Невеста Единорога - Майклз Кейси (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
— Неужели, тетя Летиция? — сказала Каролина, когда ее собеседница на секунду замолчала. — Вы отправились на прогулку по Большой Аллее с… гм, с…
— С Робертом, моя дорогая. Обрати на это особое внимание, поскольку я решила, что ты должна знать, что делать, чтобы избежать подводных камней, на один из которых наткнулась я. Несколько минут мы шли рука об руку, любуясь пейзажем и кивая знакомым. Роберт был очень красив, и я гордилась тем, что иду рядом с ним; я даже проявила некоторое высокомерие, когда нам встретилась Люсиль Хаммонд, которая шла со своей матерью. Она побледнела от зависти, когда увидела нас с Робертом. Глупая девчонка! Если бы она только знала, какой опасности избежала!
Теперь Каролина слушала с неослабевающим вниманием, ибо тетя Летиция — вопреки тому, о чем свидетельствовал цвет ее волос, — казалась сегодня необыкновенно здравомыслящей.
— Продолжайте, тетя, — проговорила Каролина, взяв ее за руку.
— Рядом была другая аллея. Аллея Любовников, так ее называли, а некоторые даже говорили «Темная Аллея». Когда Роберт повел меня по ней, я была уверена, что он преследует самую невинную цель, поскольку мне было известно, что джентльмены на этой аллее требуют поцелуя. Но оказалось, что у Роберта были совсем другие намерения, в чем я и убедилась, когда мы отошли подальше и скрылись от посторонних глаз. Я нервничала, предвкушая необычное и сгорая от любви.
— Тетя Летиция, можете не продолжать, — мягко проговорила Каролина. — Думаю, мне известно, что произошло потом.
Летиция улыбнулась:
— Правда? Чудесно, Дульцинея. Мне действительно не хочется говорить об этом. Его руки, его губы, его… Ладно, как ты уже сказала, у нас нет необходимости говорить об этом, не так ли? Достаточно сказать, что Лоуренс был вне себя, когда узнал, что у меня будет ребенок.
Каролина вскинула голову, широко раскрыв зеленые глаза.
— У вас… ребенок? Ах, тетя Летиция, я не знала.
Летиция потрепала Каролину по горячей щеке:
— Откуда тебе знать, моя девочка? Но я определенно увеличивалась в размерах. Это означает, что я была беременна, — говорю на тот случай, если ты никогда не слышала такого термина. Лоуренс — этот инфернальный человек — даже не стал спрашивать, как я дошла до такого состояния, испугавшись, что ему придется защищать мою честь. Ну уж нет. Почему он должен рисковать своей драгоценной кровью из-за того, что я запятнала свою честь? Гораздо легче было упрятать меня в поместье и держать там взаперти, пока я через несколько месяцев не избавилась от этого позора.
Я слышала, он был чудесным мальчиком, мой сынишка. Я никогда его не видела, знаешь ли. Лоуренс распорядился, чтобы его забрали сразу после родов, сказав, что не собирается позориться и воспитывать моего ублюдка на глазах у всего мира. И я… в общем, я еще не оправилась после родов. Я горько плакала месяц за месяцем, пока наконец не смирилась с решением Лоуренса. Знаешь ли. Дульцинея, он хотел сделать как лучше. И в один прекрасный день я проснулась счастливой. Накануне я читала своего любимого Сервантеса о героическом Дон Кихоте. Я была Дон Кихотом — я сразу узнала себя в нем. Единственное, чего мне недоставало, — это верного Санчо, лошади — и призвания!
— Призвания, тетя Летиция? Вы хотите сказать, что отправились на поиски сына? — Каролина чувствовала, что ее сердце обливается кровью, когда она представила себе, что должна была испытать эта бедная, нелепая, храбрая женщина.
Летиция уверенно кивнула, тряхнув розовыми волосами.
— Я отправлялась в путь снова и снова, но Лоуренс находил меня и возвращал назад. Это превратилось в необычайно захватывающую игру, длившуюся даже после того, как я узнала, что мой драгоценный сын давно умер. В сиротских приютах долго не живут, Дульцинея. Ты была исключением, моя дорогая. Затем Лоуренс женился, и я прозвала его жену-греховодницу Альдонсой. — Она повернулась к Каролине, хитро улыбаясь. — Я думаю, это был мастерский удар, но Лоуренсу прозвище не понравилось, и меня отправили в Вудвер. И я вновь обрела счастье, когда там появилась ты, ибо у меня снова было призвание — моя Дульцинея. И маркиз согласен со мной. Ты должна ехать в Лондон. Мы все должны ехать в Лондон. Лоуренс будет вне себя от ярости — он и его ужасная Альдонса. Итак, теперь ты знаешь все… Странно, не правда ли? Я давно уже позабыла обо всем, а вот теперь воспоминания опять так свежи. Пообещай, мне, Дульцинея: ты останешься со своим Дон Кихотом, с нашим дорогим маркизом, и никогда никуда не пойдешь без него — особенно в Воксхолл.
