Испытание любовью - Хейер Джорджетт (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
– Неужели ты никогда не любил? – жалобным тоном спросил его однажды Алан.
Они сидели вдвоем в комнате, расположенной высоко в одной из башен крепости. Алан играл на арфе, а Симон натягивал новую тетиву на свой огромный лук. Не поднимая головы, он презрительно скривил рот:
– Ах, любовь! Ты все время говоришь о ней. Объясни мне, что это такое?
Алан, продолжая тихонько наигрывать на арфе, наклонил красивую голову. Его темные глаза вспыхнули, он улыбнулся:
– Разве ты не знаешь? Неужели ни одна девица еще не затронула струн твоего сердца?
– Ни в коей мере, – коротко отрезал Симон.
Алан отложил арфу и скрестил стройные ноги. Он был одет в длинную, до пола, тунику из переливчатого синего бархата, расшитую золотом. В его левом ухе висела серьга, на пальце сверкало кольцо, а туника в талии была перехвачена поясом из кованого золота, усыпанным драгоценными камнями. В противоположность ему, на Симоне не было ни одного украшения, только длинный кафтан темно-красного цвета да высокие сапоги. Он по-прежнему был пострижен кружком, хотя в моду уже вошли короткие волосы. И хотя в то время ему было всего шестнадцать лет, его рост составлял шесть футов. По широкой спине Симона перекатывались клубки мускулов, а руки обладали медвежьей силой. Рядом с хрупкой фигурой Алана он казался настоящим гигантом.
Алан с любопытством посмотрел на него.
– Мои сестры совсем неплохо выглядят, – сказал он, улыбаясь. – Элен, пожалуй, симпатичнее, чем Джоан.
– Ты так думаешь? – отозвался Симон, не отрываясь от своей работы.
– Какая из них нравится тебе больше, Симон? – тихо поинтересовался Алан.
– Не знаю, не думал об этом, – поднял голову тот, и на лице его тоже промелькнула улыбка. – Ты считаешь, что одна из них могла бы растревожить мое сердце?
– Разве нет? Неужели у тебя не учащается пульс в их присутствии?
Симон попробовал растянуть новую тетиву.
– Пульс? – неторопливо переспросил он. – Что за глупости! Мой пульс учащается тогда, когда я попадаю стрелой в цель, или когда кладу противника на лопатки, или когда сокол на лету хватает добычу.
Алан вздохнул:
– Симон, Симон, неужели у тебя каменное сердце? Неужели ты никого не любишь?
– Я не знаю, что такое любовь. Я ее не чувствую! Думаю, это всего лишь фантазии слезливых юнцов.
Его собеседник рассмеялся:
– У тебя ядовитый язык, Симон.
– Может быть, мой язык заставит тебя заниматься серьезными мужскими делами, вместо любовных стенаний?
– Вряд ли. Любовь – это все. Когда-нибудь ты убедишься, что я прав.
– Сомневаюсь! – возразил паж.
Алан снова вздохнул:
– У тебя просто нет сердца. Вместо него кусок гранита. Неужели ты никого не любишь – ни меня, ни милорда?
Симон отложил лук и принялся полировать стрелу.
– Ты как плаксивое дитя, Алан, – упрекнул он юношу. – Вы же мои господа – ты и твой отец!
Алан в отчаянии взмахнул руками.
– Но этого мне мало! – воскликнул он. – Я люблю тебя, почему же я не вызываю в тебе ответного чувства? Неужели у тебя нет даже искорки любви для меня, Симон?
Тот взял другую стрелу и любовно провел ладонью по ее оперению. Затем задумчиво посмотрел на Алана. Юноша, покраснев, вскочил на ноги:
– Эта стрела интересует тебя больше, чем я!
– Ну, это глупости, – холодно возразил слуга – Что я могу сказать тебе о моих чувствах, если сам о них ничего не знаю?
– Неужели, например, завтра ты сможешь покинуть Монлис безо всякого сожаления? – удивился Алан.
– Нет, – возразил Симон. – Но однажды это случится. Я пробуду здесь еще несколько лет, пока не стану совсем взрослым. Если хочешь знать, я счастлив здесь. Мы с тобой друзья, милорд Фальк прекрасно меня понимает. Оставим эту глупую женскую болтовню.
Алан сел на прежнее место, взял на арфе несколько фальшивых аккордов.
– Ты такой странный и холодный, Симон. И почему я тебя так люблю?
– Потому что ты слабак, – отрезал тот. – И тебе нравится слезливая болтовня.
