Воспитанница любви - Тартынская Ольга (читать бесплатно полные книги TXT, FB2) 📗
Пока она, задумавшись, крутила стакан, отходчивый Сашка рассматривал ее весьма откровенным взглядом, в котором преобладало восхищение. Вера не сразу поняла, к чему все эти восторги, а поняв, с раздражением спросила:
– Отчего ты смотришь так?
Юноша залился краской, но ответил бойко:
– Ты так похорошела, Вера, тебя просто не узнать. Ни дать ни взять светская дама!
– Много ты видел светских дам на своем веку? – проворчала девушка, но Сашино восхищение ей пришлось по душе и немного смутило. – Лучше расскажи, как твои дела с Акулькой.
– Фи! – презрительно ответил братец. – Что мне до Акульки, когда есть предмет куда притягательней.
– Право? – заинтересовалась Вера. – Расскажи же.
Теперь пришел черед Сашке смутиться.
– И нечего рассказывать. Кузина моего товарища Бурковского. Мы с ней танцевали на рождественском балу. Я хотел было приволокнуться за ней, но она оказалась жеманницей и глупой кокеткой. Никак в толк не возьму, отчего так: если красавица, так глупа как пробка, а если умная, то уродина? Вот только ты, Вера, исключение, – вывел Сашка мораль и вдруг перескочил на другое: – А что, Вера, где твой жених? У нас сказывали, ты замуж выходишь.
– Это все пустые разговоры, – грустно ответила девушка, и оживление ее пропало. – Нет никакого жениха, а который был, так я от него сбежала.
– Что, так нехорош? – хмыкнул Сашка. – Старый, толстый, слюнявый?
– Вовсе нет, – обиделась Вера за Вольского.
Вспомнив о нем, девушка вконец пала духом. Она тяжело задумалась, кусая краешек платка. Что чувствовал он, когда проснулся и не обнаружил Веру в ее комнатке?
– Что с тобой, Вера? – встревожился братец.
– Университета жалко, Саша, ах как жалко, – почти сквозь слезы проговорила сестрица.
Юноша притих, проникаясь ее настроением. Они всегда зависели друг от друга в настроениях.
– Я все прочел, что ты велела мне, Вера. Я много читал, преуспел в латыни и в истории…
– Как же тебе пришло в голову бежать из дома? – сокрушалась Вера.
– А это все Бурковский. Рванем, говорит, на коноплевскую ярмарку. У него амуры со здешней актеркой, – корча из себя повесу, ответствовал Сашка.
– Да на что же вы живете? – недоумевала Вера.
Сашка замялся.
– У актерки одалживаемся, да Бурковский продал что-то из родительского дома.
Девушка встревожилась:
– А сам ты, часом, не потащил что из дома?
– Да что там брать-то? Акулькин передник или ухват? Все давно уже продано.
Вера пригорюнилась. Разорение гнезда, смерть Сергея Васильевича, болезнь Марьи Степановны – как скоро все переменилось, а казалось, прежняя размеренная жизнь будет всегда.
– Как грустно, – вздохнула девушка вновь. – Я без крова и пристанища, ты беглец.
Сашка склонил голову ей на плечо по прежней привычке ласкаться:
– Отчего же не вернешься домой? Маменька обрадуется.
Вера нахмурилась:
– Нет, теперь вот и не могу. Кабы с радостью в дом пришла, а то лишней обузой. Вот если устроюсь, что-либо наживу, тогда уж… – И она задумалась.
– Какая сладкая картинка! – вдруг раздалось от порога.
Задумавшись, Вера не заметила, как в номер вошла Луша.
Она была хмельна и весела.
– Что это за птенец у тебя под крылышком? Где уже раздобыла такого хорошенького? О любезном-то и думать забыла? – насмешничала Луша. – Коротка девичья память.
– Это мой братец! – возмутилась Вера.
Сашка же вовсе не смутился и с игривым любопытством разглядывал новое лицо. Луша сбросила салоп и предстала перед ним во всей красе цыганского убора. Сашка присвистнул восхищенно, Вера таращила глаза, не узнавая своего братца. Верно, сказывалось воспитание неведомого Бурковского.
– А где Яшка? – спросила Вера, чтобы отвлечь внимание цыганки от братца.
Ей вовсе не нравились их красноречивые переглядывания.
– Уговаривается со старостой здешнего хора. Пристанем к ним, а после ярмарки покатим по губернии.
Луша подсела к столу, хлебнула остывшего чая.
