Любовная соната - Бэлоу Мэри (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Утром в день Рождества она вручила миссис Уилсон, Прендергасту и Мод приготовленные для них подарки и вместе с ними села за рождественский обед. И она разговаривала с ними и много смеялась над бесконечными историями, которые рассказывала Мод, и выговорами, которые миссис Уилсон устраивала этой девице за то, что та смела рассказывать в присутствии мисс Присси.
Днем она навестила мисс Блайд, прихватив с собой Мод, которую радовала возможность вдоволь поболтать и посплетничать с новыми людьми. Все девицы были в прекрасном настроении по поводу праздника и возможности не работать, а также подарков, которые мисс Блайд сделала каждой из них. И Присциллу тоже ждал аккуратно запакованный кружевной носовой платочек. Она пробыла у мисс Блайд два часа, продлив запланированное время визита ради Мод – и ради того, чтобы немного отвлечься от мыслей о собственном одиночестве.
А вечер она провела у себя дома наверху, читая книгу, подаренную Джеральдом, как читала ее каждый вечер после его отъезда. Она задержалась только на том единственном сонете, который он запомнил со школьных лет.
«И так недолговечно лето наше!» – прочла она и печально улыбнулась.
Да, очень недолговечно. И к тому же лето больше не вернется, хоть она и говорила ему, что лето всегда возвращается снова. По крайней мере не с Джеральдом. К тому моменту, когда лето вернется, он станет для нее только воспоминанием, как и она для него.
Она долгое время была беспечна. Она понимала это и смутно из-за этого тревожилась. Но не настолько сильно, чтобы что-то предпринимать.
О, она ни разу не пренебрегла необходимыми гигиеническими процедурами, которые занимали столь важное место во время ее обучения и выполнение которых мисс Блайд всегда строжайше отслеживала.
Но в течение тех двух недель их медового месяца Присс была слишком счастлива и слишком утомлена любовными утехами, чтобы вставать с постели и быть осмотрительной. Однако тогда все обошлось.
И вот теперь, по иронии судьбы, когда он часто даже не оставался у нее на всю ночь, ее небрежность наконец дала о себе знать. У нее была недельная задержка. Всего недельная. Но появилась какая-то глубокая, не поддающаяся определению уверенность в том, что в ней зародилась новая жизнь. Жизнь, которая была частичкой его и частичкой ее самой – и в то же время чем-то совсем иным.
Она знала, что носит в себе его ребенка. Их ребенка.
Эта мысль заставила ее обмереть от ужаса.
В заведении мисс Блайд считалось самым большим позором позволить себе заполучить ребенка. Этот проступок мог заставить даже самых закаленных девиц понурить голову и дрожать от ужаса при мысли о суровом выговоре, который придется выслушать от мисс Блайд. Необходимость уехать и получать поддержку от мисс Блайд в ожидании родов была долгим и постыдным унижением, а возвращение к работе и сочувственно-недоумевающие взгляды других девиц тоже оставались незавидным испытанием. Мисс Блайд не позволяла избавляться от ребенка никому из девиц, которые хотели бы и дальше остаться у нее работать.
У Присциллы не хватило бы денег – даже если бы она продала бесценные для нее украшения, – чтобы даже одной протянуть те семь лет, которые оставались до получения наследства от матери. И, конечно же, она не смогла бы содержать и себя, и ребенка. А если ей придется зарабатывать себе на жизнь, то она способна выполнять только один вид работы. Но мисс Блайд ни за что не возьмет ее вместе с ребенком. И ни одна содержательница борделя не согласится взять ребенка.
А если она станет выходить на улицу одна, то кто станет присматривать за ребенком, пока она будет работать?
И тем не менее Присцилла не могла согласиться на то, чтобы отдать своего ребенка в чужие руки, как это делал и другие девицы. Она не отдаст ребенка Джеральда. Она скорее умрет, чем сделает это.
Она сидела одна рождественским вечером, закрыв книгу и рассеянно гладя гладкую кожу обложки, заставляя себя открыть свой разум ужасу, который подавляла уже неделю. Она родит незаконного ребенка, родителями которого будут она и Джеральд. И она оставит ребенка при себе и будет любить его до самой смерти.
