Подарок (СИ) - "May Catelyn" (читаемые книги читать .TXT) 📗
— Так здесь леди Каролина когда-то проживала, упокой Господь ее грешную душу. Умерла-то она в Дербиширском поместье, но хозяин требует содержать комнату в том же виде, что и при ее жизни, — истопник улыбался беззубым ртом, глядя на первое полено, загоревшееся от щепки. — Да… Столько лет, — он смотрел на языки пламени, весело пожиравшие дерево. — А вот сынок ихний, хозяйский, так и жил здесь в доме до самой своей смерти. Отмучился сердешный. Как сейчас помню, был молодой мастер такой добрый, тихий — слово грубого от него не услышишь, хоть и болезный очень… — старик продолжал своё бормотание, не обращая внимания на слушательницу.
Вдруг резкий дробный стук по стеклу заставил ее сердце почти выпрыгнуть из груди. В окно ударилась большая черная птица, Вик явственно различила траурную раскраску ее крыльев, очертания крупного клюва, агатовый блеск зрачка. Раньше это показалось бы ей бредом, но сейчас ее словно предупреждали о том, что не стоит вторгаться в мир теней, нарушая покой тех, кто давно пересек границу неумолимой вечности.
Вик почувствовала подступающую к горлу дурноту и с колотящимся сердцем поспешно покинула спальню. Нравы викторианской Англии оказались для нее слишком странными и пугающими. Ей стало не по себе от этого мемориала, устроенного в доме скорбящим вдовцом. Только сейчас Виктория осознала, что показалось ей таким отталкивающим во внешнем виде покоев, принадлежавших призраку Каро — это были очертания изящных, но крепких кованых решеток на окнах, видимые сквозь нежные складки полупрозрачных шелковых занавесей.
Виктория невольно вспомнила небезызвестную историю мистера Рочестера, мастерски описанную Бронте. А что, если безумная Каролина не бесплотное и болезненное воспоминание? Внезапно у нее возникло непреодолимое желание докопаться до истины. Она должна знать все до конца, пусть это будет пугающим и неприятным, пусть даже изменит ее представления о безупречном джентльмене с викторианских открыток. Перед глазами живо предстала та самая потайная комната, когда-то раскрытая ей Уильямом. Лучшего места, чтобы укрыть кого-то или что-то от чужих любопытных глаз и не придумаешь!
Она до боли стиснула руку в кулак, пытаясь отогнать вязкий страх, который постепенно разливался в ее сознании. «Вик, кажется, ты сходишь с ума. Нельзя поддаваться панике и буйным готическим фантазиям в духе сего времени. Если не возьмешь себя в руки, начнешь, чего доброго, видеть призраков в каждом углу,» — решительно сказала она себе, отгоняя минутное наваждение, и зашагала прочь от жутковатых покоев.
Поднявшись к себе в спальню и прихватив оттуда принадлежности для рисования, Виктория решила провести полуденные часы в библиотеке. Ей казалось, что там она сможет укрыться как от пристального внимания прислуги, так и от своих невеселых мыслей.
Погруженная в тишину комната выглядела как всегда торжественно, но в тоже время уютно. Ничто не нарушало покой в этом святилище мысли. Правда, обтянутая зелёным шёлком кушетка, придвинутая вплотную к книжным шкафам, напомнила Вик о произошедшем здесь вчера перед чаем, и у неё невольно вспыхнули румянцем щеки.
Она с трудом удержала себя от попытки приблизиться к заветному стеллажу с книгами, за которым был спрятан ход в потайной кабинет Мельбурнов. Виктория прекрасно понимала, что, поддавшись минутному порыву, она предаст безграничное доверие Уильяма. И что же она, в конечном счете, может там обнаружить? Письма его безумной жены и все, что связано с Байроном? Портреты и пылкие признания его многочисленных любовниц, а также оплаченные счета от ювелиров и модисток? Совсем не это страшило Викторию, не давая сделать шаг к заветному книжному шкафу. Она боялась увидеть подлинную трагедию жизни лорда Мельбурна, связанную с больным сыном, так и не ставшим его наследником. Наверняка там хранятся какие-то вещественные воспоминания о нем. Цена такого любопытства будет слишком высока, и она не сможет смотреть в глаза Уильяму, не вспоминая о своем подлом вторжении в его прошлое.
