Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ) - Львофф Юлия (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Киссар не обманул Ану-син: он и вправду заранее подготовил всё необходимое не только для их побега из Большого дома, но и для свадебного обряда.
Миновав окрестности алу, расположенных вдоль берега Великой реки, путники поехали дальше, не убавляя скорости, — почва становилась твёрже. Одна за другой тянулись на всём пространстве, открытом взгляду, пустынные равнины. Укутанная в покрывало невесты и плащ Киссара, Ану-син всё же дрожала от ночной прохлады; долгая скачка и последствия пережитого в димту вызывали у неё головокружение. Потом лошади пошли иноходью, и девушка задремала.
Её разбудил собачий лай, и всадники направились в ту сторону, откуда он доносился. При свете взошедшей луны Ану-син увидела сложенную из камней ограду, а за ней строение неопределённой формы. По верху ограды бегала собака. Ишведаку отогнал её камнем, и они вошли в высокое помещение со сводами.
Посередине зала стоял длинный стол, за которым собралось не меньше десятка мужчин; у очага сидела, поджав под себя ноги, женщина; дым выходил через отверстие в потолке. Седые волосы доходили женщине до колен и наполовину скрывали её; не сводя глаз с пылающих углей, старуха бормотала что-то себе под нос — точно читала какие-то заклинания.
— Эй, Меркара, принимайся за дело! — весело крикнул ей Киссар после того, как ответил на приветственные возгласы сидевших за столом мужчин.
Старуха, сгорбленная, морщинистая, встала и, прихрамывая, подошла к Ану-син. Они взглянули друг другу в глаза, и девушке показалось, что Меркара прошептала что-то на незнакомом языке.
— Ступай с ней, моя жена, — сказал Киссар, усаживаясь за столом рядом со своими приятелями: те без стеснения разглядывали Ану-син и одобрительно причмокивали. — Меркара проведёт обряд по обычаю нашего народа — перед тем, как мы сойдёмся с тобой на брачном ложе.
И, довольный собой, в предвкушении любовных утех, он залился раскатистым смехом, который дружным гоготом подхватили сидевшие за столом.
В сопровождении старухи Ану-син поднялась по лестнице в верхние покои и очутилась в просторной и довольно уютной комнате. Девушка терпеливо вынесла все необходимые священнодействия и даже — преодолев смущение — позволила Меркаре переодеть себя и умастить тело благовониями. За всё время, после того, как её ноги переступили порог Большого дома, Ану-син не проронила ни слова.
Меркара, хотя и выглядела очень старой, обладала отменным зрением. Когда Ану-син, облачаясь в брачную рубашку, подняла руки, старуха на миг задержала свой взгляд на левой подмышке девушки.
— Ты одна из маршекасу? — спросила Меркара с таким видом, как будто это открытие ничуть не удивило её. И, пронзив Ану-син острым взглядом, прибавила: — Никто не догадывается?
Ану-син, по-прежнему не произнося ни слова, отрицательно покачала головой и настороженно взглянула на старуху.
— Не бойся, — успокоила её Меркара, — я сохраню твою тайну. Моя сестра была служительницей богини Намму…
Усадив девушку перед жертвенным сосудом и воскурив в нём фимиам, старуха закрыла за собой дверь. Ану-син облегчённо вздохнула. Наконец-то она была одна.
Оглядев комнату, где ей предстояло провести свою первую брачную ночь, Ану-син замерла в мрачной задумчивости. Ничто не могло привлечь её в этом чужом доме — ни украшенные гирляндами цветов и кедровых веток стены, ни курильницы, от которых поднимался ароматный дымок, ни широкое ложе, покрытое шкурой леопарда. Мужчины, которые пировали вместе с её женихом, своими грубыми голосами, доносившимися до этой комнаты, и животным смехом, потрясавшим тишину покоев, вызывали у неё отвращение. Всё раздражало Ану-син в эту тёплую лунную ночь, а душа её бунтовала.
Значит, событие, которое давно внушало ей необъяснимый страх, действительно наступило. Напрягая все силы, она стала придумывать какое-нибудь средство, чтобы избежать его. "Нет, я не хочу этого! Это не должно случиться! О таком ли будущем я грезила? Таким ли желала видеть своего избранника?" — пронеслось в голове у девушки.
