Страсти по Марии - Бенцони Жюльетта (читать книги без регистрации полные txt) 📗
– Удивляюсь, как он ее терпит!
– Уверяю вас, одержав победу, мы дождемся от нее признательной улыбки. И поверьте, победа эта не за горами... Так что подумайте над своим будущим... Возвращайтесь к нам, к себе!
– Вас я никогда и не покидала!
К выбору между двумя лагерями герцогиня пока отнеслась осторожно, ожидая, когда ситуация станет более определенной. Но неожиданно она заболела.
Вернее, сделала все, чтобы ей поверили, будто она не в состоянии покинуть постель. По этому поводу у нее состоялась обстоятельная беседа с мужем, конечно же, не оставшимся равнодушным к разговорам, распространяемым на ее счет при дворе. Герцог поспешил согласиться с ее решением, облегчавшим ее положение и позволявшим не хвататься за шпагу всякий раз, когда в адрес его жены раздавались оскорбления, что случилось пару-другую раз. Сам же, оставаясь верным королю, он был защищен от нападок.
– Но рано или поздно вам придется выздороветь, – заметил он ей. – А выздороветь означает принять чью-то сторону.
– Верно, но всему свой черед, и теперь я повременю вставать на чью бы то ни было сторону. Иначе говоря, я как можно дольше буду в нейтралитете, а вы будете единственной ниточкой, связывающей меня со двором. За всем присматривайте, ко всему прислушивайтесь, а у меня лихорадка!
– А если кому-то вздумается вас навестить?
– Болезнь заразна, я не принимаю, Эрмина получила на этот счет необходимые указания. А если поинтересуются, не боитесь ли вы стать переносчиком моего недуга, говорите, что общаетесь со мной только письмами.
Добродушный Клод сыграл свою роль как нельзя лучше, даже перед королевой, беспокоившейся о состоянии подруги. И хотя одних одурачили, а другие злословили – здоровье Марии стало притчей во языцех, – Шеврезы смогли пережить в тишине и покое нелегкие дни, когда на небе над их головами собирались тяжелые грозовые тучи.
Луиза находила это забавным.
– Неплохая идея, – говорила она Клоду. – Остается надеяться, что лихорадка не прикует ее к постели на долгие месяцы. Целуйте ее от моего имени. Конечно же, когда сможете к ней приблизиться.
Предчувствие Марию не обмануло, и спустя две недели, десятого ноября, трубы и прозвучали.
Буквально накануне не обделенный лукавством Людовик XIII поинтересовался у своего первого министра, каково к нему отношение со стороны королевы-матери. Ришелье, надев на лицо маску добродушия, ответил, что оно, по его мнению, возвращается к милостивому, чему подтверждением является ее любезность по пути следования домой.
– Не обольщайтесь, – отрезал король. – Ничего не изменилось.
Ришелье в том пришлось убедиться на следующий же день.
Король утром по заведенному обычаю отправился к матери справиться о ее здоровье. Однако, а было это воскресенье, Мария Медичи под предлогом визита к ней лекаря не отворила дверь. В то же самое время кардинал пригласил к себе министра юстиции, но ему ответили, что и у того лекарь... Столь неожиданная и неотложная потребность в наведении порядка со здоровьем в стане врагов вызвала у министра нестерпимый зуд. Он направился в Люксембургский дворец, все двери которого, к великому его удивлению, оказались запертыми. Однако, собравшись было уже назад, кого же он увидел? Марьяка!
– Так вот вы где? А говорите, что больны?
На сей раз сомнений быть не могло: то был сговор, и направлен он был против него. Кардиналу было крайне важно знать, о чем велись разговоры у королевы-матери. И он отважился на невероятный риск: явиться к ней без ее позволения.
Будучи во дворце лицом доверенным, он изучил в нем самые дальние закоулки. Один из темных коридоров, начинавшихся за потайной дверью внутреннего храма, вел непосредственно в покои флорентийки.
