Восхождение к любви - Гэблдон Диана (бесплатная регистрация книга .txt) 📗

— Мистрисс? — Мягкий шотландский голосок заставил меня поднять голову. Две девушки, лет по шестнадцать—семнадцать, робко попятились назад в коридор. Они были просто одеты и обуты в башмаки на деревянной подошве, волосы повязаны домоткаными шарфиками. Одна из них — та, которая со мной заговорила, — держала в руках щетку и какую-то ветошь, вторая — бадью с горячей водой, от которой шел пар. Это девушки мистрисс Фиц пришли убираться в кабинете лекаря.

— Мы вас не побеспокоили, мистрисс? — встрево-женно спросила одна.

— Нет-нет, — заверила их я. — Я как раз собиралась уходить.

— В полдень вы не приходили поесть, — сказала другая девушка, — но мистрисс Фиц попросила передать, что еда для вас оставлена в кухне и вы можете туда прийти, как захотите.

Я выглянула в окно в конце коридора. Солнце ив самом деле уже перевалило за полдень, и я ощущала голод. Я улыбнулась девушкам:

— Так я и сделаю. Спасибо вам.

Я снова отнесла еду на лужайку, опасаясь, что в противном случае Джейми не получит никакой еды, вплоть до обеда. Сидя на траве и наблюдая за тем, как он ест, я спросила его, по какой причине он жил в тяжелых условиях, занимался угоном скота и кражами на границе. Я уже достаточно присмотрелась к людям, которые приходили в замок из окрестных деревень, да и к обитателям замка тоже, и мне было ясно, что Джейми, во-первых, более благородного происхождения, а во-вторых, гораздо образованнее. Описание его собственного дома, сделанное им пусть и кратко, тем не менее позволяло заключить, что семья его достаточно зажиточная. Почему он живет так далеко от дома?

— Так я же объявлен вне закона, — ответил он, явно удивившись тому, что я не в курсе дела. — Англичане объявили, что за мою голову дадут десять фунтов стерлингов. Не так много, как за разбойника с большой дороги, — добавил он недовольным тоном, — но все-таки побольше, чем за карманного, вора.

— И это за обструкцию? — недоверчиво спросила я.

Десять фунтов для здешних мест — полугодовой доход небольшой фермы; мне трудно было представить, что английское правительство установило такую значительную награду за столь незначительное преступление.

— Нет. За убийство.

Я разинула рот в изумлении и чуть не подавилась. Джейми похлопал меня по спине, помогая справиться с дыханием. Наконец я смогла говорить и спросила, запинаясь:

— К-кого вы у-убили?

Он пожал плечами.

— Ну, тут есть неурядица. Я вовсе не убивал человека, в убийстве которого меня обвиняли и объявили вне закона. Но я не считаю это несправедливым, потому что отправил на тот свет несколько других красномундирников.

Он помолчал и повел плечами — словно потерся спиной о невидимую стену. Я замечала, что он и прежде делал так, в мое первое утро в замке, когда я его перевязывала и увидела рубцы у него на спине.

— Это было в Форт-Уильямс. День или два после второй порки я почти не мог двигаться, да еще лихорадка началась из-за ран. Когда я встал на ноги, мои… друзья решили увезти меня из лагеря, они считали, что так будет лучше для меня. Вышло так, что началась перестрелка, в которой был убит один англичанин, старший сержант, и оказалось, что именно он порол меня в первый раз. Но я его не убивал. У меня не было к нему никаких личных претензий, к тому же был тогда такой слабый, что дай Бог в седле удержаться. — Губы у Джейми сжались в одну тонкую твердую линию. — Хотя ежели бы это был капитан Рэндолл, я бы уж как-нибудь собрался с силами. — Он снова повел плечами, так что грубая льняная рубашка туго обтянула спину. — Вот и все. Именно по этой причине я не удаляюсь от замка на большое расстояние. Здесь, в горах, почти невозможно напороться на английский патруль, хотя границу они переходят часто. Есть еще и пограничная стража, но эти к замку не приближаются. Колам не нуждается в их услугах, у него своих людей довольно.

Он улыбнулся и сильно взъерошил рукой волосы, так что они встали дыбом у него на голове — ни дать ни взять иглы у дикобраза.

