Страсти по Анне - Данович Дина (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
— Анненька!
— Николка! — И я поняла, что слезы сами льются из глаз. — Живой! Господи!
И мы замерли друг против друга, не в силах говорить, только что-то искали в глазах. Я обняла его, вдруг поняв — обнимаю я не младшего брата, г взрослого мужчину, который только что приехал с войны.
— Да ты босая! Глупенькая! — ив его голосе смешались нежность, тревога и бесконечная любовь.
И вот я уже у него на руках, он несет меня в дом, и мне безумно неловко, словно я нахожусь не с родным братом, с которым дралась в детстве, а с малознакомым человеком, совсем чужим мужчиной.
— Ты зачем не обулась? — спросил он.
Откуда знала? Я и не заметила, что снег холоден, что пеньюар и сорочка до колен в снегу, что шаль лежит где-то около крыльца.
Степан уже поднял всю прислугу на ноги. Я нервничала, без толку суетилась, мешалась, не знала, куда усадить Николку, что предложить ему в первую очередь.
— Анна, — решил все вопросы он сам, — мне — горячую ванну, чистое белье и завтрак. Прости, но на мне, наверно, пуд грязи. И вероятно, насекомые. Будь осторожна!
— Да, да… Степан, ты слышал. Позаботься о завтраке Николаю Николаевичу.
Николка отдал шинель Степану.
— Идем, — позвала я, — идем наверх.
От Николки пахло лошадьми, потом и каким-то особым дорожным запахом — кожи и порохом, что ли…
Мы вошли в его комнату.
— Вот я и дома. Что ты так смотришь? Я знаю, что выгляжу просто отвратительно. И вид мой не для светского раута… Вот мой дом, я приехал сюда, чтобы найти капельку отдыха и обрести здесь надежду. …Переоденусь сию же минуту. Надоело военное барахло, прости за грубость. Мы совсем одичали… Я дома. Другого и не надо ничего.
— Да, Николка, да! — Мысли, стайкой бродившие в голове, бросились врассыпную. Что мне сказать? Он был упоен возвращением, я в море чувств совершенно утратила дар речи.
— Прислуга мечется, — улыбнулся он. В дверь постучали.
— Ванна готова, — присела в книксене вошедшая Таня.
— Спасибо, милая, — отозвалась я.
— Спасибо, милая, — задумчиво бросил Николка, едва ли осознавая, что повторяет мои слова.
— Таня, где белье? — спросила я.
— В ванной, Анна Николаевна.
— Ступай.
Я смотрела на Николку с восторгом, но тревога не отпускала меня.
— Ничего-то в нашем старом доме не изменилось, — сказал задумчиво он.
И начал раздеваться. Я вновь почувствовала себя неловко. Вышла, спустилась в столовую.
— Радость-то! — встретил меня в дверях Степан.
— Да.
В окна заглядывал невзрачный рассвет.
На лице Николки лежала печать усталости. Он привел себя в порядок, волосы теперь лежали ровными рядами, халат на чистом белом теле казался особенно темным. Только в глазах брата светилась грусть. Он как бы с удивлением взглянул на чистые ногти. Губы его дрогнули.
— Шампанское? — спросил у меня Степан.
— Водка есть? — оторвался от созерцания чистых ногтей Николка.
Я с удивлением перевела взгляд на брата.
— Принеси, Степан, — распорядился он.
— Сию минуту, батюшка, — поклонился старый слуга.
Николка вступил на место отца — вот и приказы по дому, хозяйские жесты и нелепое Степаново «батюшка». Кто-то из прислуги раскладывал по тарелкам завтрак. Не помню ни вкуса, ни запаха. Николка ел за троих, хвалил. Я смотрела на него, думала, отвечала невпопад.
— Ты не меняешься, — заметил он. — В первый день наших встреч ты всегда очень странная, задумчивая, и сейчас не слушаешь меня даже. Ты не представляешь, как я обижался на тебя за это раньше.
«Другой, совершенно другой человек», — твердила про себя я.
— Какие у тебя планы, Николка? — спросила я.
— Неделя в нашем дворянском гнезде, потом — дорога, потом — опять война.
— Как война?
— Я в коротком отпуске, не более того!
— Я думала, ты… — растерянно пролепетала я.
— Не расстраивайся, — усмехнулся он, — лучше расскажи, как ты поживаешь.
Я побродила взглядом по столу, рюмка у Николки была пуста.
— Все хорошо.
— Исчерпывающий ответ, — он положил серебряную вилку на место, взял нож, начал чертить им непонятные узоры по белой праздничной скатерти.
— Что у тебя с мужем? — сухо спросил он.
— Все прекрасно, — поспешно отозвалась я. Слишком поспешно, чтобы мне можно было поверить.
— Когда он в столице, а ты — в родительском доме? Не лги мне!
