Унесенные ветром. Том 2 - Митчелл Маргарет (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
— Лесопилку?
— Да, и если вы одолжите мне денег, то половина доходов — ваша.
— На что мне лесопилка?
— Чтобы делать деньги! Мы сможем заработать кучу денег. А не то я могу взять у вас взаймы под проценты. Стойте, стойте, хороший процент — это сколько?
— Пятьдесят процентов считается очень неплохо.
— Пятьдесят… Да вы шутите! Перестаньте смеяться, вы, дьявол! Я говорю серьезно.
— Потому-то я и смеюсь. Интересно, понимает ли кто-нибудь, кроме меня, что происходит в этой головке, за этой обманчиво милой маской?
— А кому это интересно? Послушайте, Ретт, и скажите, кажется вам это дело выгодным или нет. Фрэнк рассказал мне, что один человек, у которого есть лесопилка недалеко от Персиковой дороги, хочет ее продать. Ему нужны наличные — и быстро. Поэтому он наверняка продаст дешево. Сейчас в округе не так много лесопилок, а люди ведь строятся.., словом, мы могли бы продавать пиленый лес по баснословным ценам. И человек тот готов остаться и работать на лесопилке за жалованье… Все это Фрэнк мне рассказал. Фрэнк сам купил бы лесопилку, будь у него деньги. Я думаю, он так и собирался сделать, да только я забрала у него деньги, чтоб заплатить налог за Тару.
— Бедняга Фрэнк! Что он скажет, когда узнает, что вы купили ее прямо у него из-под носа?! И как вы объясните ему, что взяли у меня деньги взаймы — ведь это же вас скомпрометирует!
Об этом Скарлетт не подумала — все ее мысли были лишь о том, чтобы получить деньги и купить на них лесопилку.
— Но я просто не скажу ему ничего.
— Так не под кустом же вы их нашли — это-то он поймет.
— Я скажу ему.., вот: я скажу ему, что продала вам свои бриллиантовые подвески. Я вам их и дам. Это будем моим обес… Ну, словом, вы понимаете, о чем я говорю.
— Я не возьму ваших подвесок.
— Но они мне не нужны. Я их не люблю. Да и вообще они не мои.
— А чьи же?
Перед ее мысленным взором снова возник удушливый жаркий полдень, глубокая тишина в Таре и вокруг — и мертвец в синей форме, распростертый на полу в холле.
— Мне их оставили.., оставил один человек, который умер. Так что они, в общем-то, мои. Возьмите их. Они мне не нужны. Я предпочла бы взамен деньги.
— О господи! — теряя терпение, воскликнул он. — Да неужели вы ни о чем не можете думать, кроме денег?
— Нет, — откровенно ответила она, глядя на него в упор своими зелеными глазами. — И если бы вы прошли через то, через что прошла я, вы бы тоже ни о чем другом не думали. Я обнаружила, что деньги — самое важное на свете, и бог мне свидетель, я не желаю больше жить без них.
Ей вспомнилось жаркое солнце, мягкая красная земля, в которую она уткнулась головой, острый запах негритянского жилья за развалинами Двенадцати Дубов — вспомнилось, как сердце выстукивало: «Я никогда не буду больше голодать. Я никогда не буду больше голодать».
— И рано или поздно у меня будут деньги — будет много денег, чтоб я могла есть вдоволь, все что захочу. Чтоб не было больше у меня на столе мамалыги и сушеных бобов. И чтоб были красивые платья и все — шелковые…
— Все?
— Все, — отрезала она, даже не покраснев от его издевки. — У меня будет столько денег, сколько надо, чтобы янки никогда не могли отобрать Тару. А в Таре я настелю над домом новую крышу, и построю новый сарай, и у меня будут хорошие мулы, чтоб пахать землю, и я буду выращивать столько хлопка, сколько вам и не снилось. И Уэйд никогда не будет ни в чем нуждаться, даже не узнает, каково это жить без самого необходимого. Никогда! У него будет все на свете. И все мои родные никогда больше не будут голодать. Я это серьезно. Все — от первого до последнего слова. Вам не понять этого — вы ведь такой эгоист. Вас «саквояжники» не пытались выгнать из дома. Вы никогда не терпели ни холода, ни нужды, вам не приходилось гнуть спину, чтоб не умереть с голоду! Он спокойно заметил:
— Я восемь месяцев был в армии конфедератов. И не знаю другого места, где бы так голодали.
