Звезды в моем сердце - Коротнян Екатерина Анатольевна (книги TXT) 📗
И вот теперь всему конец. Сегодня она уезжает и больше никогда его не увидит. Ей даже не стало любопытно, почему все-таки императрица послала за ней. Теперь уже все равно, какая бы ни была на то причина. Ей оставалось только уехать, покинуть замок и лорда Куэнби, навсегда исчезнуть во мраке, в безвестности.
Когда наконец Гизела осталась в комнате одна, она выскользнула из постели и встала перед зеркалом. Ее лицо было очень бледным, под глазами легли темные круги. И все же, одетая в затейливый пеньюар, принадлежащий императрице, с распущенными по плечам волосами, доходящими чуть не до колен, она выглядела прелестно. С трудом верилось, что она снова может превратиться в несчастную, забитую простушку, которую вознесли на незаслуженный пьедестал…
Но Гизела слишком хорошо понимала, что ее красота – лишь часть той роли, которую она играла. Волосы вновь потускнеют, когда за ними перестанут следить; лицо погрубеет без кремов и массажа; кожа на руках покраснеет, а фигуру скроет бесформенная, плохо сшитая одежда, какую она всегда носит. Ничего, ничего не останется, только воспоминание о вчерашнем вечере.
Она коснулась пальцами губ. Они все еще горели от его неистовых поцелуев. Но только от одной мысли о них Гизела невольно разомкнула губы. Дыхание ее участилось, сердце снова заколотилось как вчера, когда он целовал ее и называл своей возлюбленной. У нее вдруг мелькнула дикая мысль пойти вниз и сказать ему правду, признаться: «Я не императрица. Я только женщина, которая вас любит».
Но она тут же поняла, что это невозможно. Во-первых, она не могла предать императрицу. Во-вторых, она знала, что ей не хватит смелости взглянуть ему в лицо и увидеть, как оно внезапно исказится от презрения. Он придет в ярость от такого обмана и отвернется от нее с той же горечью и ненавистью, которые обнаружились в самый первый вечер, когда он напрасно обвинял ее во всех тех преступлениях.
Нет, она так не поступит. Это невозможно. Но она пока сомневалась, хватит ли у нее сил попрощаться, когда придет время, сможет ли она уехать, если вдруг он станет просить ее остаться.
Фанни и Мария вошли в комнату почти бегом. Внесли сундуки, и служанки принялись собирать вещи, вынимая чудесные платья из гардероба и укладывая между толстыми слоями мягкой оберточной бумаги, чтобы не повредить хрупкую красоту. Гизелу больно кольнуло, когда они взяли в руки платье, которое она должна была надеть сегодня вечером. Из голубого атласа, сплошь расшитое крошечными алмазными цветами, с каскадом гофрированных рюшей, закрепленных сзади в жесткий турнюр.
Гизела смотрела, как его укладывают в сундук, и думала, понравилась бы она в нем лорду Куэнби или нет. Задавать себе такие вопросы – все равно что вращать рукоятку ножа в сердце, и Гизела поэтому поспешно оделась и прошла в будуар, где накрыли стол к завтраку. Там она могла побыть в одиночестве.
Графиня уже встает, сообщила ей Мария. Чувствует она себя далеко не лучшим образом и ворчит, что приходится ехать в такую рань. Гизела выпила стакан молока и в беспокойстве вернулась обратно в спальню.
– Когда подадут карету, Мария? – спросила она.
– В девять тридцать, фройляйн, – ответила камеристка. – Мы бы и раньше уехали, если бы мне сразу доложили о приезде посыльного.
– Кто-нибудь сообщил его милости?
Гизела попыталась говорить спокойно, но не смогла скрыть волнения.
– Его милость уехал на прогулку верхом, – сказала Мария. – Я велела дворецкому известить его о нашем отъезде, как только он вернется.
Гизела глубоко вздохнула. А что, если лорд Куэнби не успеет вернуться? Будет ли приличным уехать, не попрощавшись? И сможет ли она поступить так? Но, с другой стороны, возникал еще один вопрос: сможет ли она произнести слова прощания?
