Последний пророк - Вуд Барбара (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
А Хакал не мог оторвать взгляда от девушки, которая называла себя воробьем и у которой были волшебные руки, дар создавать красоту из глины.
— Выбирай же, — предложил Господин Хакал голосом вкрадчивым и нежным, как шелест листвы под дождем, — из всего, что я показал тебе.
Она смотрела на него, стоявшего спиной к бушующей стихии, и сила природы дополняла силу человека, или это так казалось Ошитиве, которая потеряла дар речи рядом с такой силой. Ее душа ушла в пятки, дыхание перехватило, а сердце так бешено стучало, будто готово было выпрыгнуть из груди. Когда его темные глаза останавливались на ней, душа ее взлетала к небесам.
— Я хочу вернуться домой, — попросила она.
Его взгляд изменился. Вокруг бушевали дождь и ветер, как черные знамена на копьях воинов-ягуаров, развевались длинные волосы Хакала. Ей показалось, что гнев мелькнул в его глазах. Она, конечно, не догадывалась, что его сердце тоже вдруг сильно забилось, но от чувства страха потерять ее. Он вдруг осознал, — чего с ним не случалось прежде, — что отдал бы ей все сокровища, которые были у него, — перья, драгоценные камни, экзотические птицы, — только бы она осталась с ним.
Но он обещал ей.
— Что ж, можешь идти, — сказал он и повернулся, желая уйти.
Ошитива обрадовалась: она снова увидит свою мать и Аоте! Привезет им всем хлопковую одежду, серебряные бокалы и драгоценные ожерелья! Всем, всем, всем! Но сердце ее вздрогнуло, когда она поняла, что тогда ей придется покинуть Хакала, однако подавила в себе эту боль, убедив себя в том, что ей хочется только одного — вернуться домой.
Спустившись в нижние покои Хакала, где на своем насесте сидел Чи-Чи, она увидела, что слуги несут кружки, наполненные горячим напитком, сваренным из бобов, которые росли в джунглях, далеко на юге. Напиток был коричневого цвета, густым и крепким, Ошитиве он не нравился. Хакал называл его «чоколатль».
Он пил, погрузившись в свои грустные мысли, а Ошитива не могла понять, почему у него так резко изменилось настроение. Он был таким разговорчивым наверху и таким молчаливым и погруженным в свои мысли теперь.
— Могу я задать тебе один вопрос, Мой Господин?
Он очнулся из забытья и посмотрел на нее грустными и печальными глазами. Разве он не должен веселиться и радоваться дождю?
— Почему ты отпустил Аоте? Тебе не нужно было советоваться с богами.
Он отставил в сторону свой бокал:
— Это было сделано ради блага моего народа. Я освободил юношу, чтобы пошел дождь.
Из-за тусклого света и танцующих теней Ошитива не видела тоску в его глазах, когда он смотрел на нее; она не знала, какие противоречивые чувства волновали, когда он думал о силе любви и о том, что обыкновенная девушка готова была пожертвовать своей жизнью ради спасения жизни сына простого земледельца.
Он вспомнил свою жену. Ее привезли в Толлу еще молоденькой девушкой; она была из благородной семьи, и ему выбрали ее в жены. Женщина умерла во время родов, не оставив ему наследника любви и печали. Хакал не мог вспомнить, чтобы кто-нибудь мог заставить его сердце так трепетно биться. И, конечно, он не мог представить человека, ради которого мог бы пожертвовать свою жизнь.
— Почему ты поклоняешься Утренней и Вечерней Звезде? — спросила Ошитива.
— А почему ты поклоняешься Солнцу?
— Солнце дает жизнь.
Хакал поднялся со своего трона и подошел к открытому дверному проему, который вел на залитую дождем площадь.
— Мы поклоняемся не самой звезде, а человеку, который жил когда-то, и богу, которым он стал.
Он повернулся к ней лицом:
— Давным-давно, когда мои предки жили в городе, который назывался Теотиуакан, ими правил великодушный король по имени Кетсалькоатль. Его родила девственница, богиня Коатлькуе. Он дал нам книги, календарь и зерно; поведал нам, что выращивание цветов — священная наука. Когда Кетсалькоатль умер, он был сожжен на костре, а его пепел превратился в Утреннюю Звезду. Перед смертью он пообещал, что однажды вернется и восстанет из земли на востоке, чтобы возвратить веру своему народу. Восходы звезды утром и вечером напоминают нам об его обещании однажды вернуться и принести с собой золотые времена.