«Или кататься верхом в полях, окружающих „Акры“, — подумала про себя Каролина.
— Обещаю, тетя Летиция, — сказала она, покоряясь судьбе. — Но вы должны запомнить, что меня следует называть леди Каролиной. Как вы думаете, вам это удастся?
— Разумеется, Дульцинея. Я ведь тебе уже сказала: в моих мозгах все прояснилось. Только объясни мне, пожалуйста, моя дорогая девочка, что ты завернула в это покрывало?
— Розовый. Розовый. Идиотка. Старая крыса. Не так легко подобрать рифму к слову розовый. Березовый? Стоеросовый? Вот это может подойти. Стоеросовый. Нет, ведь волосы — множественное число. Что-то нескладно получается. Когда эта старая карга решила покрасить волосы, она могла бы подумать и обо мне. Покрасила бы их в красный цвет. Со словом красный у меня не было бы никаких проблем. Ужасный. Опасный. Несчастный. Но розовый — это выше моих сил. Ну и черт с ней. Она, возможно, уже забыла о моем обещании.
Бормоча себе под нос, Ферди устроился поудобнее на обтянутом тканью подоконнике в кабинете герцога, который давно уже стал его любимым убежищем, и сосредоточился на предстоящей встрече с сэром Джозефом Хезвитом, провозгласившим себя бездетным вдовцом.
Компания во главе с герцогом отправится в Лондон в марте. Это позволит ему растянуть удовольствие и сполна насладиться местью, заставить сэра Кровавого Джозефа жестоко страдать за то, что он отправил сына в сумасшедший дом. Лицо Ферди искривилось в улыбке, выражавшей радостное предвкушение своего торжества. Он будет унижен, его драгоценный папаша, и это будет такое наслаждение — наблюдать, как этот человек мечется, пытаясь объяснить людям, что он сделал со своим наследником.
Ферди знал, что умеет играть на чувствах герцога Глайндского, как на хорошо настроенной арфе; он сумел разбередить в герцоге чувство вины за то, что тот не в силах смотреть на Ферди, когда они за обедом сидят за одним столом: сэр Вильям не мог согласовать свое представление о Божьем милосердии с его видом.
И он добьется своего: получит доступ в общество, к которому он принадлежал по праву рождения и титула.
Ферди считал Моргана своим другом, хотя тот и не собирался ставить под угрозу собственные планы ради того, чтобы вернуть Ферди положение в обществе. Ферди не был злопамятным человеком — может, совсем немножко, — но он не мог отрицать, что его восхищение Морганом сильно уменьшилось с того памятного дня, когда маркиз в этом самом кабинете сказал, что Ферди более мужественный человек, чем он сам.
Ферди мысленно вел учет всем людям, с которыми ему пришлось иметь дело с момента прибытия в Вудвер. Он распределял награды и наказания в соответствии со своими расчетами. Он мог наградить леди Крольчиху сладостями, украденными у Летиции Твиттингдон, за то, что та позволила ему поцеловать свои обвислые груди; и он же мысленно вылил помойное ведро в койку Боксера после того, как тот, поймав Ферди в темном углу коридора, избил его так жестоко, что бедный карлик целую неделю не мог ходить.
Необходимо было вести точный учет. Особенно когда дело касалось секса — этого жгучего, привлекательного, варварского животного акта, в котором ему было по большому счету отказано. Как он мечтал о нежном женском прикосновении, о поцелуе, подаренном не из жалости, а во имя любви!
Но он любил только одну женщину — Каролину. Свою драгоценную Каролину. С того первого дня, когда обнаружил ее после того, как она еле отбилась половой щеткой от приставаний одной полоумной. С этого момента Ферди посвятил себя служению своей прекрасной даме. Она была такой храброй, такой красивой — и никогда не смеялась над ним, никогда не жалела его. Она обращалась с ним так, словно он был высоким и красивым, как маркиз, и разговаривала с ним как с равным. С самого начала она вела себя с ним так, словно он был таким же, как другие, — не лучше и не хуже.
