Полина; Подвенечное платье - Дюма Александр (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
– Я – Катерина Пайо, мне двадцать пять лет.
– Как зовут твою дочь?
– Цецилия, ей четыре года.
– Хорошо! – сказал офицер. – Сколько ты истратил на паспорт, Жозеф?
– Сорок су, – ответил поручик.
Маркиза вынула из кармана двойной луидор.
– Матушка, матушка, – прошептала баронесса. – Вы забываетесь!
Она остановила руку матери, отсчитала ровно сорок су и передала их поручику. Юноша взял деньги, поклонился и вышел. Офицер тем временем поставил нужную отметку в паспорте и, подавая его баронессе, сказал:
– Теперь вы спокойно можете продолжать свой путь.
– За такие услуги платят только вечной благодарностью. Поверьте, это чувство до самой смерти будет жить во мне и в моей дочери! – пообещала баронесса.
Маркиза с достоинством поклонилась офицеру, а малютка Цецилия послала своей крохотной ручкой воздушный поцелуй.
Все трое вновь устроились в телеге. Пьер Дюран занял место возницы и пустил лошадь рысцой.
– Как же зовут этого благородного человека? – спросила немного погодя маркиза.
– Луи Дюваль! – сказала баронесса, первой заботой которой было прочесть на паспорте имя своего спасителя.
– Луи Дюваль… – повторила маркиза. – Однако же не все они якобинцы и убийцы.
При последнем слове на глаза баронессы навернулись слезы, которые маленькая Цецилия высушила своими поцелуями.
Глава III
Маркиза де ла Рош-Берто
Скажем теперь несколько слов о тех двух путницах и ребенке, которых спас благородный офицер.
Дама постарше была не кем иным, как маркизой де ла Рош-Берто, урожденной Шемилье. Благодаря своим родственным связям и высокому происхождению она слыла одной из самых знатных особ во всем королевстве.
Молодая женщина, называвшая себя Катериной Пайо, была дочерью маркизы – баронессой Марсильи.
Ребенка, как мы уже говорили, звали Цецилией, о ней-то и будет наш роман. Но обо всем по порядку…
Муж баронессы, барон Марсильи, восемь лет служил офицером в королевской гвардии, сама же госпожа Марсильи уже пять лет была фрейлиной королевы. Супруги остались верны законным правителям Франции, хотя могли последовать примеру большинства придворных и покинуть страну в 1791?–?1792 годах. Однако барон считал своим святым долгом служить королю и, если бы это потребовалось, был готов умереть за него. Баронесса даже не размышляла, она осталась при муже, который ее обожал, и при королеве, которая уважала ее.
Случилось так, что барон Марсильи, спасая короля, отдал за него свою жизнь. Горе баронессы было невыразимо, но оно не сломило ее сильного духа. Утешением ей служила мысль о том, что супруг ее умер, исполняя свой долг. К тому же она должна была жить ради дочери и матери.
Оставаться более в Париже не представлялось возможным: знатный род маркизы и ее обращение в высшем обществе не позволяли ей скрывать свое происхождение и истинные убеждения. Не оставалось ничего другого, как покинуть Францию.
Однако осуществить это оказалось совсем не просто: переселенцев жестоко карали. Так что, стараясь избежать одной опасности, можно было легко оказаться в лапах другой.
Маркиза хотела отправиться в карете на почтовых, а паспорт достать через иностранных послов, которые и должны были помочь ей свободно выехать за границу. Но баронесса упросила ее отказаться от своих намерений и предложила более искусный план побега.
Барон владел поместьем, располагавшимся между Аббевилем и Монтрёлем. Теперь оно находилось в аренде у одного крестьянина, предки которого почти двести лет служили семейству Марсильи. Этому-то человеку и вверила баронесса свою судьбу. Она послала к нему одного старого слугу, воспитавшего барона. За сорок лет этот добрый человек ни разу не дал повода усомниться в своей преданности господам. Опасаясь обыска, ему не вручили никакого письма, но он выучил наизусть все то, что передала ему баронесса. План госпожи Марсильи состоял в том, что крестьянин вместе с семьей, состоявшей из его жены и матери, должен был приехать в Париж, а маркизе же и баронессе предстояло выехать из столицы в платьях и с паспортом крестьянок.
