Крепостная маркиза - Шкатула Лариса Олеговна (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Но Соня выдохлась. Да, она устала бороться с самой собою. Мало ли запретов уже нарушила она!
Тех, что прежде и в мыслях нельзя было нарушать.
Скоро ей будет двадцать шесть лет…
Она лишь хотела сказать, чтобы он задул свечу, последнюю из тех, что горели в канделябре, но не успела. Поцелуй, которым он заглушил ее слова, унес последние остатки здравомыслия…
16
Это был ее мужчина. Теперь Соня могла сравнивать. Григорий — ее первый мужчина и муж — не шел ни в какое сравнение с Патриком. На мгновение у нее мелькнула мысль, что Версаль научил его многому. Гораздо большему, чем ее. Ну и что ей до этого?
Кокетка… Нет, кокотка… Падшая женщина… Запятнавшая свою честь некогда порядочная женщина…
Соня лежала в постели и лениво перебирала эти слова, примеривая их на себя, но как-то отстраненно, вроде со стороны. То есть так стали бы говорить о ней в петербургском свете. Если бы узнали. Но ведь могут и не узнать! Кто бы о ней что-то рассказал, появись она вновь в Северной российской столице?
Ну вот, теперь она додумалась до того, что главное не сам грех, а то, что о нем узнают люди.
Прежде княжна слышала, что англичане в постели сухи и даже бесчувственны. Словно не любовью занимаются, а воюют. Мужчины сосредоточены и всякое встречное движение женщины расценивают как непотребство. Якобы англичанки должны лежать под ними без звука и движения… Помнится, в Версале Жозефина д'Аламбер рассказывала ей анекдот, в котором супруг возмущенно спрашивал у жены: «Дорогая, вы никак пошевелились?!»
Странно, Соня так мало была знакома с Жозефиной, а вспоминает ее до сих пор. Эта юная француженка, в равной мере простодушная и развращенная, — настоящее дитя нравов, царящих при дворе.
Хотя говорили, что его не сравнить с двором Людовика Четырнадцатого, но Соне надолго хватит впечатлений, полученных и при этом дворе.
На отношения между мужчиной и женщиной Жозефина смотрела так же легко, как на ежедневное принятие пищи. Тогда Соня слушала ее вполуха, мысленно отвращаясь от пикантных подробностей.
А впрочем, какая разница, откуда Патрик почерпнул свои знания, если он доставляет Соне просто неземное блаженство? Подумать только, не будь она… несколько легкомысленной, могла бы никогда и не узнать, что по-настоящему происходит между мужчиной и женщиной. Такое, что они потом готовы умереть в объятиях друг друга…
Что-то она все о смерти! Откуда пришли к Соне эти мысли? Наверное, от смеси неведомого прежде восторга и раскаяния, которое все еще не отпускало Соню, грозя ей, что она будет гореть в геенне огненной, как неверная жена.
С чего все это началось? Ну да, Патрик стал ее утешать. И целовать. И она потянулась к нему за утешением. В первом взрыве страсти сгорели все ее прежние страхи, но… пришли новые. Например, в какой-то момент Соне показалось, что кто-то приоткрыл дверь в гостиную.
Патрик ничего не заметил, а уж он — прирожденный следопыт и, надо думать, обладает совершенным слухом…
Вот, Соне уже что-то кажется. Но все же она готова была поклясться, что слышала не только скрип двери, но и удаляющиеся легкие шаги. Даже успела подумать: хорошо, что Патрик в своем нетерпении не стал ее раздевать, а как-то ловко поднырнул под ее юбки… Краска залила лицо Сони при одном воспоминании о случившемся в гостиной.
Потом Патрик, держа в руке канделябр с той самой единственной свечой, проводил Соню до ее опочивальни, но не остался за дверью, а вошел вместе с нею, чтобы уже среди полотна и кружев продолжить то восхитительное действо любви, которому Соня отдалась со всем своим нерастраченным пылом.
— Теперь я могу и умереть, — сказал Патрик, слегка нависая над лежащей Соней и вглядываясь в ее лицо, словно хотел отпечатать его в своей памяти навечно.
Ну вот, он тоже о смерти. Неужели взрыв страсти так силен, что его и вправду сравнивают со смертью?
«Экстаз — малая смерть» — так говорила уже упомянутая Жозефина.
