Голубая звезда - Бенцони Жюльетта (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
– Вы, должно быть, принимаете меня за сумасшедшую? – произнесла она.
– Не совсем. Скорее за несчастную девушку... Вас по-прежнему терзает воспоминание о том юноше?
– Конечно... Если бы вы знали, что никогда больше не увидите ту, которую любите, разве не впали бы в отчаяние?
– Может быть, именно потому, что когда-то я пережил нечто подобное, могу сказать вам: от этого не умирают. Даже во время войны!
– Вы – мужчина, а я – женщина, это большая разница. Убеждена, что Ладислав не испытывает ни малейшего желания покончить с собой. У него есть «дело»...
– И что это за дело такое? Нигилизм, большевизм?..
– Нечто подобное. Я в этом не разбираюсь. Знаю только, что он презирает людей знатных или богатых и хочет равенства для всех...
– И его образ жизни вас не привлекал? Потому вы и отказались последовать за Ладиславом?..
Огромные золотистые глаза взглянули на Морозини с восхищением и опаской.
– Откуда вы это знаете? В Вилануве мы говорили по-польски...
– Разумеется, но пантомима была чрезвычайно выразительной, и я не могу вас осуждать: вы не созданы для жизни крота.
– Вы ничего в этом не понимаете! – воскликнула она с прежней агрессивностью. – Жизнь в бедности не пугала меня. Когда любишь, надо уметь быть счастливым и в мансарде. Я не согласилась последовать за ним только потому, что поняла: если уеду и буду жить с ним, то подвергну его опасности... Дайте мне еще немного коньяку, пожалуйста, я... я так замерзла!
Альдо тут же подал ей бокал, затем, сняв с вешалки свою шубу, набросил ее на плечи девушке.
– Так лучше? – спросил он.
Она поблагодарила его чуть дрожащей улыбкой, и Альдо окончательно растаял, настолько ее губки были свежи, нежны, застенчивы и прелестны...
– Намного лучше, спасибо. У вас определенно есть склонность вмешиваться в то, что вас не касается, но все же вы очень любезны...
– Приятно слышать. Добавлю только: я ничуть не жалею, что дважды вмешался в вашу жизнь, и готов сделать это снова. Но вернемся к вашему другу: почему вы говорите, что, уехав с ним, вы подвергли бы его опасности?
Не изменяя свойственной, видно, ей привычке отвечать вопросом на вопрос, Анелька спросила:
– Что вы думаете о моем отце?
– Вы ставите меня в затруднительное положение. Что могу я думать о человеке, которого встретил впервые? У него важный вид, безупречные манеры, он чрезвычайно учтив. К тому же умен, образован... очень хорошо разбирается в международной политике. Может быть, не очень легок в общении? – добавил Альдо, вспомнив каменное лицо и холодный взгляд графа, сверкающий из-под монокля, а также надменное поведение, роднившее его скорее с прусским офицером, нежели с польскими дворянами, природная элегантность которых зачастую отдавала романтизмом.
– Это слабо сказано. Он страшный человек, с ним лучше не вступать в борьбу. Если бы я последовала за Ладиславом, он нашел бы нас и... я больше никогда не увидела бы того, кого люблю. По крайней мере, в этой жизни...
– Вы хотите сказать, что он убил бы его?
– Не колеблясь... и меня тоже, если бы убедился, что я больше не девственница!..
– Он бы вас... ваш родной отец? – воскликнул ошарашенный Альдо. – Неужели он не любит вас?
– Любит. По-своему. Он гордится мной, потому что я очень красива, и считает, что я – лучший способ восстановить состояние, которое уже не то, что прежде. Зачем, по-вашему, мы едем в Париж?
– Помимо посещения японской выставки, не имею представления.
– Выдавать меня замуж. Я больше не вернусь в Польшу... по крайней мере, под именем Анельки Солманской. Мне придется выйти замуж за самого богатого человека в Европе. Теперь вы понимаете, почему я хотела умереть... и по-прежнему хочу этого?
– Ну вот мы и вернулись к исходной точке! – вздохнул Морозини. – Вы предпочитаете упорствовать в своем безрассудстве? Впереди у вас целая жизнь, и она может быть такой же красивой, как вы сами. Возможно, не сейчас, но позднее!
– Во всяком случае, не в нынешних обстоятельствах.
– Вы в этом убеждены, потому что ваша душа и сердце полны любви к одному Ладиславу, но уверены ли вы, что никогда не полюбите человека, за которого вас выдают?
– На этот вопрос я не могу ответить, поскольку незнакома с ним.
