Деревенские девчонки - О'Брайен Эдна (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Всю последнюю неделю мы собирались в Дублин.
Накануне отъезда я пошла в деревню, чтобы попрощаться с соседями и купить пакет меток для белья.
На рынке была распродажа свиней. У входов в магазины стояли телеги и сани для торфа, в них копошились и визжали розовые поросята. Свиньи побольше высовывали пятачки сквозь прутья телег, пытаясь выбраться из них.
Снова стоял ветреный день, ветер гнал вдоль улиц солому и обрывки бумаги. Этот же ветер приносил и столь знакомый мне запах, обычный для каждой деревенской ярмарки. Приятный запах свежего навоза, тёплый аромат животных, старой одежды и табачного дыма.
Ветер проникал внутрь плотных крестьянских курток, трепал их полы так, что их хозяева напоминали моряков в шторм; они яростно спорили, обсуждая цены, плевали себе на руки и спорили снова.
Двое мужчин вышли из лавки Джека Холланда. Из приоткрытой на секунду двери вслед за ними вырвались обрывки разговоров и табачный дым, несколько толпившихся неподалёку приезжих услышали этот шум и учуяли запах портера и поспешно двинулись к Джеку. Детвора с гор стояла около своих повозок, подкармливая осликов и поджидая своих отцов. Чересчур большие одёжки, явно перешедшие к ним от старших братьев, делали их смешными. Их большие глаза замечали всё, пристальными взглядами они провожали женщин, выходивших из дома, чтобы набрать ведро воды из зелёной уличной колонки. Ребятня с гор с удивлением смотрела на неприбранных деревенских женщин, а те, в свою очередь, поглядывали на них с некоторым презрением, которое деревенские жители традиционно питали к голытьбе с гор.
Томми Туохи взвешивал поросят на больших весах рядом со своим магазинчиком па базаре, поросята визжали и норовили выскользнуть у него из рук. Темнело, ветер гнал по небу чёрные тучи. Всё говорила за то, что пойдёт дождь.
Я купила меток для белья и попрощалась с Джеком. Его лавка была полна, и у него совершенно не было времени, чтобы отзывать меня в сторонку и шептать на ухо всякие страстные вещи. Мне повезло.
Я не жалела, что покидаю нашу старую деревню. Она постарела, похирела и приходила в упадок. Лавки давно уже требовали свежей краски, в окнах домов стояло куда меньше гераней, чем во времена моего детства.
Последние несколько часов пролетели как в тумане. Снова и снова мы прощались друг с другом. Марта плакала. Я думаю, она чувствовала, что мы покидаем её навсегда, а для неё жизнь останавливается. Жизнь прошла мимо неё, бессовестно её обманув. Ей уже исполнилось сорок лет.
Мы расположились в вагоне третьего класса для некурящих, и поезд, раскачиваясь, потащил нас в Дублин.
– Чёрт возьми, а где здесь вагон для курящих? – спросила Бэйба. Билеты на поезд заказывал её отец, но мы, разумеется, не сказали ему, что у каждой из нас в сумочке лежало по пачке сигарет.
– Давай поищем, – ответила я, и мы пошли по проходу, хихикая и поглядывая на встречных «с выражением». Я думаю, в тот период нашей жизни мы выглядели со стороны как две деревенские вертихвостки, бесстыдно ринувшиеся на штурм большого города. Взглянув на нас, люди тут же отводили взгляды, словно мы шли голыми. Но это нам было безразлично. Мы были молоды и, как нам казалось, красивы.
Бэйба, небольшого роста и тоненькая, постригла волосы под мальчика, но оставила падать на лоб несколько заманчивых прядок. Она выглядела изящной и опрятной, любому мужчине хотелось поднять её на руки и унести к себе. Я, напротив, выглядела высокой и неуклюжей, со смущённым взглядом, с гривой растрёпанных рыжеватых волос.
– Давай закажем шерри, или сидра, или ещё какую-нибудь штуковину, – сказала Бэйба, поворачивая голову, чтобы взглянуть на меня. Её кожа была темнее моей, и когда она улыбалась, мне почему-то приходили в голову осенние ассоциации, вроде спелых орехов или наливных яблок.
– Ты великолепно выглядишь, – сказала я.
– Ты тоже превосходна, – в свою очередь, сделала она комплимент мне.
– Ты как картинка, – добавила я.