Ану-син вскочила и заметалась по комнате, словно загнанная в западню пантера. В отчаянии она заламывала руки и кусала губы так сильно, что на них проступили капельки крови. То одно, то другое выражение озаряло её лицо, подобно вспышкам молнии. Неожиданно она остановилась, высоко воздела красивые, с тонкими кистями руки и выпрямилась. Её пухлые, пунцовые от выступившей на них крови губы безмолвно шевелились, дыхание стало едва уловимым, а глаза были прикованы к свисавшему с обрывка цепочки украшению. Оно изображало вычеканенную из золота и расцвеченную великолепной эмалью богиню верхом на льве. Это украшение подарила Ану-син перед тем, как они отправились в димту, Баштум. Маленькая женщина ничего не объяснила — молчание было ответом на удивление и немой вопрос, застывший во взгляде девушки.
Ану-син долго любовалась необычным для неё украшением, затем медленно опустила руки. По её бледному и прекрасному, словно лик луны, лицу разлилось выражение спокойствия. Казалось, она приняла какое-то решение.
И в этот миг в покои вошёл Киссар. У порога он остановился, пошатываясь, и скрестил на груди руки. Ану-син обернулась. Какое-то время они молча смотрели друг на друга: Киссар — с вожделением, Ану-син — с откровенной неприязнью.
— Ты — моя! — Голос Киссара прозвучал подобно боевому кличу, и, подчиняясь звукам собственного голоса, он устремился к девушке.
Даже холодный блеск глаз Ану-син не мог остановить его. Но неожиданно для него девушка оттолкнула его гневным и гордым движением. Оторопев от столь резкого отпора, Киссар застыл на месте с округленными от изумления глазами. Однако это длилось недолго, и он снова ринулся к Ану-син, поглощая её жадным взором. Его коренастое тело точно всё судорожно сжалось от объявшего его желания. Его выпуклая грудь, поросшая чёрными жёсткими волосками, тяжело вздымалась, ноздри трепетали. Вдыхая исходившее от девушки благоухание, Киссар жаждал одного: схватить её, поглотить, подмять под себя её прекрасное и всё ещё недоступное тело.
Ану-син же, глядя на него, тоже не скрывала своих чувств: негодования и острого отвращения.
— Ты моя жена, моя пленница, моя рабыня! Отныне ты принадлежишь мне и телом и душой! — вскричал Киссар, стараясь придать своему голосу властный тон.
Но Ану-син это не впечатлило: она не изменила ни своей позы, ни выражения лица.
— Ты пьян, — молвила она, глядя ему в глаза.
— Пьян, но не бессилен, — возразил Киссар и попытался поцеловать девушку, но ему это не удалось: Ану-син вскинула голову, тряхнув волосами, и на его губах остался лёгкий привкус мирры.
— Я желаю обладать тобой сейчас же, немедленно! И ты не смеешь противиться моим желаниям, — эти слова Киссар произнёс почти с угрозой, хотя голос его дрожал от возбуждения.
Невозмутимое молчание Ану-син злило его; её взгляд не сулил лёгкой победы. Пламя факелов освещало её грациозную фигуру, облачённую в тонкий балахон невесты, придавало её коже ослепительный, особый блеск, а глазам — то холодное сияние, которое присуще лишь звёздам. В этот миг Ану-син, молчаливая и неприступная, казалась самой богиней. И Киссар, внезапно охваченный каким-то необъяснимым суеверным страхом, опустился перед ней на колени.
— Слышал ли ты о чуде, свершившимся в час моего рождения? — наконец тихим и таинственным голосом заговорила Ану-син, глядя сверху вниз на обращённое к ней лицо Киссара.
— Да, я слышал, — смиренно отозвался сын Залилума.
— Голубка, коснувшаяся своим крылом моего чела, была знаком, ниспосланным самой Иштар! Спутница вечно молодого Бэла-Мардука, дочь Сина, сестра Шамаша, владычица всего сущего на земле призвала меня служить ей — ей одной! — Голос Ану-син проникал в мозг Киссара, проницательный взор её блестящих бездонных глаз, казалось, пронизывал насквозь его душу. — Как смел ты в угоду своим низким желаниям посягнуть на то, что не принадлежит тебе, что должно быть принесено в жертву всемогущей Иштар? Ужель кара небесная не страшит тебя? Или, быть может, ты думаешь, что божий гнев не обрушится на тебя и всю твою семью в тот миг, когда я произнесу слова древнего проклятия?
