Катрин и хранитель сокровищ - Бенцони Жюльетта (библиотека книг .TXT) 📗

— Кажется, я знаю, что собирается делать мой кузен, объяснила она Катрин совершенно спокойно. — И как раз принимаю некоторое меры предосторожности.

В этот момент внизу послышалось пение церковного гимна, за которым последовал скрип монастырских ворот, открывшихся настежь. Все три женщины одновременно перегнулись через стену. Ни один из мужчин внизу не смотрел в их сторону. Казалось, они окаменели перед видом, который открылся их глазам. Три монаха в черных одеяниях выходили из ворот аббатства и во весь голос пели:» Libera me de sanguinibus, Deus, Deus salutis mea et exultabit lingua meajustitiam tuam!..« 8 Монах, шедший в середине, нес большой дубовый крест. За ним с распятием в руках, в митре на голове и в расшитом золотом облачении, покрывавшем его с ног до головы, шел аббат. Его вид был так величествен в великолепии его церковных одежд, что бандиты, будто завороженные, один за другим начали спешиваться. Некоторые из них упали на колени. Только Гарэн и Бегю же Перуж оставались в седлах. Казалось, они превратились в изваяния.

Аббат с крестом приблизился к ним, прошел близко от них, но они даже не пошевелились.

Со стены, глубоко взволнованная, Катрин наблюдала, как Жан де Блези склонился над несчастными поверженными, чьи страдания еще не окончились.

Теперь, когда пение монахов и крики бандитов затихли, были слышны их слабые стоны. Аббат поднял свою тонкую руку и начертал знак креста на искаженных болью лицах. Сквозь слезы, застилавшие ее глаза, Катрин видела, как губы аббата произносили слова отпущения грехов, а рука поднялась в жесте прощения. Затем аббат повернулся и пошел прочь. Из-за его спины выступил человек. На нем был кожаный фартук, и он держал нож. Лезвие блеснуло дважды и поразило оба сердца. Стоны затихли. Голгофа маленькой чародейки и высокого старика из леса закончилась.

Не оглядываясь на палача, аббат монастыря Сен-Син медленно шел к аббатству. Большие ворота закрылись за ним. Лучники Эрменгарды опустили свои арбалеты.

Мертвая тишина опустилась на окутанные темнотой деревню и долину, над которыми нависла угроза. Катрин и Эрменгарда вернулись в комнаты. Катрин плакала не переставая, крупные слезы катились по щекам графини.

— Если бы они тронули хоть один волос на голове аббата, — жестко сказала Эрменгарда, — им не удалось бы долго прожить, чтобы похвастаться этим! Одна из этих стрел предназначалась для Гарэна, другая — для Бегю де Перужа.

Эта ночь была для Катрин одной из самых мучительных, она много плакала. Ее охватил ужас оттого, какую угрозу представляет ее присутствие здесь для деревни и аббатства. В своем отчаянии она даже решила сдаться, когда придет назначенный час, и покончить со страхами и борьбой раз и навсегда. Гарэн наверняка победит — так какой смысл во всех этих страданиях? Зачем подвергать невинных людей такой опасности? Ужасная смерть Жерве и Пакеретты, которых мучили, ослепили, тащили, как скотину, внушала ужас и сожаление. Пакеретта предала ее, это правда, но ведь сначала она приняла и опекала ее. Ревность толкнула ее на предательство, но такого жестокого наказания она не заслуживала. Катрин не хотела увидеть дома Сен-Сина в огне. Она была глубоко убеждена, что ради нее не должна быть пролита кровь, и намеревалась вернуться к мужу. По правде говоря, она была так разбита и истерзана последними событиями, что жизнь казалась ей малопривлекательной.

Эрменгарда между тем не спускала с нее глаз. Графиня чувствовала, что происходит в душе молодой женщины, и следовала за ней как тень. Когда Катрин наконец попросила графиню оставить ее одну, та вышла из себя.

— Дорогая, в этой истории дело уже не только в тебе.