Она едва обратила внимание, во что ее одевали. Но когда все было готово, рассмотрела, что на ней платье из розовато-лилового бархата и накидка такого же цвета, но более темного оттенка. Юбка была оторочена широкой полосой собольего меха, а в руках она держала соболью муфточку. Страусовые перья мягко щекотали щеку, в ушах и в кружеве вокруг шеи блестели бриллианты и аметисты. Мария использовала для ее лица обычную косметику, но так и не сумела замаскировать страдальческие морщинки, появившиеся у глаз.
Гизеле вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, сейчас она более всего похожа на императрицу. Она стала старше, ушла часть ее юности – безвозвратно утеряна минувшим вечером, когда она очнулась от заблуждений и невинных грез юной девы и столкнулась с полнейшей реальностью страсти и безудержной любви.
Вещи упаковали. Тут раздался стук в дверь, и лакей вручил Марии бриллиантовые звезды, которые были в прическе Гизелы прошлым вечером.
– Камердинер его милости решил, что они вам понадобятся, мисс, – услышала Гизела.
– Господи! Чуть не оставили! – в ужасе воскликнула Мария.
Гизела отвернулась, когда камеристка внесла украшения в комнату. Она была не в силах смотреть на них, вспоминать прикосновение его рук, удивительно нежное и в то же время решительное и властное.
В дверь снова постучали, и в комнату вошла графиня Фестетич, уже одетая в дорожный костюм. Выглядела она больной и довольно слабой.
– Доброе утро, – сказала Гизела. – Мне жаль, что вы еще не поправились.
– Мне уже лучше, – устало произнесла графиня. – Почему вдруг такая спешка? Что случилось?
– Марию это тоже удивило, – ответила Гизела. – Боюсь, письмо мало что объясняет. Можете сами прочесть.
Она протянула листок графине. Та пробежала по нему глазами и, подойдя к камину, бросила в огонь.
– Было бы неразумно оставить его здесь, – пояснила она. – Возможно, из Вены действительно пришли какие-то новости. Я очень надеюсь, что ее величеству не придется возвращаться. Она так давно ждала возможности приехать поохотиться.
– Я тоже надеюсь, – машинально повторила Гизела.
– Итак, вы готовы? – спросила графиня. – Кареты должны быть уже поданы. – Она посмотрела на Гизелу. – Вам нужно будет попрощаться с челядью. Пройдем вниз?
Гизела помедлила немного, прежде чем ответить.
– Я готова, – наконец сказала она, но знала, что говорит неправду.
Она не была готова. Она никогда не будет готова проститься с лордом Куэнби. Они медленно спустились вниз, шурша платьями по толстому ковру. Как и предупредила графиня, все слуги собрались в холле, выстроившись в шеренгу, все без исключения – от домоправительницы до младшей судомойки. Они хотели хотя бы одним глазком взглянуть напоследок на именитую гостью, которой прислуживали. Для них это было большим событием. И хотя их предупредили, что нужно сохранить инкогнито гостьи вне замка, они для себя считали честью быть посвященными в тайну, потому что им доверяли, им поверила сама императрица.
Когда Гизела сошла вниз, она подумала, что сейчас совершает, наверное, самый дурной поступок в своей жизни. Обмануть этих простодушных людей, разыграть перед ними спектакль – гораздо хуже, чем обмануть самого лорда Куэнби. Но тем не менее она в очередной раз решила не подводить императрицу.
Она прошла вдоль всего ряда, милостиво улыбаясь, грациозно протягивая руку старшим слугам, слегка кивая и даря улыбку младшим. Церемония вскоре закончилась. Прислуга разошлась по своим местам, а Гизела на секунду растерялась.
– Его милость еще не вернулся, мадам, – сообщил дворецкий.
– Тогда, я боюсь, нам придется ехать, – сказала Гизела, как ей самой показалось, тусклым и бесцветным голосом. – Передайте, пожалуйста, его милости, когда он вернется, что новости, поступившие из Вены, заставили меня немедленно отправиться в Истон Нестон.
– Слушаюсь, мадам.
Они подошли к входной двери. Ноги у Гизелы стали как свинцовые. Кареты ждали; в одной из них, в которой предстояло разместиться Фанни и Мария, лакеи устанавливали сундуки.
Неожиданно Гизела вздрогнула. По дороге навстречу им мчался лорд Куэнби верхом на великолепном гнедом скакуне, который слегка взмок, как будто его долго и яростно гнали во весь опор.
