Не удержать в оковах сердце - Такер Шелли (книга жизни TXT) 📗
— Он их присвоил? — догадался Николас.
— Нам с Джессикой это было все равно. Нам казалось, что у них в доме мы будет в безопасности. А мне хотелось тогда одного — быть в безопасности. — Ее голос задрожал. — Но не прошло нескольких недель, как дядя Прескотт начал вести себя странно. — Саманта дрожа, вырвалась из его объятий, и что-то подсказало Николасу, что ее не надо трогать сейчас. Пусть говорит, пусть расскажет остальное. Надо выпустить гной из воспалившейся раны, чтобы дать ей затянуться. — Он старался прикоснуться ко мне и смотрел на меня так, как смотреть не следует. Я чувствовала, что что-то не так, но сначала ничего не понимала. Даже когда он однажды ночью пришел ко мне в спальню… — Она взглянула на луну и снова рассмеялась неприятным, резким смехом. — И была настолько наивна, что мне и в голову не приходило, чего он на самом деле хочет. Ведь он был моим дядей. Я и не подозревала…
— Саманта, — тихо прервал Николас — Разве твоя мать никогда не говорила тебе об отношениях между мужчиной и женщиной? Хоть что-нибудь?
Она покачала головой.
— Нет. Она говорила, что когда мы подрастем, то в день свадьбы она объяснит… но ей так и не пришлось это сделать. — Она всхлипнула. — Ей так и не представилась такая возможность. — Она сердито вытерла рукой слезы. — Дядя Прескотт говорил, что беспокоится, удобно ли мне спать. Когда я поняла, чего он хочет, я стала сопротивляться, а он все повторял, что не причинит мне зла. — Она перешла на шепот: — Он сломал мне руку.
Николас сжал кулаки, испытывая единственное желание — прикончить этого сукина сына.
— Он испугался, велел сказать всем, что я упала. Он грозился выкинуть нас с Джессикой из дома, если я скажу хоть слово тете или кому-нибудь еще.
— И ты ушла из его дома, — заключил Николас.
Она покачала головой.
— Мне было всего шестнадцать лет, — прошептала она, — я боялась. Если бы мне приходилось думать только о себе, я бы и дня больше не прожила в этом доме… но мне надо было думать о сестре. У Джессики всегда было слабое здоровье, и я понимала, что ей не выжить на улице. У нас не было денег: дядя все до последнего шиллинга прибрал к рукам. — Говоря это, Саманта все приглаживала и приглаживала ладонью прореху на своей юбке. — Я всегда была сильнее сестры и должна была позаботиться о ней.
Николас с изумлением взглянул на нее, он не подозревал в ней такой готовности к самопожертвованию.
— Когда рука зажила, он снова начал приставать ко мне. — Саманта тяжело вздохнула, как будто рассказ и воспоминания утомили ее. — В ту зиму Джесс слегла. — Из глаз ее сноса покатились слезы. — Она болела недолго и умерла. И я осталась… совсем одна.
Последнее слово пронзило его, как лезвие ножа. Уж он-то, как никто другой, знал, что, значит остаться одному. Каким-то непостижимым образом ее боль заставила Николаса острее, чем когда-либо, почувствовать собственную боль. Казалось, что ее страдания, ее горе перелились в его кровь, его сердце.
Она не запротестовала, когда он снова обнял ее.
— Я попыталась убежать на следующее же утро, но дядя Прескотт перехитрил меня. Он запер меня в библиотеке, когда тети не было дома… попытался… Он повалил меня на письменный стол и почти… — Она на мгновение замолчала. — Но я схватила перочинный нож и стала защищаться. Я ударила его ножом.
— Ты сделала это в целях самозащиты, — решительно заявил Николас. — Ты ударила его ножом, защищаясь.
— В ордере на арест, — с горечью возразила она, — было сказано, что это преднамеренное покушение на убийство. Я была вся в крови. Дядя позвал слуг и заявил всем, что я потеряла рассудок от горя и что меня надо отправить в психиатрическую лечебницу. Он хотел, чтобы меня арестовали, но мне удалось бежать до прибытия полицейских. Я бежала, бежала…
— И с тех пор все бежишь, — закончил Николас за нее. Остальное он знал.