Но ей необходимо было кое-что распланировать на будущее. Ей придется закончить свою связь с Джеральдом… как скоро? Через два месяца? Через три? Будет ли ее положение очень заметным уже через три месяца? Для посторонних – вряд ли. Но он часто видит ее обнаженной. Ей необходимо исчезнуть в ближайшие три месяца.
Но это даже к лучшему. Присцилла всегда жила в уверенности, что, как только истечет срок аренды дома, он захочет завершить и их соглашение. И хотя он казался спокойным и удовлетворенным ею с момента его возвращения в октябре, жар и нежность того короткого летнего периода исчезли… Возможно, за исключением того вечера, когда они праздновали Рождество.
Джеральд привык к ней и чувствовал себя с ней непринужденно. И тем не менее она оставалась его содержанкой. А весна принесет с собой беспокойство, желание найти новую женщину – или, возможно, на какое-то время, нескольких женщин. Не исключено, что он вернется к мисс Блайд.
И потому ей лучше было бы закончить их отношения самой, а не ждать неизбежной и унизительной отставки. Возможно, поскольку она оставалась с ним почти год и всегда была послушна и предупредительна, он не станет принимать во внимание то, что их соглашение заканчивается по ее инициативе. И заплатит ей целиком ту сумму, на которую заключено соглашение с мисс Блайд.
Может быть, она сумеет унизиться до того, что сама его об этом попросит. В конце концов, она будет просить не для себя, а для его ребенка, хотя Джеральд никогда об этом не узнает.
И, вероятно, ей придется обратиться к мисс Блайд… Она вынесет выговор, который заставлял рыдать каждую бедняжку, которой приходилось его выслушивать. Она вынесет это потому, что ей нужна помощь мисс Блайд. Она не представляет себе, что будет делать после того, как оставит этот дом и лишится покровительства Джеральда.
Присцилла водила пальцем по золотому тиснению букв, не сознавая, что делает. Был день Рождества. Она думала о другой женщине, которая в этот день произвела на свет ребенка. О Марии и ее верном Иосифе, который женился на ней, несмотря на ее позор, несмотря на то что не был отцом ее ребенка.
Джеральд притянул к себе обнаженное тело своей любовницы и потерся щекой о ее мягкие локоны.
– А после праздничной службы они повели меня в дом к соседям, где, как оказалось, собрались все жители в радиусе пяти миль от их деревни, с женами, детьми и собаками. И им понадобилось представить меня каждому, Присс. И каждый раз они называли меня их милым племянником и спрашивали, не удивительно ли, что я так похож на мою милую бедненькую мамочку. Это было ужасно неловко!
– Но ты доставил им такую радость, Джеральд! – отозвалась она.
– Они разве что не лопались от радости, – подтвердил он. – Тетушка Эстер связала мне ночной колпак размером с грелку для вареных яиц, причем даже с кисточкой, и это сооружение мне было велено надевать на ночь. Я попытался спать с этой грел кой на голове в рождественскую ночь, чтобы доставить тетушке удовольствие. И еще до полуночи чуть не скончался от зуда.
Присцилла тихо рассмеялась.
– А тетушка Маргарет связала мне пару рукавиц, – добавил он, – канареечно-желтых. Мне было ужас как неловко, когда я рождественским утром шел по деревне с обеими тетушками и все смотрели на мои канареечные лапы.
– Джеральд! – Она сотрясалась от смеха. – Ты преувеличиваешь!
– Нет, нисколько! – возмущенно ответил он. – Я их принесу и покажу тебе, Присс. Но надевать ночной колпак на голову и демонстрировать его тебе я не собираюсь. Может, он Прендергасту пригодится.
Она снова рассмеялась, а потом замолчала.
Джеральд вытянул ноги, ощущая, как им тепло под одеялом. И все его тело было теплым и расслабленным. Ему показалось, что он почувствовал себя совершенно довольным жизнью впервые после того, как на прощание поцеловал ее под омелой две недели назад, перед отъездом.
