Погнутая сабля (ЛП) - Грэм Уинстон (книги онлайн полные .TXT) 📗
Они уже выехали из Жуаньи, но он нашел конюха в следующей деревне. Оборванный маленький француз, пожав плечами, произнес: «II est vieux» [12]. И то правда. Солнце согрело промокшие плечи, и Росс осознал, что этой фразой можно описать и его самого. Он спросил конюха, нельзя ли где-нибудь купить или нанять лошадь, но, по-видимому, такая возможность не представится до самого Осера.
Росс снова тронулся в путь, проехав полмили на хромой лошади, а затем слез и прошел следующие полмили пешком. Шестой корпус стоял лагерем к северу от Осера, так что идти оставалось недалеко.
Во время своего прошлого визита в лагерь он обратил внимание на небрежность караульных и неряшливость солдат. Они с Руже обсудили сложность поддержания должной дисциплины в войсках во время долгого мира. Это проблема была особенно актуальна для Франции, чья армия по меркам мирного времени была слишком велика.
Но теперь все обстояло иначе: караульные держались настороженно и до грубости резко. Россу пришлось показать письмо от бригадного генерала Руже, и только тогда ему позволили пройти в караульное помещение. Прошло полчаса, прежде чем к нему вышел ординарец.
Зато Гастон Руже встретил его с прежней теплотой, разве что в его голосе звучала нотка тревоги:
— Добро пожаловать, друг мой, добро пожаловать. Как хорошо, что вы снова приехали. Погода была отвратительна? Пожалуйста, садитесь, выпейте бокал шампанского и расскажите парижские новости.
Лагерь предназначался для постоянного пребывания солдат, так что в кирпичных казармах стояли удобные кресла и горел очаг.
Они побеседовали несколько минут. Росс рассказал, что его лошадь охромела, и Руже послал ординарца за армейским конюхом, дабы тот высказал свое мнение. И все же они не могли долго избегать главной темы, волновавшей обоих. Руже заговорил первым:
— Вы не поверите, но знаете, где сегодня утром оказался его передовой отряд? Уже в Аваллоне.
— Это далеко отсюда?
— Пятьдесят километров. А знаете, где сейчас войска маршала Нея? В Тоннере. До него уже тридцать пять. Они попадут сюда к ночи, если захотят!
— Тогда мне не стоит оставаться.
— Слышал, они договорились встретиться здесь утром. Это будет великий момент. Без сомнения, несмотря на прошлые разногласия, они обнимутся, как братья. Вы вполне можете здесь заночевать.
— А что с лагерем?
Руже пожал плечами.
— Сейчас здесь только две бригады, моя и барона Новри, а еще 14-й уланский полк, две артиллерийские батареи и несколько инженеров. Всего около семи тысяч человек.
— И каковы их настроения?
— Все до единого — бонапартисты.
Руже внимательно посмотрел на него.
— А вы сами? — поинтересовался Росс. — Хотя должен ли я спрашивать?
— Вы с первой нашей встречи знаете о моей неприязни к тому, что сделали с Францией Бурбоны.
— Но вы говорили и о неприязни к тому, что сделал с Францией Бонапарт.
— Да. Но он слишком велик, чтобы не учиться на своих ошибках. Уверен, что правительство, которое он сформирует в Париже, окажется во всех смыслах лучше предыдущего, годичной давности. В конце концов, хуже, чем сейчас, уже не будет!
Росс попытался унять ноющую боль в лодыжке. Он уже несколько лет не ходил так много, как сегодня.
— Мне понятна ваша точка зрения. Хотя после всего увиденного я не могу винить ни короля, ни его родственников. Разве он не оказался перед лицом невыполнимой задачи — вернуть королевство и придворных после двадцати с лишним лет, найти баланс между старым и новым режимом?
— Нельзя повернуть время вспять, — возразил Руже. Огонь высветил яркий шрам на его лице, который в беседе с Россом он называл «сувениром из Йены». — Якобинцы превратили равенство в кровавую бойню, а Наполеон сумел остановить их, при нем появилось хоть частичное равенство, хоть какая-то справедливость и беспристрастность, а правосудие действовало в рамках закона. Но злобная тупость этих вернувшихся émigrés, которые требуют старых привилегий и старых владений, понятия не имея о принципах, появившихся здесь после 1793-го...