Я надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что ты теперь имеешь второстепенное значение. Если бы Гарэн мирно предстал перед воротами аббатства, вежливо поговорил с моим кузеном и попросил вернуть ему его жену, Жан не смог бы отказать ему в том, чтобы, по крайней мере, поговорить с тобой, и этот разговор определил бы дальнейшие события. Но вместо этого Гарэн приходит вооруженным до зубов, в компании отъявленных бандитов, и изрыгает угрозы и оскорбления. Этого мы не можем вынести. Наша честь поставлена на карту. Никто не смеет безнаказанно угрожать Блези, и тем более Шатовилэнам.

— Но что теперь будет? — простонала Катрин, вытирая слезы, заливавшие ее лицо.

— Честно говоря, я не знаю. Подождем — увидим. Монастырские стены достаточно крепки, чтобы выдержать осаду. Я не заметила у бандитов никаких осадных орудий, никаких таранов или башен на колесах. Поэтому в принципе мы можем чувствовать себя в безопасности, пока выдержат ворота. Задача в том, как защитить деревенских жителей от ярости этих дьяволов…

— Единственное возможное решение, это чтобы я…

— Прекрати повторять одно и то же, — устало сказала Эрменгарда. — Я тебе говорила, что ты должна остаться здесь, даже если мне придется запереть тебя на ключ своими собственными руками. Предоставь аббату поступать так, как он считает нужным. Ты видела, как он недавно справился с ситуацией. Во всяком случае у тебя будет достаточно времени, чтобы все обсудить с Гарэпом на рассвете, но только со стены. А пока успокойся. Я понимаю, что никто из нас не сомкнет глаз этой ночью, так что самое разумное, что мы можем сделать, это пойти в часовню и помолиться. Моя интуиция подсказывает, что если ты сдашься Гарэну, положение не изменится — эти люди жаждут крови!

Ее доводы были неопровержимы, так что Катрин опустила голову и последовала за Эрменгардой. Когда они направились к огромной, еще не достроенной церкви аббатства, они увидели, что там кипела бурная деятельность. Во внешнем дворе горели большие костры, па которых грелись громадные железные чаны, куда монахи по очереди выливали кувшины с маслом и растопленной смолой. Они выносили вилы и косы из сараев, молотки и острые инструменты из мастерских. Жан де Блези был в центре этой деятельности, его ряса была подоткнута за ремень, открывая высокие сапоги с золотыми шпорами. Прежде чем принять духовный сан, он был посвящен в рыцари. Аббат монастыря Сен-Син был особым человеком. Кровь рода воинов, из которого он происходил, звала его к действию. Если Бегю де Перуж и Гарэн де Брази посмеют напасть на дом Господа с огнем и мечом, то они будут встречены огнем и мечом!

Божий человек преобразился в воина, а его монахи, без сомнения, увлеченные перспективой отчаянного и опасного приключения, разнообразившего их повседневную жизнь, протекавшую в трудах и созерцании, присоединились к нему с энтузиазмом. Среди этих бледных бургундцев не было ни одного, который не чувствовал бы в себе бушевавшей души тамплиера… двор был заполнен бритыми головами и черными рясами, заткнутыми так же, как у аббата, открывавшими их мускулистые ноги и большие ступни в сандалиях, которые делали их широкими и плоскими. После заутрени — ибо Жан де Блези не хотел, чтобы в этом возбуждении монахи забыли Бога, — аббат созвал военный совет, на котором сообщил высшим духовным лицам монастыря о дальнейших предпринимаемых мерах. Разумеется, три женщины на совете не присутствовали.

В часовне Катрин опустилась на колени рядом с Эрменгардой, которая горячо молилась, обхватив голову руками, и без успеха попыталась обратить свои мысли к Богу. Ее мучила непреодолимая боязнь того, что должно было случиться. Слабый шум, проникавший через толстые стены церкви, только усиливал ее страх. Она знала, что аббатство может себя защитить, что его стены крепки и Бегю де Перужу будет трудно их проломить. Жан де Блези был решительным человеком, а его монахи — мужественными и храбрыми. Но она не могла не тревожиться за судьбу несчастных жителей деревни. Она чувствовала, какой ужас должны они испытывать, сознавая свою беззащитность перед этой кровожадной бандой грабителей. Они уже видели пример их нечеловеческой Жестокости по отношению к Жерве и Пакеретте и могли предполагать, что ожидает их после рассвета. И все это из-за женщины, которая убежала от своего мужа. Сколько их, кому суждено погибнуть от огня и ножа, умрет, проклиная ее имя?