Полумрак с дрожащим пламенем единственной свечи придавал облику княжны еще больше таинственности, и у Патрика отчего-то щемило сердце. Странно, что он не постеснялся Соне в том признаться.
Говорил, что она подарила ему самые сладостные ощущения, каковые только мог испытать мужчина.
Она не была искушена — он видел искушенных женщин, но она была честна с ним, не старалась выглядеть в его глазах лучше, чем была. Хотя, по его мнению, лучше быть невозможно.
Он чувствовал, Софи сожалеет о том, что не девственна, но для Патрика это не имело значения. Он даже не хотел знать, как это случилось, его интересовало совсем другое: разделяла ли она с ним те же чувства?
— Только не это, Патрик, умоляю!
— О чем ты умоляешь, моя дорогая?
— Не надо говорить о смерти теперь, когда мы нашли друг друга.
— Я только хотел сказать, что лучше этого у меня ничего в жизни не было и, наверное, не будет.
— Как и у меня! — выдохнула Соня.
Озарение. Опять Соню посетило озарение — а как по-другому его можно назвать? Они лежали в постели и молчали, а она вдруг будто услышала мысли Патрика.
«Значит, бог наконец сжалился надо мной и послал мне женщину, которая может дать то, чего я прежде был лишен? Точнее, давно был лишен. После смерти моей дорогой, обожаемой Джейн.
Она не должна упрекать меня там, на небесах.
Когда она умерла, я думал, у меня в жизни больше ничего не будет. Судьба уже давала мне шанс, когда благодаря одной своей мужской силе я мог добиться всего, о чем можно только мечтать. Но тогда это было бы предательством по отношению к памяти Джейн.
А сегодня… Надо жить. Умирая, Джейн повторяла именно это: «Не оплакивай меня слишком долго, Патрик. Живым — живое».
Она была благородной женщиной».
Патрик обнял Соню со всем пылом, который полыхал в нем, и прижал к себе. Никогда он ее не отпустит и никому не отдаст, пусть даже тот, бросивший ее проходимец, опять появится в Дежансоне!
Она думала о том же. Не вспоминать бы. Не думать обо всех ошибках, которые она успела сделать.
Пусть бы так оставалось всю жизнь. Соня мысленно твердила это, как заклинание, но в ее душе не было ни покоя, ни умиротворенности — только тревога.
Она так вслух и сказала:
— У меня отчего-то дурные предчувствия. Словно недолго нам наслаждаться нашим счастьем.
Соня видела, как расширились у него глаза, как на лбу появилась вертикальная морщинка.
— Почему ты думаешь об этом? Считаешь, что я не смогу защитить тебя в случае опасности? И откуда она может нам угрожать?
— Я боюсь, что явится некто, кто предъявит на меня свои права, — с тяжелым вздохом ответила Соня.
— Кто же может дать ему такое право? — гневно поинтересовался он.
— Люди. Закон. Бог, — сказала она, и на его руку, которую Соня в волнении прижала к своему лицу, упала горячая слеза. Не слишком ли часто она сегодня плачет? — Я ведь говорила тебе, что теперь замужняя женщина, и то, что произошло между нами, расценится людьми как прелюбодеяние.
— Думаю, твоя ноша, дорогая, станет куда легче, если ты попробуешь разделить ее со мной, — наконец мягко отозвался он. — Куда страшнее было бы нам не найти друг друга и продолжать жизнь в обществе людей чужих и постылых. Теперь же нас двое, и вместе мы что-нибудь обязательно придумаем.
— Подумать только — всего одна ошибка, но как дорого она может нам обойтись! — продолжала сокрушаться Соня. — Не хочу себя оправдывать, но до моего приезда во Францию я жила тихо и незаметно… Нет, вру, уже в Петербурге кто-то будто наслал на меня силы зла, потому что я нечаянно украла жениха у одной достойной девушки…
Патрик отстранился от Сони и удивленно всмотрелся в ее красивое лицо. Она всегда казалась ему такой чистой, такой невинной. И тогда, когда умело противостояла ловеласу Жозефу Фуше и посулам Жозефины д'Аламбер. Не то чтобы он разочаровался в Софье, но озадачился. Впрочем, он тут же пояснил себе, что тем интереснее будет ему узнавать ее, такую разную и неожиданную.
