Рубиновый сюрприз - Максвелл Энн (читать хорошую книгу txt) 📗
— Твои соотечественники растеряли всякое чувство верности, — произнес Хадсон, чеканя каждое слово.
— Почему ты так думаешь? Просто потому; что Россия не сразу согласилась оказать честь устроить выставку именно, в твоем музее, несмотря на то, что ты предлагал; возместить все затраты?
Хадсон промолчал.
— Ты, конечно, в курсе, во что теперь обходятся международные выставки, — спокойно продолжил Новиков. — Безусловно, ты являешься спонсором многих, из них, всеми силами стремясь стать главным покровителем искусств в Лос-Анджелесе.
Бледное лицо Хадсона неожиданно покрылось пятнами.
— Не нужно поддразнивать меня, — сказал он. — Я великодушен по отношению к искусству и к людям, принадлежащим миру искусства, но уверяю, с такими, как ты, и даже сильнее тебя у меня хватит сил справиться. Мне это уже приходилось делать, и не раз.
С большим трудом Новикову удалось сдержать себя. В течение последнего часа он терпел раздражение и высокомерие Хадсона, ожидая, что тот все таки проговорится о своей причастности к исчезновению «Рубинового сюрприза».
Новиков знал, что многие годы Хадсон служил Советам только ради своих собственных интересов. Вероятнее всего было то, что ему стала известна истинная ценность «Рубинового сюрприза», и он украл его преследуя какие-то личные цели.
Однако до сих пор Хадсон не обмолвился ни о чем таком, что давало бы основание думать о нем, как о грабителе яйца Фаберже.
— Я не собираюсь никого поддразнивать, — дерзко ответил Новиков. — Но я патриот, и потому мне не нравится выслушивать подобные нападки на мою родину ни от кого, даже если они исходят от такого влиятельного миллионера, как Дэмон Хадсон.
Румянец на щеках Хадсона стал багровым.
— Я всегда был другом русских, — произнес он.
— Временами эта дружба очень дорого обходилась мне с точки зрения личных и профессиональных отношений, содействуя России, я тратил миллионы долларов из своего кармана. Только на организацию этой выставки я выложил три миллиона долларов.
Новиков оценивающе посмотрел на Хадсона. Тот, казалось, уже дошел до точки кипения. Его глаза блестели, щеки горели, а густые белесые брови соединились в одну линию, придав лицу свирепое выражение. Новиков терпеливо ждал, думая о том, чем бы еще можно было разозлить своего собеседника, чтобы он хоть как-то проговорился о «Рубиновом сюрпризе».
— Твой пример достоин подражания. Но многие догадываются, что русские с лихвой компенсировал и твою поддержку.
— Эта поддержка стоила мне гораздо дороже тех денег, которые я получил взамен, — с горечью сказал Хадсон. — И что я сейчас получаю за свою давнюю дружбу и жертвоприношение?
Не, дождавшись реакции Новикова, Хадсон, в сердцах сам ответил на свой риторический вопрос.
— Взамен я получаю халтурную коллекцию икон и церковной. живописи, табакерки, и портсигары, несколько посредственных, картин в стиле социалистического реализма и некое колличество захудалых пропагандистских плакатов, времен сталинизма. И уже с явной угрозой в голосе спросил: — Где Фаберже?
Новиков внимательно посмотрел на Хадсона. Любой нормальный человек старался бы избегать подобной темы, если бы на самом деле был виновен в похищении яйца Фаберже. Но Хадсон не был нормальным. Поэтому этот вопрос не являлся подтверждением его виновности или невиновности.
— Работы Фаберже распаковываются и раскладываются по стендам, — ответил Новиков. — Посмотри вокруг более внимательно.
— Я не имею в виду весь этот хлам! Где императорский заказ Фаберже? Я хочу, чтобы пасхальные яйца были здесь. Их должна видеть пресса.
— А почему они имеют такое огромное значение для тебя? — безразлично поинтересовался Новиков. — Японская пресса почти совсем не уделила им внимания. Посчитала их безвкусными и второсортными?
Хадсон лишь презрительно усмехнулся.
— Японцы считают, что настоящему произведению искусства должно быть тысяча лет. Но американцы! более проницательны. Мы признаем мастерство и красоту независимо от времени давности.