– Возможно. – Алан пожал плечами, потом добавил: – Ты-то уж точно не слабак.
– Верно, – согласился Симон примирительным тоном. – Я не слабак и вовсе не странный. Попробуй-ка натянуть этот лук, Алан.
Тот смутился:
– Я и так знаю, что не смогу.
– Тогда тебе надо тренироваться. И милорд будет доволен.
– Это мне не нужно. Это скучное занятие. Ты сам все время стараешься доставить ему удовольствие, за это он тебя и любит.
Положив стрелу поперек пальца, Симон проверил ее баланс.
– Что общего у милорда с любовью? Для нее нет места в его сердце.
– Ты так думаешь? – не согласился Алан. – Я знаю, что он всегда смотрит на тебя с восторгом. Наверняка скоро сделает тебя рыцарем.
– Этого пока я не заслужил, – коротко ответил Симон.
– Все равно он тебя сделает рыцарем или выдаст за тебя замуж одну из моих сестер, если ты захочешь, Симон.
– Вот уж чего я не хочу! В моей жизни нет места для женщин, так же, как и в моем сердце.
– Но почему? Что же будет тогда с твоей жизнью? – удивился юноша.
Тут в глазах Симона вспыхнул холодный, но яркий огонек.
– Что будет с моей жизнью? – переспросил он и замолчал. Потом сообщил: – С ней будет то, что я захочу.
– А чего же ты хочешь?
– Когда-нибудь я тебе скажу, – пообещал Симон редким для него проникновенным голосом. Потом собрал стрелы и ушел, ступая тяжело, но бесшумно, как огромное животное.
Фальку и в самом деле он нравился больше, чем его собственный сын. В Алане совсем не было львиного духа. С годами они с отцом все меньше понимали друг друга. Грубоватая жизнерадостность Фалька, его неукротимая энергия, частые судебные процессы вызывали у Алана отвращение И в то же время возвышенные вкусы юноши служили поводом для шуток и раздражения отца. Старшему Монлису гораздо больше нравился Симон, и он повсюду брал его с собой, подвергая тяжелым испытаниям и наблюдая за железной неутомимостью своего слуги почти с восхищением. Странное взаимопонимание и привязанность их друг к другу крепли с каждым днем, хотя никак не выражались на словах. Фальк не нуждался ни в раболепии, ни в сентиментальной любви, а Симон не был склонен ни к тому, ни к другому. Прямую дорогу к сердцу милорда прокладывали сила и бесстрашие, а его слуга обладал и тем и другим. Они не всегда сходились во взглядах, и это нередко служило причиной для ссор. Но тогда ни один из них не отступал ни на шаг. Фалька охватывало бешенство раненого буйвола, а Симон стоял на своем, как скала, не сгибаясь перед гневом хозяина, с глазами, полными ледяной ярости, упрямо выпятив подбородок и хмуря прямые брови над орлиным носом.
– Я защищаю то, что имею! – рявкнул однажды милорд, указывая на девиз, написанный на его щите.
– Я ничего не имею, но защищаю мою позицию, – отозвался Симон.
Глаза Фалька налились кровью, на губах показалась пена.
– Черт побери! – рявкнул он. – Ты будешь учить меня, щенок? А вот я угощу тебя кнутом или посажу в темницу!
– Все равно я останусь при своем мнении, – ответил слуга, скрестив руки на могучей груди.
– Клянусь, я проучу тебя, тигренок! – воскликнул Фальк, стиснув кулак, чтобы ударить упрямца, но сдержался и тут же успокоился, а потом и расхохотался, повторяя: – “Я ничего не имею, но защищаю мою позицию!” Ха-ха-ха! “Я ничего не имею, но…” Ха-ха-ха! – Вдоволь насмеявшись, он так хлопнул Симона по плечу, что от этого дружеского удара юноша послабее упал бы. Затем попытался добиться своего уговорами: – Ну хорошо, парень, я прошу тебя, послушайся меня!
Однако уговоры не действовали на Симона, так же, как и угрозы. Он упрямо тряхнул светловолосой головой:
– Нет, я думаю иначе.
Глаза Фалька снова покраснели.
– Как ты смеешь мне возражать? – заревел он, ухватившись огромной ладонью за плечо Симона. – Я разорву тебя на мелкие кусочки!
Слуга бросил на него острый, как рапира, взгляд:
– Все равно я прав.
Рука Фалька со страшной силой стиснула его плечо. Острая боль пронзила парня. Но он не мигая продолжал смотреть в глаза хозяина. Постепенно захват ослабел.