– Но он, безусловно, знает вас так или иначе и, должно быть, желает сделать вас счастливой?
– Не думаю, что он видел меня где-то, помимо фотографии. Я его интересую потому, что в качестве приданого приношу ему семейную драгоценность, о которой он давно мечтает. Тем не менее я ему, кажется, нравлюсь...
– Что это еще за история? – вздохнул оторопевший Морозини. – Такую девушку берут в жены из-за приданого? Не могу поверить, что вас осмелились предложить в качестве... премии покупателю? Это было бы чудовищно.
Став вдруг абсолютно спокойной, Анелька погрузила свой лучистый взгляд в глаза собеседника и допила коньяк. На ее губах заиграла презрительная улыбка.
– И все же так оно и есть. Этот... финансист предлагал огромную цену за драгоценность; но мой отец сказал ему, что вещь ему не принадлежит и по завещанию моей матери я ни в коем случае не должна с ней расставаться. Решение пришло само собой, он сказал: «Я женюсь» – и женится на мне. Что поделаешь, он, видно, страстный коллекционер. Вы не знаете, что это за болезнь... а в том, что так оно и есть, нет никаких сомнений.
– Я могу это понять, потому что страдаю тем же недугом... но не до такой же степени! И ваш отец согласился?
– Разумеется! Он зарится на богатство моего будущего супруга, а по брачному контракту значительная его часть перепадет мне... не считая наследства: этот человек намного старше меня. Ему... чуть ли не столько лет, сколько вам! Может быть, даже больше: я думаю, лет пятьдесят...
– Оставьте в покое мой возраст! – пробурчал Морозини; его не столько раздосадовало, сколько развеселило ее замечание. Очевидно, в глазах этой девчушки человек с чуть посеребренными висками выглядел патриархом. – И что вы намерены теперь предпринять? Броситься в Сену, когда приедете в Париж? Или под колеса поезда в метро?
– Какой ужас!
– Вы находите? А что, по-вашему, произошло бы, если бы вам удалось открыть дверцу вагона? Результат оказался бы точно таким же: вас могло затянуть под колеса... или вы стали бы калекой! Самоубийство – это искусство, моя дорогая, если после него хочется выглядеть терпимо...
– Замолчите!..
Она так побледнела, что Морозини подумал, не позвать ли ему проводника, чтобы заказать новую порцию алкоголя, но Анелька не оставила ему времени сделать это.
– Не могли бы вы помочь мне? – вдруг спросила она. – Дважды вы помешали осуществить мое намерение, отсюда я делаю вывод, что не совсем безразлична вам. В таком случае, вы, должно быть, готовы прийти мне на помощь?
– Конечно, я хочу вам помочь. Если, конечно, это в моей власти...
– Уже колеблетесь?
– Дело не в этом; если у вас есть предложение, изложите его, и мы все обсудим.
– В котором часу поезд прибывает в Берлин?
– Около четырех утра, кажется. Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что это мой единственный шанс. В это время в поезде все будут спать...
– Кроме проводника, пассажиров, которые будут выходить, и тех, что садятся, – заметил Морозини, которого начинал беспокоить поворот в разговоре.
– Простая и легко осуществимая идея: вы поможете мне выйти из вагона, и мы вместе исчезнем в ночи...
– Вы хотите, чтобы...
– Чтобы мы убежали вместе, вы и я. Это безрассудство, понимаю, но разве я его не стою? Вы даже могли бы жениться на мне, если бы захотели.
Альдо был потрясен, но воображение уже рисовало перед ним целую серию прелестных картин: они вдвоем мчатся на автомобиле в сторону Праги, чтобы успеть на поезд, который увезет их в Вену, затем в Венецию, где она станет принадлежать ему... Какой очаровательной княгиней стала бы Анелька! Старый дворец весь засветился бы при появлении этой блондинки... Только подобное романтическое будущее больше похоже на сон, чем на реальность, но неизбежно наступает момент, когда грезы рассеиваются и происходит падение, и оно тем болезненнее, чем выше воспаряешь. Анелька, без сомнения, оказалась самым соблазнительным искушением из всех, что выпали на долю Морозини за долгое время. Ее образ позволил ему бороться на равных с Дианорой, но другая картина заслонила вдруг восхитительное лицо девушки: фигура лежащего в луже крови маленького человека, одетого в черное, того, у кого больше не было лица, а затем в ушах Альдо прозвучал глухой и умоляющий голос, до сих пор никогда не обращавшийся к нему с такими словами: «Теперь у меня остались только вы. Не бросайте моего дела!»
