Достоинство - Фэйзер Джейн (книги полностью .txt) 📗
— И вашей женой непременно должна стать леди Лидия? — Джулиана явно выходила за рамки дозволенного, но уже не могла остановиться.
— Послушай, моя дорогая, это обычный брак по расчету. Люди моего круга не женятся по другой причине. Для наслаждения, страсти, даже любви существуют любовницы. Я надеюсь, ты понимаешь меня?
— Да, понимаю. А у вас есть еще любовницы? Или… может быть, женщина, которую вы любите? — Джулиана опустила глаза и перебирала кружева на покрывале.
Лицо Тарквина вдруг стало каменным, глаза пустыми, а в голосе зазвенели металлические нотки.
— Дорогая моя, любовь — это недоступная роскошь для человека моего положения, и я обхожусь без нее.
— А почему без нее надо обходиться? — Джулиана взглянула на графа, почувствовав горечь в его словах, которую не могла скрыть внешняя бесстрастность.
— До чего же ты любознательна! — Тарквин прочел в ее глазах искреннее любопытство. — Если человек наделен властью и богатством, он не вправе доверять людям, которые его окружают. А если в сердце человека поселяется недоверчивость, места для любви в нем уже не остается.
— Какой ужас! — Джулиана коснулась руки графа и с неподдельным состраданием поинтересовалась: — Значит, вы встречали людей, которые притворялись, будто любят вас, а на самом деле преследовали корыстные цели?
Тарквин задумчиво посмотрел на девушку и вновь подивился: почему он говорит с ней об этом?
— Да, — ответил он беззаботно. — Тогда я был молод и глуп, но зато хорошо усвоил преподанные мне жизнью уроки.
— По крайней мере они хоть притворялись, что любят вас, — грустно сказала Джулиана. — А вот меня никто никогда не любил и даже не делал вид, что любит. И еще неизвестно, кому из нас было хуже.
— Не может быть, — возразил граф, потрясенный таким откровенным заявлением юной прекрасной девушки.
— Да, — настойчиво твердила Джулиана. — Я никогда никому не была нужна. Кроме сэра Джона, конечно. Я думаю, что по-настоящему нравилась ему… хотя, возможно, это было всего лишь вожделением. Джордж как-то сказал мне, что отец на старости лет рехнулся и преследовал девочек-школьниц.
Тарквин наклонился к ней и взял за подбородок, чтобы поймать ее взгляд.
— Ты нравишься мне, Джулиана.
Она ела глазами его лицо, стараясь понять, зачем ему понадобилось кривить душой, ведь она не искала в нем ни жалости, ни сочувствия. Черная бездна сияющих глаз Тарквина была непроницаемой и безответной, загадочная улыбка заставила ее почувствовать себя неуютно. Джулиана собралась с духом и одним махом разрушила гипнотическое влияние этой улыбки.
— И все же, куда вы поселите меня, когда леди Лидия станет графиней и войдет в этот дом?
— Я никуда не намерен тебя переселять, — ответил Тарквин, выпуская ее подбородок. — Разумеется, если ты родишь Эджкомбу наследника, тебе будут отведены покои как здесь, так и в загородном доме. Если тебя не устраивает мой дом, ты можешь переехать отсюда и жить отдельно. Но ребенок останется здесь.
— А если у меня не будет ребенка?
— По-моему, мы уже обсудили эти вопросы с Коплетвэйтом, разве не так? — В голосе графа слышалось нетерпение.
— Да, но мы не учитывали то, что вы собираетесь жениться.
— После моей свадьбы… после смерти твоего мужа… родишь ты ребенка или нет — ты вольна жить здесь на правах жены, или вдовы виконта Эджкомба, — взяв себя в руки, спокойно разъяснил Тарквин. — Ребенок, если таковой родится, при любых обстоятельствах будет жить со мной. Если у тебя не будет ребенка, соглашение все равно останется в силе. Если он родится, а ты захочешь жить отдельно, ты можешь уехать, но не прежде, чем официально откажешься от прав на него в мою пользу. Теперь, я надеюсь, понятно?
— Прошу прощения, ваша светлость. Наверное, я немного бестолкова.
— Да нет, ты просто не о том думаешь.
Джулиана старалась подавить горькую обиду, захлестнувшую ее сердце. Все ее существо возмущалось против такого холодного, рационального ограничения ее материнских прав. А вдруг она поссорится с графом и окончательно порвет с ним отношения? Как после этого она останется в его доме? А с другой стороны, разве решится она на то, чтобы уехать и бросить своего ребенка на его попечение?