Все время, необходимое для переезда из поместья в Париж, баронесса готовилась к отъезду.
Тогда наличные деньги были редкостью, но госпоже Марсильи удалось собрать двадцать тысяч франков золотом. К тому же у маркизы было бриллиантов на сто тысяч франков: этих денег вполне могло хватить на первое время, а тогда эмигранты и не предполагали, что их отсутствие продлится более трех лет.
Баронесса в короткий срок приготовилась к отъезду, аккуратно сложив все самые необходимые вещи. С маркизой все было иначе: войдя в комнату матушки, баронесса нашла ее среди нагромождения сундуков и коробок, которые можно было увезти разве что на трех экипажах. Госпожа ла Рош-Берто отказывалась расстаться даже со скатертями.
– Матушка! – взмолилась баронесса. – Как вы не понимаете, что всего один платок с вышитым на нем фамильным гербом может погубить нас!
– Но, моя милая, – возразила маркиза, – ведь надо же во что-то одеваться.
– Да, матушка, – ответила баронесса с неизменной кротостью, – но не забывайте, – прибавила она с улыбкой, – что мы крестьянки и отныне вас зовут Жервеза Арну, а меня Катерина Пайо.
– О боже мой! Какие времена! – воскликнула маркиза. – Если бы его величество пресек на корню все эти злодеяния, если бы велел повесить этого Неккера и расстрелять Лафайета, мы не дошли бы до такого положения!
– Подумайте о несчастьях короля – теперь он с королевой в темнице! Сжальтесь если не надо мною, то над Цецилией! Без нас она останется сиротой!
Маркиза, скрепя сердце, согласилась с дочерью. Госпожа ла Рош-Берто родилась в роскоши и не привыкла ни в чем себе отказывать, и когда баронесса подала ей рубашку, которую та должна была носить во время путешествия, она решительно отказалась.
– Нет, так больше не может продолжаться! – горячилась маркиза.
– Матушка, – уговаривала ее баронесса, – если вам угодно, то до отъезда я буду носить вашу рубашку, чтобы она не показалась вам такой грубой.
Это предложение тронуло маркизу, и она согласилась на эту жертву, которая, по ее утверждению, была для нее самой ужасной.
Между тем приехал крестьянин с женой и матерью. Баронесса приняла их как людей, которые спасают ей жизнь; маркиза же вела себя так, будто делала им большое одолжение. Для баронессы и маркизы крестьянин привез женские праздничные наряды. В тот же вечер заперли двери, затворили ставни и примерили платья. К счастью, они пришлись впору. Баронесса уже почти смирилась с их неудобством; маркиза же осталась ими очень недовольна: то чепчик сидел не так, то карманы были не на месте, а деревянные башмаки и вовсе жали ей ноги.
Баронесса посоветовала ей начать носить это простое платье, чтобы привыкнуть к нему, но маркиза ответила, что скорее согласится умереть, нежели будет носить подобный наряд часом более необходимого времени.
До отъезда оставалось еще два дня, и за это время Катерина Пайо успела сшить Цецилии платье. Ребенок был прекрасен в обновке и очень доволен, ведь дети умеют радоваться переменам.
Накануне отъезда Пьер Дюран отправился в городское правление, чтобы поставить в паспорте необходимую отметку. Кроме долгого ожидания, никаких неприятностей не случилось. В телеге крестьянина сидели его мать и жена, так что придраться было не к чему. О ребенке упоминать не стали, чтобы не вызывать подозрений.
В назначенный день в пять часов утра телега с вещами стояла во дворе. Маркиза, привыкшая ложиться в два и вставать в двенадцать часов, предпочла вовсе не спать в эту ночь. Баронесса же скоротала ее, зашивая деньги и бриллианты в свой корсет и в платье Цецилии.
В пять часов баронесса вошла в комнату матери и нашла ее полностью готовой: в платье крестьянки, с бриллиантовыми серьгами в ушах и с превосходным изумрудным перстнем на пальце. Казалось, она собиралась на маскарад и все эти украшения надеты только для того, чтобы все видели, что это переодетая знатная дама. После долгих уговоров маркиза сняла драгоценности.