– А ты вылитая Рита Хейворт, – сказала она. – Знаешь, о чём я часто думаю?
– О чём?
– Как выходили из положения эти бедные монашки, когда ты на целый день лишила их туалета?
Когда она упомянула монастырь, я снова буквально наяву ощутила запах капусты; тот проклятый запах, который буквально пропитал каждый уголок нашей школы.
– Да уж, пришлось им тогда попрыгать, – сказала она и рассмеялась.
Поезд круто повернул, и мы рухнули на ближайшее к нам сиденье. Бэйба зашлась смехом, а я улыбнулась сидевшему напротив мужчине. Но он дремал и не обратил на меня внимания. Тогда мы поднялись и снова пошли вдоль поезда, по проходу между пыльными сиденьями, крытыми вельветом. В конце концов мы разыскали бар.
– Две порции шерри, – сказала Бэйба, выпуская струйку дыма прямо в лицо бармена.
– Какого именно? – спросил он. Он был в хорошем настроении и ничуть не возражал против табачного дыма.
– Любого.
Он наполнил две рюмки и поставил их на стойку перед нами. После того как мы выпили шерри, я заказала нам сидра. Мы немного опьянели и стали раскачиваться на высоких барных стульях, наблюдая за льющим за окнами поезда дождём. Но в таком состоянии мы разглядели не очень много и вскоре отправились восвояси.
Глава четырнадцатая
Когда мы подъезжали к Дублину, было около шести часов вечера. Ещё не стемнело, мы вытащили наши вещи на перрон и на минутку остановились, чтобы остальные пассажира прошли вперёд. Мы никогда в жизни не видели такого количества народа.
Бэйба жестом руки остановила такси и назвала шофёру наш новый адрес. Он был написан на бирке её чемодана. Жильё себе мы нашли по объявлению в газете, и наша новая домохозяйка была иностранкой.
– Боже мой, Кэт, вот это жизнь, – сказала Бэйба, расслабленно откидываясь на спинку заднего сиденья и смотрясь на себя в маленькое ручное зеркало. Она поправила локон так, чтобы он спускался на лоб до брови.
Я не запомнила улиц, по которым мы ехали. Стоящие на них здания выглядели для меня чересчур непривычно. Когда наступило шесть часов, с колокольни церкви, мимо которой мы как раз проезжали, раздались удары колокола, и тут же им стали вторить колокола других церквей города. Звуки колоколов различной высоты сливались в весёлую мелодию, очень подходящую к весеннему воздуху города. Я уже начинала любить этот город.
Мы миновали кафедральный собор, чей тёмный камень портала был ещё влажным после дождя, хотя улицы уже высохли. От разнообразия платьев в витринах магазинов у нас закружилась голова.
– Боже мой, какое в той витрине великолепное платье. Послушайте, мистер, – воскликнула Бэйба, подаваясь на сиденье всем телом вперёд.
Шофёр, не оборачиваясь, опустил подъёмное стекло, которое отделяло переднее сиденье автомобиля от заднего.
– Вы что-то сказали? – У него был певучий акцент, на котором говорят в графстве Корк.
– Вы из Корка? – фыркнула Бэйба.
Он сделал вид, что не расслышал, и снова поднял стекло. Затем, сразу же после этого он повернул налево, проехал ещё несколько десятков метров и остановился. Мы прибыли на место. Мы вышли из такси и, сложившись, заплатили по счётчику. Но мы ничего не слыхали про «чаевые». Шофёр оставил наши вещи на тротуаре рядом с калиткой. К изгороди, окружавшей дом, был прислонён мотороллер, а от калитки к дому вела узкая бетонированная дорожка, по обе стороны которой располагались два небольших газона с подстриженной травой. Между газонами и дорожкой тянулись узенькие цветочные клумбы, на которых сейчас из влажной земли пробивались нежные ландыши. Сам дом был сложен из красного кирпича, имел два этажа в высоту, а окна первого этажа выступали эркером.
Подойдя ко входу, Бэйба одновременно постучала в дверь специальным молотком и нажала на кнопку звонка.
– О, Боже, Бэйба, да ты поставишь на ноги весь дом!
– Я не такая трусиха как ты, – ответила она, подмигнув мне. Локон на её лбу придавал ей отчаянно-смелый вид. У порога, рядом со скребком для очистки ног от грязи, стояли молочные бутылки; из-за двери послышались шаги.