Обольсти меня на рассвете - Клейпас Лиза (книга жизни .TXT) 📗
– Да, а с чего бы мне их не одобрять?
– Цыгане не верят в прогресс.
Кев пожал плечами:
– Во что бы там ни верили цыгане, я не могу игнорировать тот факт, что технический прогресс – благо для большинства. Механизация сделает многое более доступным для простых людей – одежду, пищу, мыло… даже ковер на полу.
– А как насчет тех, кто потеряет средства к существованию, когда их рабочие места займут машины?
– С развитием промышленности появится больше рабочих мест. Зачем заставлять человека делать тупую работу, вместо того чтобы дать ему образование и научить чему-то более полезному и интересному?
Уин улыбнулась:
– Ты рассуждаешь как реформист.
– Изменения в экономике всегда сопровождаются изменениями в обществе. Никто не может остановить этот процесс.
Какой у него пытливый ум, подумала Уин. Отцу ее было бы приятно узнать, каким стал его цыганский найденыш.
– Индустриализация потребует дополнительной рабочей силы, – заметила она. – Ты полагаешь, что много найдется жителей деревни, которые с удовольствием переедут в Лондон и в другие города, чтобы…
Громкий хлопок заглушил ее слова. Несколько посетителей испуганно вскрикнули. В воздух полетел пух. Его было так много, что он забивался в нос и рот. Все вокруг было усыпано мягкими хлопьями.
Меррипен мгновенно скинул с себя сюртук и накинул его на Уин, прижав к ее лицу носовой платок.
– Дыши через него, – пробормотал он и потащил ее из зала. Толпа рассеялась. Кто-то громко закашлялся, кто-то стал ругаться, кто-то смеялся. Из соседнего зала, крича от восторга, прибежали детишки, приплясывая и пытаясь поймать кружащиеся в воздухе хлопья шерсти.
Меррипен затащил Уин в узкий проход между двумя рядами стендов с образцами тканей. Ткани струились реками – бархат, парча, шелка, хлопок, муслин, шерсть самой разной выработки и фактуры – для одежды, обивки, драпировки.
Высунув голову из-под сюртука, Уин посмотрела на Кева и зашлась от смеха. Белые хлопья покрывали его черные волосы и налипли на одежду словно только что выпавший снег.
Озабоченность на лице Меррипена сменилась хмурой миной.
– Я собирался спросить, не надышалась ли ты шерстяной пылью, – сказал он, – но, судя по звукам, что ты издаешь, легкие у тебя чистые.
Уин не могла ответить – ее душил смех. Меррипен растерянно провел рукой по волосам.
– Не стоит, – давясь от смеха, проговорила Уин. – Ты никогда… Ты должен позволить мне помочь тебе: так ты сделаешь только хуже… а ты еще говорил, что это меня могут общипать… – Продолжая прыскать от смеха, она затащила его поглубже в коридор из тканей, туда, где их не могли увидеть. Здесь царил полумрак.
– Ну вот, теперь нас никто не увидит. О, ты слишком высок для меня. – Она потянула его за руку, чтобы он присел на корточки, а сама опустилась на колени. Сняв шляпку, она отшвырнула ее в сторону.
Меррипен пристально смотрел Уин в лицо, когда она принялась отряхивать от пуха его волосы и плечи.
– Не может быть, чтобы тебе это нравилось, – сказал он.
– Глупыш. Ты весь белый и пушистый – разумеется, мне это нравится. – И она действительно получала удовольствие. Он выглядел так трогательно – сидя на корточках, хмурясь и стараясь не шевелиться, пока она его чистила. И так приятно было играть с густыми блестящими прядками его волос – он ни за что не позволил бы ей этого при иных обстоятельствах. Не в силах сдержаться, она то и дело хихикала.
Но прошла минута, за ней другая, и ей расхотелось смеяться. Странная истома охватила ее. Медленно Уин продолжала вытаскивать пух из его волос.
У Меррипена странно блестели глаза. Его суровые черты были по-особому красивы, он был похож на таинственного демона из языческих легенд, которого можно вызвать волшебными заклинаниями.
– Почти все, – прошептала Уин, несмотря на то что уже закончила работу. Она погрузила пальцы в его волосы, они были пружинистыми и в то же время мягкими как бархат.
Уин затаила дыхание в тот момент, когда Меррипен зашевелился. Вначале она решила, что он хочет подняться во весь рост, но он вдруг привлек ее к себе и взял в руки ее лицо. Губы его были совсем близко от ее губ, он согревал их своим дыханием.
