и жребий брошен.
Воспользовавшись тем, что в субботу нотариальная контора закрывается в шестнадцать часов, Виктор вызвал торговца подержанной мебелью, чтобы сбыть ему часть обстановки. С ностальгической ноткой он спустил с чердака зеркало на ножках и в последний момент решил оставить кресло-качалку, чтобы починить его и установить в комнате Тома. И, напротив, без всякого сожаления он наблюдал затем, как выносят старые кровати из мансарды, а также плетеные стулья и потертые ковры.
– А эта мебель? Вы и в самом деле не хотите ее продавать? – спросил торговец.
Он замер в дверях самой большой комнаты третьего этажа и с интересом рассматривал шкаф в стиле Людовика XV.
– Только со столом и стулом,– настаивал он.– Я дам вам за весь ансамбль хорошую цену.
– То есть? – нерешительно спросил Виктор.
Конечно, он не испытывал недостатка в комнатах для гостей на втором этаже и вряд ли станет использовать по назначению эту комнату, но идея полностью оставить ее без мебели совершенно ему не понравилась.
– Дерево покоробилось, вот трещины,– констатировал торговец, подойдя к шкафу. Видимо, дом не отапливался много лет, не так ли?
– Нет, но ему не давали промерзнуть.
– Три градуса зимой и тридцать под крышей летом! К несчастью, разница температур пагубна для старинной мебели, очень жаль...
Он провел рукой по петлям с видом знатока и открыл дверцы шкафа, чтобы осмотреть его внутри.
– Деревенский Людовик XV тоже имеет своих поклонников. Если его отреставрировать, он будет иметь хороший вид.
Поднявшись на носки, он принялся обследовать полки над отделением для платья.
– А! – победно воскликнул он.– Здесь всегда что-нибудь отыщется, эти полки такие глубокие!
Вытянув руку, он вытащил толстый черный блокнот, перехваченный резинкой, и протянул его Виктору.
– Это ваше! Ну, так что вы решили?
Виктор не ответил, впившись глазами в блокнот. Даже не открывая его, не зная, что там внутри, он был уверен, что его ожидает неприятный сюрприз. Он нервно сдернул резинку, откинул клеенчатую обложку и увидел на первой странице дату: 1970. Страницы были исписаны убористым почерком, он прочел наугад несколько строк.
– Если мы воспользуемся этим же грузовиком,– продолжал торговец,– я не буду с вас брать за транспортировку, и тогда это будет... Ага, тысяча восемьсот евро за все!
В повисшей тишине Виктор продолжал листать блокнот, затаив дыхание и выхватывая глазами отдельные фразы.
– Поверьте, это очень приличные деньги, учитывая стоимость реставрационных работ.
Виктор не слушал его. На висках у него выступили капельки пота, а сердце бешено билось.
– С вами все в порядке? – забеспокоился торговец.
– Нет, нет... Ничего... Это семейные воспоминания.
Должно быть, он побледнел, потому что торговец смотрел на него с возрастающим любопытством.
– Да, иногда такое находится... Знаете, даже деньги, изъятые из обращения много лет назад! Пожилые люди обожают прятать вещи. В таком доме, как ваш, вы могли бы играть в охотника за сокровищами.
На этот раз Виктор в упор посмотрел на торговца.
– Что касается мебели,– сказал он, разделяя слова,– я не могу принять решение сейчас, я должен поговорить об этом с братьями. Если они согласятся, я с вами свяжусь.
Он резко захлопнул блокнот и отвернулся, крепко сжимая его в руке. Ему стоило больших усилий дождаться отъезда этого человека, не слишком выказывая нетерпение, но, едва грузовик скрылся за поворотом аллеи, он поспешил на кухню. Это было то место в доме, где он чувствовал себя лучше всего, защищеннее всего, а он знал, что защищенность будет ему необходима, заранее холодея от предстоящего испытания.
Виктор бросил блокнот на стол, не решаясь немедленно столкнуться с правдой, которую предчувствовал. Он раздумывал несколько секунд, а потом дотянулся до телефона и набрал номер Максима, но автоответчик сообщил, что семьи Казаль нет дома. Он мог бы позвонить Максиму на мобильный, но не хотел портить ему вечер. Скорее всего, он с Кати и детьми был в ресторане, как обычно по субботам, и лучше было оставить его в покое. В конце концов, никакой срочности нет, готовая обрушиться на них катастрофа опоздала на тридцать лет, так что один день ничего не менял.