— Замечательно, — процедил сквозь зубы Новиков.
— Послушай, ты, мерзкий сукин сын, я пообещал устроить в четверг специальный просмотр выставки для главных искусствоведов из «Нью-Йорк таймс», «Лос-Анджелес таймс» и других влиятельных газет и журналов.
— Не волнуйся, американские журналисты охотно придут к своей кормушке, — сухо заметил Новиков. — Не стоит бояться их.
Хадсон вытянулся в полный рост и грозно встал перед русским куратором, словно основатель Ветхого Завета.
— Эта выставка очень важна для моей репутации, особенно теперь, когда откуда-то появилась все вынюхивающая вокруг эта сука Тод. Она явно пытается скомпрометировать меня, докопавшись до моих старых сделок.
Новикову с трудом удалось остаться равнодушным при упоминании о Клэр Тод.
— Имя Фаберже будет красоваться во всех заголовках, — продолжил Хадсон. — Только благодаря императорским яйцам предстоящая выставка и мой музей могут попасть на первые страницы газет и журналов. Поэтому выкладывай Фаберже, сынок, да поживее.
— Их сейчас осматривают специалисты, чтобы проверить, нет ли каких-либо повреждений после перевозки, — мягко и успокаивающе произнес Новиков.
Но Хадсон только еще больше распалился.
— Где они? — гремел он, требуя ответа.
— Будут на месте, как только завершится подготовка к выставке. До тех же пор их будут хранить за семью замками.
— Покажи мне эти проклятые яйца!
Несмотря на внешнее спокойствие, Новиков в душе проклинал Хадсона и ругался, как последний спившийся работяга. Он, конечно, придумал историю на такой случай, но все-таки надеялся, что эта байка не пригодится.
— Яйца доставят к полудню, — уверенно проговорил Новиков.
— Все? — проворчал Хадсон.
— Кроме одного, — спокойно ответил Новиков. — Оно получило незначительное повреждение при перевозке.
— Какое именно яйцо?
— Одному из младших сотрудников обслуживающего Персонала выставки пришлось вернуться в Москву вместе с поврежденным экспонатом. Через сорок восемь часов он вернется в Лос-Анджелес.
— Пресса должна прийти на просмотр через тридцать часов. Какого яйца не хватает?
— «Рубинового сюрприза», — вздохнув, промолвил Новиков.
— Его отправили в Москву? — заорал Хадсон. — Ты говоришь, что это проклятое яйцо в Москве?
Несколько русских посмотрели на Хадсона. Однако подчиненные не обратили внимания на выкрики шефа, уже привыкнув к тому, что он часто терял самообладание во время встреч со своими клиентами. Их волновало только то, чтобы его гнев не обрушивался непосредственно на них.
— Господи! — разозлился Хадсон. — Почему ты ничего не сказал мне об этом раньше? Я пообещал этим газетчикам, что они первыми узнают сенсационную новость: впервые в Америке царские сокровища дореволюционной России!
— Поэтому-то мы и хотим, чтобы такая выставка прошла должным образом, — успокаивающе произнес Новиков.
— Тогда почините эту чертову вещь в Лос-Анджелесе! — завопил Хадсон. — На Хилл-стрит достаточно много ювелиров, которые быстрее сделают такое же новое яйцо, чем вы почините старое в Москве.
Внезапно поблизости очутился Гапан. Вид у него был словно у оборванного пролетария, смотревшего на заевшегося буржуя. Хадсон сердито взглянул на него, ощутив отвращение от его изборожденного морщинами лица. Хадсон слышал, что Новиков и этот омерзительный русский были любовниками. Не вызывало сомнений, что Гапан являлся также телохранителем изящного и элегантного Новикова.
Новиков посмотрел на Гапана, затем снова бросил взгляд на Хадсона:
— Москва — единственное место, где до сих пор сохранились почти все инструменты того времени, а также сама мастерская Фаберже. Мы постараемся, чтобы яйцо приобрело первоначальный вид.
— Это возмутительно! Я сообщу об этом в Министерство культуры. Там оторвут твои яйца, если, конечно, таковые у тебя имеются.
Новиков рассмеялся:
— Будь уверен на этот счет. Я регулярно занимаюсь тем же, чем и ты Хадсон.
