Причуды богов - Арсеньева Елена (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗

Что ж, остается надеяться, эти кошмары не скоро ослабят свои щупальца, и Юлия вполне успеет осуществить задуманное!

Она добралась наконец до кухни, по пути заглянув в некое укромное местечко и оставшись приятно удивленной его чистотой. Очевидно, по истинной укромности его расположения за множеством портьер, о нем просто забыли и пользовались чрезвычайно редко.

Ободрившаяся Юлия вошла на кухню – да так и ахнула, ибо ей почудилось, будто у нее начались видения: посреди до блеска вымытого пола стояла огромная ванна, над которой поднимался душистый пар!

Расторопная служанка вылила в ванну последнее ведро горячей воды и, удовлетворенно оглядев дело своих рук, двинулась прочь, унося пустые ведра и так и не заметив Юлию.

Бог весть, для кого приготовлено благоухающее горячее диво! Надо надеяться, он не заметит урону, если Юлия зачерпнет себе воды… Но куда? Служанка унесла ведра… Не в котелке же мыться! Ах, нет, нет, невозможно устоять перед соблазном!

В три проворных движения расплетя косу, Юлия пробежала к ванне, перескочила через край – и с протяжным стоном блаженства ухнула с головой, так что распустившиеся волосы ее поплыли по воде, словно неведомые темно-золотистые травы.

Разумеется, она сразу забыла о том, что собиралась лишь окунуться украдкой, потеряла всякое представление о времени и осторожности и принялась радостно тереть волосы и тело этой дивной, мягкой водой, которая, очевидно, была наполнена какими-то хитрыми снадобьями, ибо проникала во все поры, наполняя и тело, и душу неизъяснимым блаженством.

Бог весть, сколько времени пребывала Юлия в сем благоухающем опьянении, как вдруг рядом раздался голос, своей яростью и грубостью способный и архангела сверзнуть с небес на землю:

– Что это значит?!

Юлия вынырнула, отмахнула с лица мокрые пряди – и вода вмиг замерзла: возле ванны стояла пани Жалекачская.

Она почудилась Юлии порождением чьего-то кошмарного сна, воплотившегося в яви: всклокоченная, но уже ярко нарумяненная, полуодетая – в каком-то подобии пеньюара, который лет двадцать тому был, очевидно, красив и просторен, а теперь смотрелся линялой тряпкой, едва прикрывавшей спину чрезмерно раздобревшей дамы, чьи нещадно эксплуатируемые прелести были щедро выставлены для обозрения всякого, кто пожелал бы на них взглянуть. Увы, пани Катажина явно не желала осознать, что давно уже перешла за тот краткий срок, который жестокая природа отпускает женской красоте! У Юлии даже мелькнула мысль: не окунуться ли ей с головой, чтобы не видеть картины свирепого разрушения, и не сидеть так до тех пор, пока разъяренная драконша не унесется в свои покои?! Однако та могла и утопить нахалку, занявшую господскую ванну. Но кто же мог вообразить в пани Жалекачской такое пристрастие к чистоте и нежным ароматам?! Нет, уж лучше выскочить поскорее из воды – и дай бог ноги!

Но – нет, время вновь было упущено: послышалось быстрое шлепанье босых ног – и в кухне появилось новое действующее лицо, при виде которого Юлии захотелось трижды перекреститься! Это был тот самый, как его… араб – не араб, француз – не француз – словом, это был вчерашний гость, Ржевусский, абсолютно голый, и он прямо с порога мощным прыжком запрыгнул в ванну, выплеснув на пол немалое количество воды и едва не утопив Юлию.

Так вот для кого была приготовлена сия благодать!

Раздался троекратный вопль: Ржевусский вскричал, конечно же, от неожиданности, обнаружив в своей ванне постороннее тело. Юлия взвизгнула от страха. Пани Жалекачская… Бог весть, от чего орала сия шляхетская дама, однако, едва испустив свой вопль, она развернулась – и ринулась прочь из кухни, напоминая своим развевающимся пеньюарчиком корабль, несущийся на одном рваном парусе.

– Теперь я понимаю, почему она носит чрезмерно длинные платья! – послышался ленивый голос. – Ножки-то у нее bancal! [53] И весьма!

