Пылкий романтик - Хантер Мэдлин (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Пен выскользнула из рук Джулиана и поспешила отойти в противоположный угол комнаты.
Глава 12
– Мистер Хэмптон хочет ехать прямо сейчас? – в своей обычной нарочито отстраненной манере спросила Кейт.
Они с Пен сидели за завтраком и строили планы на сегодняшнее утро.
– Не знаю, – откликнулась Пен. – Я не разговаривала с ним с прошлого вечера. – Пен хотелось дать понять своей спутнице, что они с Джулианом – не любовники. И любовниками становиться не собираются.
– Я слышала, мистер Хэмптон утром сказал, что путь нам сегодня предстоит недолгий. Значит, надо понимать, вы уже почти у цели вашей поездки?
Пен чувствовала себя немного разбитой. Ночь она провела почти без сна. Вчерашний разговор с Джулианом почему-то навеял на нее смертельную тоску. И дело тут было не только в Клео.
Прикосновения Джулиана. Пен была почти уверена, что он собирается обнять ее. Его вкрадчивый голос, его внимание к ней, попытка понять и утешить – все это вызывало у нее сильный соблазн снова, как тогда, злоупотребить их близкой дружбой.
Напоминание Кэтрин, что их путешествие подходит к концу, вновь заставило Пен волноваться от ожидания.
– Да, – проговорила она, – сегодня мы уже должны приехать. Я пробуду там день или два, а куда потом, не знаю.
«Возможно, в Америку. Ты, если хочешь, можешь поехать со мной. Я думаю, даже Джулиан не станет возражать против этого».
Начав готовиться к путешествию, они обнаружили, что плащ Кейт все еще мокр после вчерашнего дождя.
– Возьмите мой голубой, – предложила Пен. – У меня есть еще один, коричневый.
Кейт с восхищением погладила дорогую ярко-бирюзовую ткань:
– Какой красивый плащ!
– Это мне брат подарил. – «Не мистер Хэмптон, и не граф», – хотела подчеркнуть Пен. Уж граф-то точно ни за что не раскошелился бы на подобный подарок. Муж, правда, выделял ей ежемесячное пособие, но этих денег едва хватало лишь на оплату ее лондонского дома. Слава Богу, Леклер помогал.
Впрочем, плащ был не единственным подарком Леклера. Были и другие, хотя, может быть, их и нельзя было назвать подарками в строгом смысле слова. Когда Леклер стал побогаче и Бьянка позволяла уже себе регулярно заказывать платья у модистки, она всякий раз брала с собой и Пен. Счета Пен от модистки приходили к Леклеру вместе со счетами Бьянки; И Леклер оплачивал их, до сих пор, во всяком случае, безропотно.
«Да, слава Богу, не нуждаюсь, хотя порой все-таки приходится трудновато. Унизительно, конечно, получать подачки от родных, но выбора нет».
Разумеется, соревноваться с Кэтрин, кому из них приходится тяжелее, было глупо. Пен знала это. Кейт все равно бы выиграла, хотя бы потому, что у нее есть ребенок, а у Пен нет. Но ей хотелось немного сбить плебейскую спесь с этой девицы. Пусть знает: если женщина – графиня, то это еще не значит, что жизнь ее состоит из легкого флирта и сплошных разъездов по балам в шелках и бриллиантах.
Пенс недовольством вдруг обнаружила, что присутствие Кэтрин, с которой она было сдружилась, снова начинает ее раздражать. А как хорошо, черт побери, сидит на ней голубой плащ, как подчеркивает ее грациозную фигурку и оттеняет румянец щек.
Пен знала, что Джулиан восхищается гордым, независимым характером Кейт. Если бы он увидел ее сейчас, он наверняка бы восхитился не только этим.
– Кажется, Кэтрин, – рассеянно проговорила Пен, – я упаковала свой коричневый плащ в большой саквояж, а он уже в экипаже. Пойдите попросите, пожалуйста, слуг, чтобы принесли его обратно.
Кейт удалилась. Пен посмотрела на стену, за которой располагался номер Джулиана. Она попыталась представить мистера Хэмптона таким, каким его видит Кейт. Наверняка Кейт считает его привлекательным мужчиной, молчаливым, загадочным, немного властным. Если бы Джулиан поцеловал Кейт так, как целовал вчера графиню Глазбери, наверняка бы сразу же добился ее расположения.
