Чаровница - Брук Кристина (чтение книг .TXT) 📗

Иногда в глазах Ашборна загоралось насмешливое понимание желания, которое изводило ее. В такие моменты ей хотелось его стукнуть.

– Мои дорогие гостьи, если вы не очень устали, я могу показать вам дом и то интересное, что есть в нем.

Леди Арден улыбнулась:

– Мой милый мальчик, мне надо написать несколько писем. А вам – молодость такая чудесная пора – следует воспользоваться прекрасной погодой и совершить продолжительную прогулку. Только не забудьте вернуться засветло.

От радости Сесили вскочила, даже не дождавшись окончания фразы наставницы.

– Меня, ваша светлость, больше привлекает предложение пройтись по дому. Мне не терпится взглянуть на коллекцию фарфора, о которой я слышала столько восторженных откликов.

– Я польщен. – Ашборн улыбнулся, хотя в уголках его губ затаился сарказм. У него, как и у большинства знатных и богатых людей, действительно была восхитительная коллекция. Но это была не дань моде, а подлинное увлечение, о котором мало кому было известно. Смелое предположение Сесили, говорившее об остроте ее ума, понравилось Ашборну.

– У меня в самом деле имеется несколько забавных безделушек, достойных внимания.

Он тоже встал и жестом показал ей идти впереди него.

– Как вам удается все время удивлять меня? – прошептал Рэнд, идя следом за ней. – Вот сюда. Через библиотеку. Ничего не зная о моей коллекции, так ловко найти повод для осуществления своего намерения.

Через минуту они оказались в отдельной комнате, заставленной шкафами с зелеными полками, на которых белели и сверкали изделия из фарфора.

Восхищенная Сесили с искренним интересом рассматривала фарфоровые вещички. Здесь, как ей казалось, можно было провести не один час, любуясь волшебными творениями.

– Несколько забавных безделушек – так вы изволили сказать, – иронично усмехнулась она. – Но ведь вы сами признались, что это было для меня всего лишь поводом. Меня, как вы знаете, интересует в вашем доме нечто совсем иное.

Однако Ашборн, заметивший вспыхнувший в ее глазах интерес, решил не торопиться.

– Тем не менее я полагаю, вам следует тут немного задержаться. На всякий случай, чтобы вы могли что-нибудь сказать в свое оправдание, когда леди Арден начнет расспрашивать нас о том, что мы с вами делали в доме.

Не обращая внимания на ее протест, Ашборн взял ее под руку и повел вдоль шкафов.

Прикосновение его руки, его близость взволновали Сесили. Сердце забилось быстро и гулко, словно собираясь выпрыгнуть наружу.

Что же такое происходит? Надо положить этому конец! Ее тело, неожиданно ставшее столь своенравным и непослушным, надо было как можно скорее подчинить доводам разума. Как говорил Ксавье, сознание управляет телом, а не наоборот. Так почему же ее сознание предает ее? Почему Сесили не в силах контролировать свои поступки?

Они проходили мимо одного из больших шкафов, и Сесили нарочно остановилась, проверяя на опыте, не разучилось ли ее тело слушаться велений сознания.

– Не расскажете ли вы чуть подробнее о том, что находится там? – взмахнула она рукой. Рука ее слушалась.

– Ах там, – Ашборн запнулся, видимо, собираясь с мыслями, пока Сесили внимательно разглядывала содержимое шкафа.

Она сразу узнала севрский фарфор, который невозможно было не узнать благодаря изяществу и тонкости его отделки. На видном месте стоял сервиз бирюзового оттенка с красивым орнаментом.

Однако излишняя вычурность позолоты не очень понравилась Сесили. Все-таки простота и белизна китайского фарфора, почти полное отсутствие росписей, гармоничность и сдержанность стиля китайских мастеров были ей больше по душе.

– Этот сервиз – моя самая любимая часть коллекции, – обронил Ашборн.

В этом было что-то удивительное, невероятное. Человек с таким тонким вкусом и чувством прекрасного, способный ценить красоту во всех ее проявлениях, о чем свидетельствовала вся эта огромная коллекция фарфора, вдруг, по непонятной для Сесили причине, склонялся с почтением перед чересчур разукрашенным сервизом. Этого Сесили была не в силах ни понять, ни объяснить.