Юлия недоверчиво покосилась в сторону. Ржевусский стоял, как и она, на коленях, так что над водой поднималась лишь голова его, и задумчиво глядел вслед громокипящей хозяйке.

– А-а, поня-а-тно, – протянула Юлия, которой и впрямь открылась истина. – Пани Жалекачская оттого так разозлилась, что намеревалась сама присоединиться к вам в этой ванне!

– Думаю, не без этого! – хмыкнул Ржевусский. – Но, поверьте, я очень признателен вам за то, что вы ее спугнули.

– Да у меня и в мыслях не было! – вспыхнула Юлия. – Ей-богу, вот крест святой! Я пошла на кухню за горячей водой, увидела это великолепие и…

– И у вас даже в мыслях не было, что это великолепие могло быть приготовлено для кого-то другого! – укоризненно молвил Ржевусский.

Юлия виновато взглянула на него… Да он же смеется! Он же над ней подшучивает. И она тоже тихонько засмеялась в ответ.

Вся неловкость этой безумной ситуации словно бы растворилась бесследно в теплой воде, в которой они сидели бок о бок, погрузившись по шейку, причем сейчас Юлия понять не могла, отчего Ржевусский вчера казался ей таким пугающим и даже отталкивающим. Он был красив: смуглое точеное лицо, смуглые мощные плечи, короткие, черные, круто вьющиеся волосы, на которых сверкают капельки воды… и, по непонятному сцеплению видений памяти, Юлия вдруг вспомнила его и даже хлопнула себя по лбу:

– Господи Боже! Так ведь это вас я видела в окно? Это вы бегали утром по саду? По снегу? В такой мороз?

– Почему-то люди думают, что в пустыне только жара, – усмехнулся Ржевусский. – Однако ночью там царит лютый холод! Я люблю бег, движение, стремительную скачку – днем не больно-то разбежишься по раскаленному, огнедышащему песку, поэтому я осуществляю свои пристрастия ночью – и, воротясь в Европу, не смог с ними расстаться.

– Какая пустыня? – непонимающе спросила Юлия.

Ржевусский, в свою очередь, воззрился на нее с недоумением:

– Что значит – какая? Какие? Пустыни Аравии, пустыни Иранского нагорья – да мало ли тех мест, где я провожу свои дни? – И, поняв по ее глазам, что она ничегошеньки не понимает, усмехнулся с некоторою долей обиды, словно знаменитость, которой не оказали должного внимания: – Да вы, я вижу, ничего обо мне не знаете! Меня прозвали парижским бедуином, хотя я никогда не жил в племени бедуинов. Но и впрямь красивое слово, красиво звучит! Правда лишь то, что моя мать, польская аристократка, всю жизнь жила во Франции – там я и родился, там получил образование. Меня всегда влекла военная карьера – я определился на службу в Австрию и даже дослужился до чина ротмистра кавалерийского полка! – Ржевусский так горделиво задрал подбородок, что концы его черных волос погрузились в воду. – Там, в полку, увлекся я конезаводством и по делу этому съездил в Аравию для закупки арабских кобыл. Ничего не скажу, кроме того, что эта страна меня очаровала, околдовала…

Он умолк, лицо его стало мечтательным, голос – вдохновенным:

– Или песок – всюду песок, золотой, курящийся дымкою под белым выжженным небом… Или черные камни, покрывающие землю в невероятном изобилии, словно были извергнуты ею в минуты безумия или сброшены с небес щедрой на зло, всесильной рукою. Над ними дрожит, слоится зной, порождая немыслимые, непредставимые, сказочные миражи, за красоту каждого из которых можно и жизнь отдать. Да вот беда! Их не удержать, не уловить в сети взора: они тают в одно мгновение ока…

Ржевусский медленно улыбнулся, глядя на Юлию:

– Может быть, когда-нибудь я расскажу вам о пустыне подробнее, может быть, и ваше сердце заноет от любви к ней!

Юлия вздрогнула, отгоняя опасные чары:

– Но вы все-таки уехали оттуда?

– Да, я ведь поляк, и когда друг написал мне о том, что здесь творится, я не мог не вернуться в Европу. В июле был в Париже [54], в ноябре приехал в Варшаву. И вот неведомые силы занесли меня в сей мрачный замок, где прекрасная дама избавила меня от притязаний дракона в женском обличье!