Пен нервно перебирала вещи в своем втором, меньшем по размерам, саквояже. Она сама не знала, почему этим утром у нее было так муторно на душе.
– Поторопись, Пен. Через час отъезжаем.
Пен подняла взгляд. В дверном проеме стоял Джулиан. «Да, такой, каким я только что его представляла: чертовски привлекательный, немного суровый...»
– Кэтрин оставила мою дверь открытой? – спросила она.
– Да, дверь была открыта.
– Закрой ее, пожалуйста, Джулиан... и уходи. Извини, но я что-то сегодня не в духе.
– Что случилось, Пен? – нахмурился он.
– Сама не знаю, Джулиан. Пойду, пожалуй, прогуляюсь минут пятнадцать, может, пройдет. – Она нервно швырнула в саквояж какое-то платье, которое в этот момент держала в руках. – Скажи лучше, когда мы увидим Клео?
Джулиан прислонился к дверной раме, преградив ей дорогу. Он стоял, не входя и не выходя.
– К полудню, я думаю, уже будем в Кроссингтоне, – произнес он. – А к миссис Кенуорти зайдем завтра, если не возражаешь.
– У меня нет других вариантов. Я не должна трусить, когда дело касается Клео. – Пен поднялась. – Черт побери, что они так долго не несут мой саквояж? Пойду сама за ним, а то этих слуг только за смертью посылать.
«Я не должна трусить, когда дело касается Клео».
Эти собственные слова Пен звучали в ее ушах, когда она, чтобы немного успокоить нервы, прогуливалась по небольшому огородику на задворках гостиницы. С каждой новой милей, приближавшей ее к Клео, картины прошлого – прошлого, которое ей ужасно не хотелось вспоминать, вставали перед ней все ярче. И с каждой новой милей Пен все сильнее испытывала унизительное чувство вины.
Как же все-таки наивна она была тогда! Не один раз ей приходилось бывать в том уединенном сельском домике в Уилтшире, полном чернокожих слуг, но ни разу она не задумывалась над тем, что эти люди, живя теперь в Англии, остаются, по сути дела, такими же рабами, какими они были на Ямайке. Пен не догадывалась, что граф Глазбери в этом уединенном имении воссоздал тот же мирок, в котором он был царем и богом. Ни один слуга-англичанин не позволил бы издеваться над собой так, как издевался граф над чернокожими.
Впрочем, могла ли Пен с самого начала раскусить мужа? Сперва его придирки были не такими уж строгими. Лишь постепенно он все более и более входил во вкус. Граф мог, например, упрекнуть ее в том, что она оделась к ужину с недостаточным вкусом. Он приказывал ей переменить платье. Пен переодевалась в какое-нибудь другое – муж придирался и к этому. И так порой по несколько раз. «Ты же графиня! – кричал Энтони. – Неужели у тебя совсем нет вкуса?»
Граф придирался ко всему, ругал ее за мельчайшие оплошности, пока Пен, вконец издерганная и забитая, не начала избегать присутствия мужа и вздрагивать каждый раз, заслышав его шаги. Граф не давал жене общаться с родней и друзьями, говорил про них чудовищные вещи, а стоило Пен сказать хотя бы слово в их защиту, впадал в ярость. К тому же время шло, а Пен упорно не беременела. Граф начал попрекать ее еще и за это.
Пен превратилась в запуганную, безропотную женщину, но именно это и нравилось графу. Он словно вампир питался ее страхом, ее подавленностью. Чем сильнее старалась Пен угодить капризному мужу, тем придирчивее он становился. Он выдвигал все новые и новые требования, изобретал для нее все новые и новые правила. И не дай Бог нарушить эти правила хотя бы на йоту.
Затем начались наказания.
Пен замерла на месте, снова с ужасом вспоминая эти наказания. Прошло много лет, и воспоминания, как казалось Пен, давно поблекли, боль притупилась. За долгие годы она успела построить защитные барьеры, преграждающие напор этих воспоминаний, но сейчас плотину словно прорвало.
Физическая боль была не главной составляющей наказаний, которые изобретала для нее извращенная фантазия графа. Если бы муж просто бил ее, это, пожалуй, было бы еще полбеды. Граф приказывал жене сидеть часами в его комнате и ждать. Ждать, когда он придет. Причем Пен не знала, в какой момент он появится. А приходи, заставлял ее раздеваться догола и ложиться к нему на колени, и он часами бил ее по заду.