Ее ошеломил едва сдерживаемый натиск, который она почувствовала в его объятиях. Она ждала, прислушиваясь к его трудному, сердитому дыханию, не в силах понять, что его спровоцировало.
– Мне нечего тебе дать, – наконец проговорил он хрипло. – Нечего.
Уин почувствовала, что у нее пересохли губы. Она облизнула их и попыталась заговорить, преодолевая тревожную дрожь.
– У тебя есть ты сам, – прошептала она.
– Ты не знаешь меня. Ты думаешь, что ты меня знаешь, но это не так. То, что я сделал, то, на что я способен… ты и твои близкие, все, что вы знаете о жизни, вы знаете лишь из книг. Если бы ты хоть что-нибудь понимала…
– Заставь меня понять. Расскажи, что в тебе такого ужасного?
Меррипен покачал головой.
– Тогда перестань мучить нас обоих, – сказала она дрожащим голосом. – Оставь меня или отпусти.
– Я не могу! – зло бросил он ей в ответ. – Проклятие, я не могу. – И, не дав ей сказать ни слова, он поцеловал ее.
Сердце ее бешено билось, и она открылась ему навстречу с тихим стоном отчаяния. Ноздри ее наполнил легкий запах дыма, запах мужчины, его особый запах осенней земли. Он овладел ее ртом с жадностью, его язык проник глубоко, обыскивая недра ее рта. Они оба стояли на коленях, Уин приподнялась, чтобы прижаться к нему всем телом, еще теснее, еще крепче. Как ей хотелось почувствовать его кожей, почувствовать под ладонями крепость его мышц.
Желание разгорелось ярким пламенем, и в этом огне не было места рассудочности. Если бы только он повалил ее на пол прямо здесь, прямо сейчас, и овладел ею! Она представила, как принимает его в себя, и покраснела. Она извивалась от жара. Он прижался губами к ее горлу, и она откинула голову, подставляя шею поцелуям. Он отыскал губами то место, под которым бился ее пульс, и лизнул чувствительное место, заставив ее вскрикнуть.
Уин взяла в ладони его лицо, ощущая под пальцами жесткую щетину, и направила его губы к своим губам. Она опьянела от наслаждения. Она ничего не видела вокруг себя, в этот миг она жила лишь ощущениями.
– Кев, – прошептала она между поцелуями, – я люблю тебя так долго…
Он закрыл ей рот поцелуем, словно хотел заставить замолчать не только ее, но и само это чувство. Он пил сладость ее рта, он целовал ее так, словно хотел выпить до дна. Она прижималась к нему, напрасно пытаясь сдержать дрожь, сгорая в пламени желания. Он был всем, чего она когда-либо хотела от жизни, всем, в чем она нуждалась сейчас и будет нуждаться впредь.
Но она невольно вскрикнула, когда он оттолкнул ее, прервав столь желанный, столь необходимый ей телесный контакт.
Долгое время они оба не шевелились, оба пытались взять себя в руки. И когда огонь желания поутих, Уин услышала, как Меррипен хрипло сказал:
– Я не могу быть с тобой наедине. Этого больше не случится.
Со злостью Уин подумала о том, что ситуация стала тупиковой. Меррипен отказывался признать свое чувство к ней и не желал объяснить причины своего отказа. Неужели он не понимал, что она заслуживает хотя бы этой меры доверия?
– Хорошо, – сжав губы, процедила она.
Когда Меррипен поднялся и протянул ей руку, она нетерпеливо отшвырнула ее.
– Мне не нужна твоя помощь. – Она принялась отряхивать юбку. – Ты совершенно прав, Меррипен. Нам не следует бывать наедине, поскольку результат абсолютно предсказуем: ты даешь мне авансы, я откликаюсь, а потом ты меня отталкиваешь. Я не детская игрушка, чтобы меня таскали взад-вперед на веревочке, Кев.
Он поднял ее шляпку и протянул ей.
– Я знаю, что ты не…
– Ты говоришь, что я тебя не знаю! – в гневе произнесла она. – Очевидно, тебе не приходило в голову, что и ты меня не знаешь. Ты считаешь, что отлично знаешь, кто я такая, верно? Но за два последних года я изменилась. Ты бы по крайней мере мог предпринять попытку выяснить, какой женщиной я стала. – Она направилась к концу коридора, выглянула, чтобы убедиться, что все спокойно, и вышла в широкий проход.