– Не спрашиваю, как нашелся твой братец. Да так-то оно и лучше: все не одна останешься. Наши пути-дороженьки расходятся. Я обещание выполнила, увезла тебя от любезного. Дальше как знаешь, уговора не было таскать тебя везде за собой.
– Да, верно, – вздохнула беглянка. – Теперь-то я и сама никуда не поеду из-за Саши. За ним нужен пригляд.
– Полно, Вера, я не ребенок, – обиженно басил Сашка.
– Ладно, ты ступай, ступай, молодец, – распорядилась Луша. – Скоро Яшка придет, он не любит чужих.
Сашка вопросительно взглянул на Веру, она грустно кивнула. Юноша взялся за шинель.
– Куда ты теперь? – спросила его сестрица.
– К Бурковскому, в театр. Мы рядиться будем да по домам пойдем колядовать. Идем с нами, весело будет! А может статься, что-нибудь и перепадет.
Вера задумалась. Рядиться любила с детства, особливо под Рождество. На Масленицуже колядовать не доводилось ни разу. Однако теперь, в положении беглянки, предаваться ребяческим забавам? А так хочется сбросить с себя груз взрослой жизни и окунуться в беззаботную радость! Сашка почувствовал ее колебания.
– Пойдем, Вера! Я представлю тебя Бурковскому.
– Однако неловко… – возразила девушка. – А, Луша?
Цыганка неопределенно повела плечом:
– Ты теперь себе хозяйка, вот и думай сама.
Вера только теперь поняла, что ей предоставлена полная свобода, что отныне никто не будет руководить ее поступками и движениями. Вера поежилась, как от зябкого ветерка. Эта свобода означает и то, что более никому она не нужна, не интересна. Никто не будет теперь заботиться о ней, беспокоиться, сыта ли, здорова. И никто не поможет в трудный момент, а, напротив, это она теперь должна заботиться о Сашке и оберегать его от неверных шагов. Однако он с нетерпением ждет ответа. Вера глубоко вздохнула и решила, что ее долг – быть возле Сашки и опекать его.
– Хорошо, – сказала она. – Идем.
Театр располагался на рыночной площади и снаружи более походил на огромный ветхий амбар. Однако ветхость строения была кажущейся. Стены «амбара» могли выдержать пушечную осаду – такими толстыми и прочными они были. Внутри стоял холод, поскольку протопить весь театр было невозможно. Сашка провел Веру залом, где стояли обитые потертым бархатом скамьи, стулья. Ложи тускло сверкали облезшей позолотой, купидоны с отбитыми носами свешивались с осыпающихся колонн. Все свидетельствовало о былой роскоши и полном упадке.
Сашка объяснил, что некогда, в прошлом веке, здание принадлежало одному екатерининскому вельможе. Здесь располагался его домашний театр. Спектакли, которые игрались крепостными актерами, собирали всю губернию. Был и оркестр свой, и художник, расписавший потолок и стены «амбара» амурами и психеями. Декорации, реквизит, костюмы – все создавали крепостные умельцы. Нынешняя труппа нанимает помещение на театральный сезон, антрепренер мечтает выкупить его под постоянный театр, но пока это только мечта. «Амбар» требует ремонта, новой мебели, занавесей. Чтобы исполнить все это, надобно получить его в собственность.
– Антип Игнатьевич к купцам обращался за помощью, к губернатору, – горячо повествовал Сашка, пока они осматривали зал. – Но кому нужен этот обшарпанный балаган с кучкой бродяг-лицедеев?
– Антип Игнатьевич – это антрепренер? – спросила Вера.
– К вашим услугам, сударыня! – раздался звучный голос из сумрачного угла за сценой.
При скудном освещении Вера разглядела худощавого мужчину лет сорока пяти с выразительным подвижным лицом. Он вышел из-за кулис.
– Кто сия гурия, из каких райских садов залетела к нам, а, Саша?
– Это моя сестра Вера, – робко ответил Сашка.
– Тоже готовится в актрисы? – понимающе кивнул антрепренер. – Что ж, изяществом и грацией вас не обидела природа, затмите всех в ролях богинь и маркиз. Нашим актрисам не хватает хороших манер. Они вульгарны, как торговки, а красота их – из галантерейной лавки. Извольте сотворить из этого Федру или Офелию!
Антип Игнатьевич провел девушку в актерские уборные и там при ярком свете внимательно разглядел ее. Тут произошло нечто из ряда вон. Антрепренер замер в столбняке, а после возопил:
