Утренняя песня - Кейтс Кимберли (книги без сокращений TXT) 📗
Она не осмелилась даже намекнуть ему, откуда пришла, – преследователи могут как-нибудь узнать об этом.
– Это дело мое. А ваше – нанять меня или нет.
Ханну охватило отчаяние, гордость не дала ей возможности продолжать. Она никогда в жизни не просила милостыню. Но мучительно осознавала присутствие малыша даже сейчас, когда он прятался за холодной каменной колонной.
– Пожалуйста, сэр... умоляю вас.
Она с трудом заставила себя произнести эти слова.
– Я проделала очень большой путь, чтобы найти работу. Вы – моя последняя надежда.
Она была почти уверена, что мистер Данте гордо прошествует в дом и с грохотом захлопнет дверь. Но он промолчал, лишь потер кончиками пальцев левый висок.
– У вас есть семья, сэр?
Он пристально посмотрел на нее и замер.
– Деревенские жители могут сколько угодно утверждать, что я родился под каким-то камнем, но, хотите верьте, хотите нет, у меня есть семья, хотя и далеко отсюда.
Его лицо исказилось от гнева.
– Какая наглость! Впрочем, лучшего я, наверное, и не заслуживаю. Угораздило же меня встать там, где поворачивает карета, к тому же болтаю с вами.
Он собирался вернуться в дом. Она по опыту знала, что сердце есть не у каждого, кто владеет большим состоянием. Этот человек с суровым лицом и горящими глазами казался гораздо более неумолимым, чем большинство таких людей.
– Я умоляю о работе не только для себя... – начала Ханна, и в этот момент малыш не сдержался и кашлянул.
– Проклятие! Что за шум? – вскипел Данте.
– Это Пип.
Данте вскинул бровь.
– Пип? Ничего не говорите. Это какая-то новая чума из Вест-Индии.
– Нет, сэр. Пип – маленький мальчик. Пип, подойди.
Она молилась о том, что, если им позволят войти, Пипа по крайней мере накормят и хоть немного согреют. А попав в дом, она смогла бы обманывать этого человека, до тех пор пока ребенку не станет лучше.
Пип очень осторожно показался из своего убежища, двигаясь к ней с таким видом, будто он мышь, бегущая под пристальным взглядом хищного ястреба. Вступив в полосу света, проникавшего из открытой двери, он остановился и замер.
– Что за!..
Данте выругался, когда тельце Пипа содрогнулось от кашля.
Он бросил на Ханну яростный взгляд.
– Вы что, с ума сошли – таскаете с собой ребенка в таком состоянии? Могли бы подождать, пока буря кончится!
Ханне очень хотелось наградить его подходящим эпитетом, повернуться и уйти, но она не сделала этого ради Пипа.
– Как жаль, что вы не смогли помочь нам советом, прежде чем мы отправились в дорогу. – Она произнесла эти слова очень отчетливо: было понятно, что у нее внутри все кипит от ярости. – Но мы уже здесь.
– Где вы раздобыли ребенка, черт возьми?
– Разве вы не знаете, сэр, откуда берутся дети? – Ханна ждала очередного приступа ярости этого чудовища.
Вместо этого в его глазах появились искорки веселья.
– Ну, кое-какие мысли на этот счет у меня имеются, мэм. Это ваш ребенок?
– Да.
Она заметила, как он скользнул взглядом по ее левой руке, на которой не было обручального кольца. Пусть думает о ней что хочет. По крайней мере не станет допытываться до истины.
– Вы выбежали в погоню за тем несчастным и неистовствовали из-за того, что вам нужно закончить сегодня какую-то работу. Впустите нас, и я тут же займусь делом, буду работать всю ночь, если вы разрешите Пипу поспать у огня.
Данте взглянул на нее, его глаза потемнели.
– Ни за что.
Сердце Ханны упало.
– Вы такая мокрая, что испортите всю обивку. Кроме того, от вас пахнет, как от мокрой собаки. – Он поморщился. Но в следующий момент в его глазах появилось насмешливое выражение. – Впрочем, с этим можно обождать и до утра, тогда по крайней мере вы не будете действовать мне на нервы, – договорил он.
– Извините, что мы такие мокрые и замерзшие, – огрызнулась Ханна.
Она хотела добавить, что они с Пипом начнут потихоньку умирать с голоду у него на пороге, но замолчала, неожиданно осознав смысл его слов.
– У... утра? Вы хотите сказать, что...
Она не осмелилась произнести это вслух, слишком много разочарований ей пришлось пережить за прошедшие месяцы.
– Симмонз! – крикнул Данте. Из двери вынырнул рослый лакей.
– Да, хозяин. Хотите, чтобы я выставил их вон? – поинтересовался Симмонз, бросив взгляд на весьма сомнительного вида путников, которых занесла сюда буря.
– Хочу, чтобы ты поместил их в комнату Уиллоби.
– Уиллоби?
Слуга растерялся.
– Да, Симмонз. Этот трус отправился той же дорогой, что и все другие. Его заменит мисс Грейстон.
– Неужели, сэр?
Слуга никак не мог прийти в себя.
– Вы хотите, чтобы... чтобы я разместил леди и юного джентльмена в комнате, которая находится через коридор напротив от вашей?
Симмонз явно пытался удостовериться в том, что хозяин понимает, что за приказ он отдает.
– Как же иначе я буду будить ее среди ночи, если меня посетит вдохновение, черт побери?
– Да, сэр, но, может быть, вы хотите, чтобы я запер их в комнате?
– Боишься, что они укокошат нас всех во сне? Ну, если у нее в этом узле и спрятан нож мясника, мне бы хотелось быть первой жертвой. По крайней мере не придется слушать крики служанок.
– Да, сэр.
– Мясной пирог, который сегодня подала кухарка, был явно хуже обычного. Чем скормить его собакам, отдай лучше им.
У Ханны уже текли слюнки, но ее гордость была уязвлена. Ей отдадут то, что предназначалось собакам?!
А чего ей ожидать? Что этот человек проводит их в собственную библиотеку, стащит с нее полусапожки и чулки, а потом собственными руками будет растирать окоченевшие ноги, чтобы согреть их?
Но почему все внутри ее задрожало, когда она представила себе, как эти сильные пальцы касаются ее обнаженных лодыжек?
Что за чувство охватило ее – благоразумную Ханну Грей, которую ничем не проймешь, у которой никогда не замирало сердце, не перехватывало дыхание, когда она встречалась с самыми привлекательными мужчинами?
Что привело ее в волнение?
– Мисс Грейстон.
Она вздрогнула при звуке его хриплого голоса и густо покраснела, будто застигнутая врасплох, словно Данте прочел все ее непристойные и столь неуместные мысли.
– Я буду в музыкальной комнате рано утром. Не опаздывайте. Вы уже слышали, каков мой нрав. Я бы не советовал вам рисковать.
С этими словами он повернулся на каблуках и с надменным видом прошествовал в комнату в глубине дома. Раздалось несколько аккордов, несогласованных до странности, пробудивших в груди Ханны беспокойство, неуверенность и страх.
Но у нее не было времени, чтобы задержаться, обдумать те странные чувства, которые вызвал в ней этот хозяин поместья Рейвенскар, пользующийся дурной славой. Симмонз уже вел их с Пипом по великолепному дому – сначала назад и в сторону, а потом в отдельно стоявшее здание, в котором располагалась кухня. Слуга суетился, готовя поднос с презренным мясным пирогом, не обращая внимания на благоговейный страх и вздохи Пипа, с которым тот рассматривал столы, ломившиеся от свежеиспеченного хлеба и корзин с яблоками, приготовленными для тортов, пирогов или фруктового пюре. Как же ей хотелось дать ему возможность отведать все эти лакомства, набить рот пудингами и пирожками, лизнуть осколок сахара, сверкавший в дальнем конце стола.
Но даже если Остен Данте и был из тех, кто позволил бы такие шалости, печально подумала Ханна, Пип никогда не станет, визжа и смеясь, носиться по комнате, весь липкий от сахара.
Она взяла малыша за руку, когда слуга направился обратно к главному зданию, а потом провел их вверх по служебной лестнице в широкий коридор, расписанный зеленью цвета первой весенней листвы, примороженной белизной. Стены украшали портреты, морские ястребы времен королевы Елизаветы в белой пене, отважные всадники, с улыбками более живыми, чем плюмажи, украшавшие их щегольские шляпы, портрет дамы со сдержанной улыбкой, которая, должно быть, проводила своего мужа на войну Алой и Белой роз.