— Я не такой уж незаметный, как вы видите. Я сомневаюсь, что в самом замке есть осведомители, но в окрестностях, конечно, найдутся люди, которые не прочь заработать несколько пенсов, сообщив англичанам, где я скрываюсь, если они точно узнают, кто я есть. — Он улыбнулся мне. — Вы догадались, что я вовсе не Мактевиш?

— А лэрд об этом знает?

— Что я вне закона? Да, Колам знает. Многие люди в горах Шотландии, похоже, знают об этом. То, что произошло в Форт-Уильяме, вызвало большой шум, а новости распространяются быстро. Они только не знают, что Джейми Мактевиш и есть тот самый человек. Надо надеяться, на меня не наткнется тот, кто встречался со мной, когда я жил под своим именем.

Волосы у него все еще торчали в беспорядке. Мне вдруг захотелось пригладить их, но я удержалась.

— Почему вы так коротко подстригаете волосы? — неожиданно для себя спросила я и покраснела. — Простите, это совсем не мое дело, просто я вижу, что другие мужчины, кого я тут встречаю, носят длинные…

Он провел рукой по взлохмаченной голове и ненадолго задумался.

— У меня они тоже были длинные, как положено. Теперь они короткие, потому что монахи выбрили мне затылок, и надо ждать несколько месяцев, пока волосы отрастут. — Он наклонил голову на грудь и предложил мне посмотреть ему на затылок. — Видите, прямо поперек всего затылка?

Раздвинув густые волосы, я увидела еще розовый и слегка выпуклый рубец от раны длиной примерно в шесть дюймов и слегка провела пальцем по всей длине рубца. Рану хорошо лечили и при этом накладывали швы; тот, кто этим занимался, знал свое дело, — ведь края свежей раны расходились, очевидно, широко, и кровотечение было обильным.

— У вас бывают головные боли? — задала я чисто профессиональный вопрос.

Джейми выпрямился, снова поправил растрепавшиеся волосы. Кивнул.

— Иногда, но теперь уже не такие сильные. Месяц или даже больше после того, как это случилось, я ничего не видел, и голова болела чудовищно все время. Когда ко мне вернулось зрение, головные боли начали ослабевать.

Он несколько раз моргнул, как бы проверяя, хорошо ли видит.

— Глаза иногда затуманиваются, — объяснил он, — если сильно устану. Предметы как-то расплываются по краям.

— Как вы еще живы остались, вот что удивительно, — сказала я. — У вас, должно быть, очень крепкий череп.

— Что верно, то верно. Кости толстые, как у моей сестры.

Мы оба рассмеялись.

— Как же это случилось? — спросила я.

Он нахмурился, и на лице появилось выражение неуверенности.

— В том-то и вопрос, — медленно проговорил он. — Я ничего об этом не помню. Мы тогда были вместе с ребятами из Лох-Лаггана у прохода Кэрриарик. Помню, я начал подниматься вверх по холму через густую чащу, помню, как укололся о шип падуба и подумал, что капли крови напоминают красные ягоды. Следующее мое воспоминание относится уже к монастырю Святой Анны во Франции, где я пришел в себя. В аббатстве Святой Анны де Бопре… Голова у меня гудела, словно колокол, и кто-то, кого я не мог видеть, подал мне прохладительное питье.

Он потер рукой затылок — как будто рана еще болела.

— Иногда мне кажется, я помню какие-то мелочи: лампу у себя над головой, эта лампа раскачивается… сладкий и маслянистый вкус чего-то на губах… кто-то со мной разговаривает… но все это вроде бы не по-настоящему. Я знаю, что монахи давали мне опиум, и я почти все время спал.

Он прижал пальцами веки закрытых глаз.

— Был сон, который все время повторялся. Три корня растут у меня в голове, большие, извилистые, они прорастают сквозь глаза, опускаются в горло, чтобы задушить меня. Сон тянулся и тянулся, корни извивались и становились все толще и длиннее. В конце концов они становились такими большими, что разрывали мой череп, и я просыпался от звука лопающихся костей. — Он мучительно сморщился. — Такой влажный треск — как выстрелы под водой.

— Уф!

Внезапно на нас упала чья-то тень и обутая в сапог нога ткнула Джейми под ребро.