Изучая фамильное древо Лэмов-Мельбурнов, висевшее на дальней стене библиотеки, Вик с неподдельным интересом следила за линиями и переплетениями судеб предков Уильяма. Каждый представитель многочисленного семейства имел свою рамочку с датами жизни и был связующим звеном этого искусного графического повествования. Она невольно вздрогнула от фатального несоответствия между живым любящим мужчиной, еще вчера страстно сжимавшим ее в своих объятьях, и надписью в прямоугольнике с датой рождения и недописанной датой смерти. Неприятно удивил Викторию тот факт, что Уильяму, в отличие от его младших братьев, не было оставлено место для новой матримониальной связи. Все обрывалось на Каролине Понсонби с датами жизни, и детях, умерших соответственно в 1809 и 1836 году. Каролина, так неожиданно сегодня напомнившая о своём существовании, судя по датам, уже более двенадцати лет покоилась с миром в фамильном склепе семьи. Продолжение рода по линии Уильяма Лэма 2-го Виконта Мельбурна художником не предусматривалось вовсе.
И снова пришли навязчивые образы совместного будущего, которое никогда для них не наступит. Интересно, думал ли Мельбурн о возможном отцовстве… или он настолько раздавлен трагическим прошлым своего брака, что отметает на корню саму эту идею? Неужели он был бы против? Ведь она не безумная болезненная Каро, а к дурной наследственности он, может быть, и вовсе непричастен. Как все сложно и запутано в том, что должно наполнять сердце только радостью, а душу согревать ощущением тихого счастья…
Пытаясь привести, наконец, свои мысли в порядок, она устроилась у эркерного окна в любимом кресле Уильяма и, стараясь не потревожить его разложенных фолиантов и рукописей, настроилась продолжить работу над портретом. Так он будет казаться ближе, и это ощущение вернет ей прежнее душевное равновесие. Как же люди раньше выносили разлуку, не имея возможности услышать в трубке любимый голос или увидеть хотя бы краткое послание?
Выразительные, слегка подернутые печалью глаза, брови, вот-вот готовые приподняться в удивлении, чувственные тонкие губы, на которых иногда играла горькая усмешка, в уверенных штрихах молодой художницы обретали объем и глубину. Чувство, а не мастерство двигало сейчас ее рукой, и она искренне надеялась, что ему не составит труда об этом догадаться. Она с удивлением и некоторой тревогой обнаружила незримую, но всепоглощающую зависимость от Уильяма, первого мужчины, затронувшего не только ее разум, но и сердце. В этом глубоком и сильном переживании каким-то непостижимым образом соединились и не изжитая детская тоска по отцу, так рано ушедшему из ее жизни, и впервые по-женски осознанное влечение, уважение и преклонение перед его жизненной стойкостью, мудростью и добротой, радость узнавания родственной души, несмотря на разделяющие их годы.
Ей порою было трудно поверить в то, что, общаясь с Мельбурном, она почти не ощущала 25-летней разницы в возрасте и готова была поклясться, что это всегда будет несущественно в ее отношении к нему. При всём различии их натур, темперамента, жизненного опыта для Вик он был самым умным, самым снисходительным, самым любимым мужчиной в ее жизни, и возраст не имел здесь решающего значения.
Это было и прекрасно, и мучительно одновременно, но с каждым днем, прожитым в Брокет Холле, она все больше убеждалась, что не может представить себя рядом с ним в реалиях XIX столетия. Отъезд Уильяма в Лондон и вынужденное расставание укрепили ее в этой мысли. Купаясь в его внимании и заботе, она просто не могла быть рассудительной и объективно смотреть на вещи, но теперь пред ней явственно предстало противоречие между всепоглощающим чувством и желанием оградить его жизнь от последствий их почти запретной любви.
Так, наверное, чувствует себя птица, случайно попавшая в дом, который становится для нее неведомым и чужим миром. Она мечется и не находит себе места, как бы ее ни пытались приручить восхищенные дети, подсыпая вкусных крошек, пока чья-то властная рука не распахнет перед ней спасительное окно…