Хакал вытянул из ожерелья, украшавшего его грудь, маленький золотой медальон.
— Этот цветок, — пояснил он, — на моем родном языке называется «ксочитль». Цветок был подарен самим Кетсалькоатлем одному из моих предков. В нем находится капелька божественной крови.
Ошитива с восхищением посмотрела на изысканный, сделанный руками человека цветок: шесть великолепных золотых лепестков, а в центре — маленький небесный камешек поразительно чистого голубого цвета. За камешком, объяснил Хакал, находится маленькое отделение, где хранится капелька священной крови.
Чи-Чи вспорхнул с насеста, пролетел по всей комнате и опустился на руку Хакала. Склонив головку, попугай прокричал:
— Ксочитль!
Хакал засмеялся и, выбрав маленький кусочек сладкой груши, дал попугаю.
— А как ты узнаешь его? — поинтересовалась Ошитива. — Тебе известно, как выглядит Кетсалькоатль?
— Нам говорили, что он — высокий белокожий мужчина с бородой, он должен прийти с востока.
Ошитиву взволновали его слова, она поняла, что ожидания Хакала напоминают ей ее собственные.
— Мы тоже ждем прихода кого-то, кто жил много лет назад. Мы называем его Паана. Давным-давно жили два брата, однажды им пришлось расстаться. Краснокожий брат остался на своей земле, а его белокожий брат Паана пошел на восток, навстречу восходящему солнцу. Отправляясь в дорогу, он пообещал, что однажды вернется, чтобы помочь своему брату совершить Обряд Очищения, и тогда наступят времена, когда погибнут все злодеи на свете и мир и братство воцарятся повсюду.
Эта легенда увлекла Хакала. Ошитива интересовала его с того самого момента, когда он заметил ее при первом появлении Утренней Звезды и она не упала тут же замертво. Она нарушала самые строгие запреты и все же продолжала жить дальше. Почему? Сам бог хотел, чтобы она была там? Чтобы она видела, как он будет восходить на небосклоне?
— Ты не случайно пришла сюда. Это воля богов, и они направляют тебя.
— Я лишь смиренный гончар, мой Господин. Боги едва ли догадываются о моем существовании.
Он задумался над ее словами, а потом пылко произнес:
— Ты загадка для меня, Ошитива. Я думаю о тебе с тех пор, как Мокиикс привел тебя в Центральное Место. Ты дочь простого земледельца, а талантом и способностями тебя наделили боги. Твои золотые кувшины — самые красивые из тех, что я когда-либо видел. Они затмевают собой даже сделанные в моей родной Толле. Они самые красивые на свете.
К ее ужасу, он взял ее руки в свои, стал рассматривать ее тонкие пальцы и ладони, загрубевшие от многолетней работы с глиной.
— Какое чудо сокрыто в них? — прошептал он. — Интересно, предначертано ли было тебе судьбой прийти сюда. Было ли это все уготовано тебе заранее? Может быть, об этом нам сейчас рассказывает дождь.
Она едва могла вымолвить слово. Его прикосновения и близость волновали ее.
— Почему тольтеки убивают людей и едят их?
Он с удивлением посмотрел на нее:
— Это естественно. Пума ест антилопу, разве не так?
— Но я не думаю, что пума ест пуму.
Это озадачило его. Она осознала, что он никогда не считал людей ее племени такими же, как он, равными ему, но, наоборот, низшими по положению, как антилопа по отношению к пуме.
Он не мог понять, почему она считала такой их ритуал отвратительным. Его народ убивал и ел людей всегда.
— Этого требуют боги. Они хотят крови. Кровь делает их сильнее.
— Мои боги просят лишь зерно.
Он чуть не сказал, что это потому, что ее боги слабые, но вовремя остановился, вспомнив, как она одержала над ним победу на площади, заставив его прибегнуть к волшебному камню, чтобы он смог спасти свою честь. Правда, она не знала об обмане. Сейчас его очень интересовало, управляли ли ее боги его решениями в тот день?
Он посмотрел ей в глаза, которые напоминали ему подводные камни, отполированные течением реки, — миндалевидные глаза. Они заставляли его вспоминать влажные леса на его родине. Она была прекрасна, конечно, не так, как знатные женщины Толлы — утонченные, изнеженные и избалованные. Эта девушка заставляла его думать о полях кукурузы, готовой к посеву земле и жизнетворном дожде, который сейчас лился на Центральное Место.