Разумеется, граф Редмайн относится к ней и к ее будущему ребенку как к собственности. Ни для кого не секрет, что женщин продают и покупают на любой ступени общественной лестницы. Голодающие оборванцы продают своих жен и дочерей за кусок хлеба на рынке. Высокородных принцесс отправляют в чужеземные страны, чтобы кровными узами скрепить мирный договор между враждующими государствами. Джулиана прекрасно понимала это. Такова реальная жизнь, которую познаешь с колыбели, но с которой очень трудно мириться, если она касается тебя самого.
Тарквин обеспокоенно смотрел на притихшую Джулиану, которая, очевидно, витала мыслями очень далеко.
— Какие у тебя на сегодня планы? — поинтересовался он, аккуратно меняя тему разговора.
Вопрос вывел ее из задумчивости и вверг в замешательство. Джулиана привыкла к тому, что ее временем и желаниями распоряжались другие: так было в доме сэра Форсета, так было и на Рассел-стрит. Ей не приходило в голову, что, заключая сделку с графом Редмайном, она действительно обретет свободу и независимость.
— Я еще не знаю, — ответила Джулиана.
— Ты ездишь верхом?
— Да. Зимой в Хэмпшире, когда дороги развезет, только на лошади и можно проехать.
— Ты хотела бы иметь свою лошадь?
— А где здесь можно на ней ездить?
— Например, в Гайд-парке, там прекрасное место для спокойных прогулок шагом и рысью. А если хочется устроить скачки, то лучше это сделать в Ричмонде. — Тарквин с удовольствием наблюдал за тем, в какой восторг пришла Джулиана, когда он заговорил о лошадях. Как легко и приятно было ему радовать эту девушку! Но как легко ее можно было обидеть! — Если хочешь, я завтра же закажу тебе лошадь в конюшнях Таттерсэлс.
— А можно я сама поеду туда и выберу? — Джулиана откинула покрывало и вскочила с кровати. Прозрачная ночная рубашка подчеркивала ее соблазнительные формы.
— К сожалению, нет. Леди, как правило, не посещают конюшни. — Тарквин не спускал глаз с округлых холмиков ее грудей и темных сосков, различимых сквозь тонкую ткань.
— Но ты вполне можешь довериться моему умению разбираться в лошадях, — медленно произнес Тарквин и после паузы добавил: — Сними рубашку.
— Сюда в любой момент могут войти, — ответила Джулиана, облизнув пересохшие от волнения губы.
— Делай, как я говорю, — срывающимся от внезапно нахлынувшего вожделения голосом сказал Тарквин.
Джулиана послушно развязала ленты у воротника и стала медленно разоблачаться, чувствуя, что Тарквину нравится смотреть, как постепенно обнажается ее тело. Когда она наконец разделась и предстала перед ним нагой, Тарквин даже не попытался приблизиться к ней, только пожирал ее глазами, а потом промолвил:
— Повернись спиной.
Не сводя глаз с Тарквина, Джулиана неторопливо повернулась, ощущая, как по телу разливается тепло, словно он ласкал ее не восхищенным взглядом, а умелыми, сильными руками. Он развязал свой халат неуловимым движением, потянув за конец пояса, и подошел к ней сзади. Положил руки ей на талию, потом сжал нежные груди, и Джулиана почувствовала прикосновение набухшего фаллоса к своим ягодицам. Он провел рукой по ее животу, потом по плавному изгибу бедра. Когда его пальцы скользнули во влажную, разгоряченную бороздку, у Джулианы перехватило дыхание и закружилась голова. Сладостное желание наполнило лоно, адским жаром разлилось по жилам. Она потянулась к нему, ласками выражая готовность и нетерпение принять его в себя.
— Упрись руками в кровать.
Джулиана ощутила на шее прерывистое дыхание Тарквина и подчинилась не раздумывая. Только бы сладкий дурман не проходил, только бы блаженство длилось вечно! Его ласки становились все настойчивее, потом он крепко сжал ее ягодицы и вошел в нее. Это было совсем иначе, чем прежде, — необычно, но не менее восхитительно. Странно было ощущать прикосновение его упругого живота к своим ягодицам в то время, как он сильными, ритмичными толчками все глубже погружался в нее. Как будто издалека до нее доносились ее собственные всхлипы, кровь стучала в висках, в горле пересохло. Джулиана чувствовала что вот-вот потеряет сознание и без сил упадет на кровать. С его губ то и дело слетало ее имя, каждый звук говорил о неслыханном блаженстве.