Даже если бы она была страстной любительницей севрского фарфора, она никогда не сочла бы этот сервиз прекрасным произведением этой школы. Рисунки, изображавшие двух влюбленных, напудренных, завитых, одетых в костюмы прошлого века, были излишне жеманны и банальны. Поражало обилие цветов в одежде – серый, розовый, голубой, – по мнению Сесили, сплошная безвкусица.

Ашборн обернулся. Его удивительно мягкая улыбка обезоруживала Сесили, гасила внутреннее недовольство.

– В вашем лице, словно в зеркале, отражаются ваши внутренние переживания. В таком случае мне следует встать на защиту этого сервиза.

– В этом нет никакой необходимости, – вежливо отозвалась Сесили. – Я ведь вижу, какой это красивый сервиз.

– Гм-гм, как вы любезны, но его главное достоинство вовсе не в красоте, а в другом.

Рэнд выудил из кармана жилетки маленький ключик, чем еще больше удивил Сесили, и открыл им дверцу шкафа.

– Посмотрите на этих двух влюбленных, – сказал он, доставая одну тарелку.

Упоминание о двух влюбленных несло в себе скрытый намек и звучало несколько нелепо, но от этих слов Сесили стало жарко, а сердце забилось сильно и быстро. Приняв как можно более равнодушно-безразличный вид, она кивнула.

Нехотя взглянув на рисунок, Сесили с трудом выдавила из себя:

– Прекрасная работа.

Рэнд немного сконфузился и, рассмеявшись, чтобы скрыть смущение, произнес:

– Это мои родители.

Растерянный вид, затаенная искренность и теплота его слов поразили Сесили. Она удивилась, смутилась, покраснела. Взглянув на тарелку, она перевела глаза на другие, выставленные в ряд. Затем обратно на тарелку в ее руках и опять на сервиз в шкафу.

Наступил тот редкий момент, когда человек испытывает какое-то странное чувство – искреннее, подлинное, но трудно определимое. Сесили не знала, что говорить. Ашборн стоял рядом, совсем близко, от него пахло конской упряжью, мылом для бритья, кожей сапог, и она почувствовала в эту минуту, что он вдруг стал ей ближе и дороже. И тут она испугалась.

Стараясь взять себя в руки, Сесили уставилась – нет, скорее вцепилась глазами в рисунки на тарелках, словно пытаясь найти в этом защиту.

– Сервиз – история их любви, – тихо произнес Рэнд. Все так и было, рисунки лучше всяких слов передавали эту любовную сагу. У Сесили перехватило дыхание. Все было действительно очень трогательно.

– Должно быть, они очень любили друг друга, – при последних словах у нее задрожал голос. Она сама поразилась, насколько фарфоровая история любви растрогала ее. Любовь сама по себе очень хрупка, как и фарфор. Видимо, это скрытое, не бросающееся в глаза общее свойство невольно взволновало Сесили до глубины души.

Ашборн промолвил:

– Одни мужчины запечатлевают на фарфоре битвы и военные победы, почести и награды. А мой отец решил запечатлеть свою историю любви. Видимо, для него самой главной битвой в его жизни было завоевание руки и сердца моей матери.

Такой взгляд на любовь не мог не воодушевлять. Поражала глубина и искренность чувств. Это была в самом деле большая, пожалуй, даже великая любовь. В том или ином рисунке выражалась надежда, целеустремленность, игра чувств, разлука.

– А вот тут? – Сесили указала на рисунок, на котором корабль уплывал в море, на его палубе виднелась мужская фигура, протягивающая руки к берегу. – Куда он держит путь?

– Мой дед отослал отца во Францию, видимо, в надежде, что отец забудет о своей страсти среди парижских увеселений и развлечений.

– А на следующей?

Рэнд усмехнулся:

– А на следующей изображается, как моя мать садится на пакетбот, чтобы последовать за ним в Париж.

– Ого, – улыбнулась Сесили. – Думаю, было бы приятно познакомиться с вашей матушкой.

– Я тоже так полагаю. Во всяком случае в решительности ей нельзя было отказать.

Сесили удивленно подняла на него взгляд.

Рэнд смотрел мимо нее, куда-то вдаль.