— В армии! Подумаешь! Но вам никогда не приходилось собирать хлопок, прореживать кукурузу. Вам… Да не смейтесь вы надо мной!
Голос ее зазвенел от гнева, и Ретт поспешил снова накрыть ее руки ладонью.
— Я вовсе не над вами смеялся. Я смеялся над тем, как не соответствует ваш вид тому, что вы на самом деле есть. И я вспомнил, как впервые увидел вас на пикнике у Уилксов. В платье зелеными цветочками и зеленых туфельках, и вы были по уши заняты мужчинами и полны собой. Могу поклясться, вы тогда понятия не имели, сколько пенни в долларе, и в голове у вас была одна только мысль — как заполучить Эш…
Она резко выдернула руки из-под его ладони.
— Ретт, если вы хотите, чтобы мы как-то ладили, вам придется прекратить разговоры об Эшли Уилксе» Мы всегда будем ссориться из-за него, потому что вы его не понимаете.
— Зато вы, очевидно, читаете в его душе, как в раскрытой книге, — ехидно заметил Ретт. — Нет, Скарлетт, если уж я одолжу вам деньги, то сохраню за собой право обсуждать Эшли Уилкса, как мне захочется. Я отказываюсь от права получить проценты за деньги, которые вам одолжу, но от права обсуждать Эшли не откажусь. А есть ряд обстоятельств, связанных с этим молодым человеком, которые мне хотелось бы знать.
— Я не обязана обсуждать его с вами, — отрезала она.
— Нет, обязаны! Ведь у меня в руках шнурок от мешка с деньгами. Когда-нибудь, когда вы разбогатеете и у вас появится возможность поступать так же с другими… Я же вижу, что он все еще дорог вам…
— Ничего подобного.
— Ну, что вы, это же так ясно — недаром вы кидаетесь на его защиту. Вы…
— Я не допущу, чтобы над моими друзьями издевались.
— Ничего не поделаешь, придется потерпеть. А вы ему все так же дороги или Рок-Айленд заставил его вас забыть? Или, может быть, он наконец оценил, какой бриллиант — его жена?
При упоминании о Мелани грудь Скарлетт стала бурно вздыматься, и она чуть было не крикнула Ретту, что только соображения чести удерживают Эшли подле Мелани. Она уже открыла было рот и — закрыла.
— Ага. Значит, у него по-прежнему не хватает здравого смысла оценить миссис Уилкс? И даже все строгости тюремного режима в Рок-Айленде не притупили его страсти к вам?
— Я не вижу необходимости обсуждать этот вопрос.
— А я желаю его обсуждать, — заявил Ретт. Голос его звучал почему-то хрипло — Скарлетт не поняла почему, но все равно ей это не понравилось. — И клянусь богом, буду обсуждать и рассчитываю получить ответ на мои вопросы. Так, значит, он по-прежнему влюблен в вас?
— Ну и что, если так? — вскричала Скарлетт. — Я не желаю обсуждать его с вами, потому что вы не можете понять ни его самого, ни его любовь. Вы знаете только одну любовь., ну, ту, которой занимаетесь с женщинами вроде этой Уотлинг. — Вот как, — мягко сказал Ретт. — Значит, я способен лишь на животную похоть?
— Вы же знаете, что это так.
— Теперь мне ясно, почему вы воздерживаетесь говорить со мной об Эшли. Мои грязные руки и губы оскверняют незапятнанную чистоту его любви.
— Да.., что-то в этом роде.
— А меня интересует эта чистая любовь…
— Не будьте таким гадким, Ретт Батлер. Если вы настолько испорчены, что считаете, будто между нами было что-то дурное…
— Что вы, подобная мысль никогда не приходила мне в голову. Потому-то это меня так и интересует. Но все же — почему между вами ничего не было?
— Неужели вы думаете, что Эшли стал бы…
— Ах, так, значит, Эшли, а не вы, ведет эту борьбу за непорочность. Право же, Скарлетт, не надо так легко выдавать себя.
Скарлетт в смятении и возмущении взглянула на Ретта; но по лицу его ничего нельзя было прочесть.
— На этом мы ставим точку. Не нужны мне ваши деньги. Так что убирайтесь вон!
— Неправда, вам нужны мои деньги, и раз уж мы так далеко зашли, зачем останавливаться? Конечно же, никакого вреда не будет, если мы поговорим о столь чистой идиллии — ведь между вами не было ничего дурного. Итак, значит, Эшли любит вас за ваш ум, за вашу душу, за благородство вашего характера?