Саманта снова заплакала, измученная, усталая, испуганная. Это были слезы женщины, у которой грубо и жестоко украли юность и которая слишком долго была одна.
Николас укачивал ее на руках, как ребенка, и горечь и обида постепенно покидали ее.
— Шшш, ангелочек, все будет хорошо, — приговаривал он. — С тобой все будет в порядке.
Неудивительно, что она боится мужчин, удивительно другое: девушка, которой пришлось так много пережить, все еще способна верить в добро и человеколюбие и все еще может радоваться таким простым вещам, как лунный свет или летний ветерок.
Николас закрыл глаза. Она все еще слишком наивна. Ей лишь кажется, что она знает жизнь. На самом деле она ее не знает. Доверчивость и вера в добро делают ее уязвимой для жестокости, на которую способны люди, а противоестественный страх лишает ее одной из немногих подлинных радостей, оставшихся у человека.
Саманта постепенно успокоилась. Взяв ее лицо в ладони, Николас заглянул ей в глаза, потом отер со щек слезы, ругая себя мысленно последними словами. С самого начала он решил: ему нет дела до этой благородной воровки, но случилось так, что она стала ему небезразлична. Этого не должно быть, у него нет времени на привязанность. У них нет будущего. Ни недели, ни дня, ни даже лишнего часа после того, как он освободится от связывающей их цепи. Он должен уничтожить врага, а она только осложнит задачу.
Но сейчас он может отблагодарить ее за то, что она сделала для него в пещере, возвратив ей драгоценный человеческий дар. То, что украли у нее бандиты и ее мерзкий дядюшка. Неужели Николас Броган не может хоть раз в жизни подумать о других прежде, чем о себе? Дать и не взять ничего взамен.
— Саманта, — тихо сказал он, — ты все еще меня боишься?
У нее дрогнула нижняя губа.
— Немножко.
Он улыбнулся, услышав ее честный ответ — к этой ее способности он уже успел привыкнуть.
— Ты мне доверяешь хотя бы немного?
Он улыбнулся еще шире.
— Из того, что тебе пришлось узнать о жизни, ты сделала неправильные выводы, ангелочек. То, что происходит между мужчиной и женщиной, не имеет отношения к боли и мучениям.
Она недоверчиво взглянула на него.
— Тебя заставили бояться того, что является естественной, важной частью жизни любого мужчины …и каждой женщины. — Он провел копчиками пальцев по ее щеке. — Это приносит удовольствие особенно женщине.
К этим его словам она отнеслась совсем скептически.
— Когда это происходит, как следует, правильно, это дает ни с чем не сравнимое чувство, которое испытывают вместе мужчина и женщина. — Он тронул пальцем ее губы. — Позволь мне показать тебе, как это бывает, ангелочек. — Он сказал это так, словно задавал вопрос.
Глава 16
Сэм не смогла ответить: у нее перехватило дыхание. Глядя в его глаза, ощущая тепло его прикосновения, она чувствовала себя так, как будто поднялась в ночное небо и летает среди звезд.
Чувства к мужчине, к незнакомцу, который знал теперь все ее секреты. Но ведь он не был больше безымянным незнакомцем.
Ник.
Она поделилась с ним своей болью, рассказала то, что никогда и никому не рассказывала. Как получилось, что она так много рассказала ему о себе? Почему доверилась ему?
У нее было предостаточно причин, чтобы не верить этому человеку. Любая здравомыслящая женщина так бы и поступила. Ведь он беглый преступник, человек, который почти ничего не знал о том, что такое доброта, зато предостаточно знал о жестокостях жизни. Сидя сейчас вот так, прижавшись к нему и ощущая тепло его тела, она почувствовала, что сердце ее бьется неровно.
Многочисленные шрамы, клеймо говорили о жизни, полной лишений и опасностей. Казалось, он был сделан из такого же прочного металла, как и соединяющая их цепь. Но он способен и на нежность, и на сострадание. Это она испытала на себе. Он ждет ее ответа.
Затаив дыхание, она закрыла глаза, не в силах вынести огонь его вопрошающего взгляда и растерявшись от собственной неуверенности. Ей нечего бояться его, это она уже поняла, но она сама…
— Ник, — прошептала она. — Я… я не все тебе до конца рассказала.