Именно этот вход, будучи мало кому известным, и оказался незапертым. Ришелье, воспользовавшись им неожиданно, словно в театральной постановке, предстал посреди комнаты давней своей покровительницы, где та о чем-то бурно беседовала с сыном.
– Нижайше прошу прощения у Ваших Величеств, – произнес кардинал в глубоком поклоне, – что предстал пред вами без вашего на то повеления, однако, я уверен, речь сейчас идет обо мне.
Людовик XIII не успел открыть и рта. Словно пришпоренная лошадь, королева-мать взвилась в приступе того самого гнева, что порой заставлял сомневаться в чистоте ее крови, поскольку теряла она при этом всякие понятия о приличиях и становилась похожей на разъяренную базарную торговку с городского рынка. На безобразном франко-италийском жаргоне изрыгала она проклятия и оскорбления, только что испробованные ею в общении с сыном, когда требовала от него головы министра. Ей-де не известен ни один изъян, которого бы не было у него, ни один порок, ни одно уродство. И вся его семья от него не отличается! Не он ли плел интриги вокруг женитьбы его высочества и собственной племянницы и наложницы Комбале, которая никто и звать ее никак, она известна всем своими развращенными нравами, недавно с позором изгнана вместе с теми, кто лапал ее за все места...
Кардинал пробовал прервать этот поток, который король, казавшийся впавшим в уныние, выслушивал в полной тишине. Прежде не доводилось ему видеть свою мать в таком состоянии, его удручала ее вульгарность не меньше, чем недозволенное вторжение министра. Людовик попытался вставить слово, но Медичи опорожнила свои запасы еще далеко не полностью. Она даже с Комбале не закончила. Та, мол, никак не остановится: в ее планах объявить о незаконнорожденном ребенке королевских кровей и стать королевой, будь то с его высочеством, будь то с герцогом Суассонским, если его высочество окажется в этой очереди не на том месте.
Перед потоком злобы, граничащим с безумием, кардинал, чтобы как-то остановить его, счел за лучшее встать на колени и попросить прощения за то, что, не имея на то ни малейшего намерения, он тем не менее обидел ту, которую всегда почитал как благодетельницу. И даже пустил при этом слезу, его легковозбудимая натура позволяла изредка прибегать к подобной форме защиты. Все оказалось безрезультатно. Чем настойчивее он пытался ее успокоить, тем сильнее принималась извергать хулу старая мегера. Она голосила так, что ее пронзительные вопли резали слух.
Король все это время безмолвствовал, лишь изредка и совершенно безрезультатно он пытался вставить какие-то слова примирения, но королева не слушала и его, а продолжала перечислять те показательные кары, которые были уготованы Ришелье, его близким и всем, кто отважился служить на его стороне. Он отдаст свою мерзкую голову палачу, его з?мки будут стерты с лица земли, его земли будут густо посыпаны солью, а все его родственники доведены до нищеты. И вся в слезах от ярости, она набросилась на сына, предложив ему выбирать между нею и его лакеем!
Эта истерика переходила всяческие границы. Король поднялся, велел кардиналу выйти, тот, не мешкая, повиновался. После чего обернулся в сторону рыхлой, разметавшейся в кресле, перемежающей слезы и проклятия женщины:
– Примите мои извинения, матушка, но я должен подумать. Я уезжаю в Версаль, где по меньшей мере обрету покой.
Во дворе короля ждала карета и сопровождавший его взвод мушкетеров. Людовик заметил бродившего, словно призрак, Ришелье. Но король сделал вид, что не заметил министра, сел в карету и укатил...
Безмолвный отъезд короля отозвался в сердце министра болью и предчувствием скорой немилости. У него не оставалось другого выхода, кроме как вернуться к себе и готовить свой отъезд, увы, больше похожий на бегство. Предвидя возможность такого исхода, он подготовил для себя Гавр, который был под его началом. Король отбыл в Версаль, это давало Ришелье немного времени, он распорядился упаковать наиболее ценные вещи, в первую очередь важные бумаги. По его указанию его обожаемая племянница Комбале, которую Медичи со скандалом выгнала в начале дня, уже уехала. Он присоединится к ней на месте...