— Не лгу. Я устала быть там. У нас тоже своя война. Вечный траур, слезы, скорбные списки в газетах. Моя жизнь тонет в постоянном страхе. Я просыпаюсь и боюсь, я засыпаю и боюсь. Мужа почти не бывает дома. И потом, здесь я хотя бы не вижу своих подруг в черных платьях.
— Не убедила. Степан, вели подать кофе в гостиную. — Николка скомкал салфетку. — Идем.
И я поняла, что наш разговор только начинается. «Как он страшно, удивительно молод», — вдруг промелькнуло у меня в голове. Я с грустью отметила окружавшую нас старую, еще родительскую, мебель, парадные портреты дедов и прадедов.
Печаль, которую я не могла себе объяснить, примешивалась к радости встречи, сжимала горло. Николка что-то говорил, рассуждал на вечные наши темы. Обычный разговор. И очень чувствовалось, что мы отвыкли друг от друга. Я принесла Николке плед. Мы сидели в креслах папы и мамы, пили крепкий обжигающий кофе.
— Анна…
— Да, Николка? — и тут я поняла, что называть его Николкой, как в детстве, уже нельзя. В его взгляде читался возраст. Он стал старше меня. Его серые глаза смотрели смерти в лицо. Тонкие аристократические пальцы, что выводили изящным почерком стихотворные строки в моих альбомах, недавно несли кровь и гибель. Грех, грех на нас всех.
— О чем ты думаешь?
— Не обращай внимания, Николай. Я, сам понимаешь, очень рада, поэтому просто глупею от счастья на глазах. Разве нет? Вот посмотри — руки дрожат. Я безумно волнуюсь и переживаю за тебя. И вдруг ты дома, рядом со мной.
— Разреши, я закурю.
— Ты куришь? — с грустью спросила я. Но не посмела ему запретить.
— Извини, Анна, я устал. Прикажи приготовить мне постель. Я отдам несколько распоряжений Степану и поднимусь к себе.
«Пусть отдохнет, — подумала я. — Наберется сил. Господи, сколько же сил нам всем еще надо? Зачем нам война? Зачем она нужна молодым мальчикам, которые еще не жили? Господи, дай ответ!»
Я постучалась, вошла после разрешения.
— Не поверишь, — сказал Николай, — думал, вот только доберусь до дома, лягу и просплю весь отпуск. А сна нет. Присядь рядом со мной. Тебе к лицу темное платье, Анненька. Ты такая строгая в нем. И немножко на монашку похожа.
— Какая же я монашка? — улыбнулась я, приглаживая волосы брата. — Я грешная.
Мы все грешны перед Богом. Мне кажется, в твоей жизни произошло что-то большое, что едва не сломало тебя. У тебя на всем облике лежит печать счастья и опустошения. Что с тобой? Ты очень красивая молодая женщина. Я хочу уткнуться в твои колени и заплакать от нежности. Что с тобою, сестра? Скажи мне…
Я молчала, и совсем без перехода он вдруг произнес:
— Ты знаешь, у меня была любовница.
— Как ты сказал?
— Я хочу быть честным с тобой до конца. Я расскажу тебе, что угодно о себе. Только не молчи! Ответь мне, ты счастлива?
— Николай, сейчас война. О чем ты говоришь?
— Я был на войне. И что? Я посылал солдат на верную смерть. Я орал на них и грозил расстрелом. И что? Ты должна быть счастлива хотя бы потому, что не видела и тысячной доли…
— Я работала немного в госпитале.
— Значит, тысячную долю ты видела. Однако ты здесь.
— Мне страшно.
— И мне. Особенно ночью. Видишь во сне дом, цветущие вишни, двор, залитый весенним солнцем. Но просыпаешься от запаха пороха и знаешь, что сегодня похоронят либо тебя, либо твоих друзей.
Я повернулась к нему.
— Николай, расскажи мне… — и я осеклась, зная, что не имею права спрашивать брата о его личной жизни.
Расскажу, — как-то совершенно легко сказал он. — В середине августа я получил задание свезти письмо в город, имело оно характер личный, даже интимный. Адресовалось даме и передано должно было быть без промедлений. Поэтому отправитель снабдил меня билетами на поезд и разрешением задержаться в означенном городе на два дня на случай непредвиденных обстоятельств. Ехал я с удивительным чувством, словно вез не письмо, а ценный клад, о котором никто не должен догадываться. Лето еще только-только отошло от жары, небо было чистое и ясное и уже по-осеннему синее. В поезде было нешумно, и полупустой вагон меня еще больше успокоил. Я, знаешь ли, не люблю ненужного шума. Настроение было странное. С одной стороны, я был спокоен и счастлив, но, с другой — что-то тревожило меня, и я не знал что. Я был совершенно один, знакомых рядом не было, и это все вместе давало удивительное чувство свободы, которым я хотел насладиться в полной мере.