Росс взял еще бокал шампанского.
— А если возвращение Наполеона приведет к возобновлению войны?
— Да не должно, друг мой. Бонапарт сейчас не в том состоянии, чтобы искать с кем-то войны. Но если нам навяжут войну, мы покажем, что еще способны сражаться!
— Да ведь никто в этом и не сомневался.
— Надеюсь, мы никогда больше не окажемся по разные стороны, — задумчивое лицо Руже вдруг осветила улыбка. — Если что, нам лучше избегать друг друга. Думаю, вы храбрый враг, но я предпочел бы остаться вашим другом.
— Аминь,— произнёс Росс.
Поужинав и выпив, они стали говорить более откровенно.
— А эту травму лодыжки вы получили на войне с нами?
— Нет, с американцами. Чуть ли не до вашего рождения.
— Вздор. Мне тридцать восемь. Она вас беспокоит?
— Не слишком. Просто ветреная погода плохо на нее действует. Как и хромая лошадь.
— Понимаю. Что ж, Мартин доложил, что ваша лошадь в плохом состоянии. Ей давно пора на покой. Если вы наняли ее, то вас обманули.
— Других не нашлось.
— Ясно. Из-за этого кризиса лошади стали во Франции на вес золота. Сейчас вы едва ли что-нибудь найдете. В деревнях, лежащих на пути императора, прекрасно знают, что он заплатит за любую пригодную лошадь. А те, кто уже обзавелся лошадьми, понимают, что в такое время продажа или сдача лошади внаем равносильны измене.
Росс продолжал ужинать, испытывая безразличие к тому, что ему говорят. Но когда воцарилась тишина, все же спросил:
— Так вы что же, надеетесь, что завтра я отправлюсь в Париж пешком?
Руже от души рассмеялся, но за смехом скрывалась неловкость.
— Нет, друг мой, обещаю, до этого не дойдет. Но я прошу вас войти в мое положение, как я вошел в ваше. Вы приехали сюда по моему приглашению, но за эту неделю мир изменился! Вы согласны вернуться дилижансом?
— Это возможно?
— Есть один, отбывающий завтра в девять утра. Вы станете пятым пассажиром. С вами поедут две дамы и два джентльмена, оба гражданские, один из них священник. Все они, скорее по личным, чем по политическим мотивам хотят уехать из Осера до прибытия Наполеона. Как, впрочем, и вы. Дилижанс едет медленно, но доберется наверняка.
— Насколько медленно?
— Проведете ночь в Сансе. Выедете засветло и в воскресенье днем окажетесь в Париже.
Росс посмотрел в окно. Стемнело, по стеклам барабанил дождь. Боль в лодыжке не унималась.
— Очень хорошо, — сказал он.
Проблем с документами не возникло. Жоди поехала с Демельзой и тоже получила паспорт на имя мадам Жозефины Эттмайер.
— Если придется уезжать, то безопаснее путешествовать под фамилией мужа. Нам осталась, возможно, неделя. На большее рассчитывать нельзя.
— А король?
— Остается. А, значит, Анри со своим полком тоже останется. Я очень боюсь за его жизнь, потому что с его характером он станет сопротивляться до последнего. Не забывай, что на дворце Тюильри все еще виден след от пушечного ядра, полученный во время резни швейцарской гвардии всего двадцать с небольшим лет назад.
Демельза вглядывалась в мокрую улицу. Все выглядело таким обычным, таким будничным. Люди занимались повседневными делами, словно ничего не произошло и ничего не случится. Неужели через несколько дней на смену этой энергичной жизни придет гражданская война, брусчатка покроется трупами, сточные канавы заполнятся кровью, а попавшие под перекрестный огонь дети будут разбегаться и падать?
Демельза вздрогнула.
— Посольство обеспечит вас транспортом для выезда из города? — спросила Жоди.
— У нас нет никаких планов. Когда Росс в четверг уезжал, казалось, что опасность уже миновала! На Пасху мы ждем друзей из Англии! Мой сын и его жена тоже должны приехать из Брюсселя. И я понятия не имею, что будет делать Росс!
