Блестящая партия - Маклейн Джулиана (прочитать книгу .TXT) 📗
Когда Джеймс надел жилет, Софи поднялась с постели и направилась к нему. Ее ноги бесшумно двигались по толстому ковру. Она встала перед ним нагая, и он ощутил запах ее духов. Густые волнистые волосы спадали по плечам ей на грудь, припухшие глаза были широко раскрыты. Взгляд ее показался ему взволнованным и обеспокоенным. Ухватившись за полы незастегнутого жилета, Софи потянула Джеймса к себе.
– Сегодня наша первая брачная ночь. Ты не мог бы остаться? – Ее голос задрожал, и она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.
В мерцающем свете свечей Джеймс против своей воли снова почувствовал прилив желания. Он попытался найти ответ на ее вопрос, но это стоило ему большого напряжения.
– Действительно, у нас первая брачная ночь. Тебе, вероятно, было больно...
– Вовсе нет.
Может быть, она просто боялась остаться одна?
– В конце я забыла про боль. На самом деле мне было хорошо, мне очень понравилось.
Ее слова звучали необычно для герцогини и совсем не так, как должна была говорить его жена, но они лишили его последних остатков сдержанности. Джеймс остро почувствовал волну радостного эротического возбуждения. Сияющая наготой женщина, без всяких свойственных женщинам его круга комплексов, стояла в кольце его рук, прижимая свои губы к его губам.
Его руки опустились вдоль ее прекрасного тела, согреваясь теплом ее кожи, и Софи застонала от удовольствия. Ее пальцы зарылись в его волосах, и последнее, что запомнил Джеймс, это как он опустил ее на мягкий ковер и склонился над ней, поспешно сдирая с себя одежду во второй раз за этот вечер.
Не раздевшись до конца, только дав свободу своим возбужденным чреслам, он спросил:
– Ты уверена? – и потянулся рукой вдоль ее живота к влажному центру желаний.
– Да, если ты останешься...
В итоге Джеймс решил, что его жена ведет довольно умелую торговлю, но пути назад уже не было.
– Конечно, я останусь, – ответил он, целуя ее гладкую шею.
Его тело распростерлось над ней так, чтобы почувствовать всю ее совершенную наготу. Он проник в нее в тот же момент, когда она раздвинула бедра и обвила его своими восхитительными ногами.
Дыхание у него перехватило от жара и узости ее естества, ощущения затмили разум. Он отдавался охватившему его наслаждению до тех пор, пока оно не взорвалось потоком семени из его чресел. Его мощная разрядка совпала с пиком Софи. Обхватив ее, Джеймс прижался к ней всем телом, словно в каком-то забытьи. Не было ни прошлого, ни настоящего, он как будто забыл, кем является и где находится. В таком состоянии он мог быть и простым американским торговцем, и даже кузнецом в постели со своей женой.
Подняв голову, Джеймс встретил взгляд ее голубых глаз из-под длинных ресниц.
– Ты на самом деле думала, что это наша спальня? – спросил он, внезапно почувствовав обаятельную сладость обожания.
Софи улыбнулась:
– Да, думала и думаю сейчас.
Джеймс замер, глядя на нее и представляя, что будет, если он позволит себе полюбить ее на самом деле. Может быть, у него есть шанс, и все будет хорошо. Тогда он не повторит судьбу своего отца, своих деда и прадеда. Может быть, простая любовь к Софи сможет прервать эту фамильную цепь бед?
Только время могло ответить на этот вопрос, и поэтому Джеймс решил пока продолжать сохранять ровные отношения, а заодно держать свои эмоции под контролем.
Марион Лэнгдон, вдовствующая герцогиня Уэнтуорт, усевшись на обитую ситцем кушетку в своем будуаре в родовом замке Уэнтуорт в Йоркшире, равнодушно осмотрела светлые синие стены, отделанные темным дубом, и величественные семейные портреты, висевшие в определенном порядке на стене, а затем перевела взгляд на комод, где стояла большая малахитовая ваза. На эту вазу она не обращала внимания многие годы и только сейчас заметила, что у основания вазы отбит маленький кусочек.
Почему бы ей не заметить этого раньше и не позаботиться о том, чтобы ее отремонтировать, с раздражением подумала Марион. Впрочем, она всегда чувствовала себя очень уютно в этой комнате и многого в ней не замечала, и только сентиментальное настроение, которое овладело ею, заставило ее обратить внимание на недочеты в обстановке.
Марион понимала, что судьба ее решена. Сын привел в дом жену, и теперь Марион придется уступить ей и власть в доме, и эти комнаты, а самой перебраться в восточное крыло замка, где обычно жили вдовствующие герцогини, когда в доме появлялась молодая хозяйка.
Ей вспомнилось, как она сама была молодой герцогиней много-много лет тому назад – тогда вместе с Генри, своим мужем, она впервые появилась в замке и была представлена слугам как новая молодая хозяйка. Помнила Марион и то, как хрупкая старая женщина, ее свекровь, сделала реверанс, и как слуги с сомнением и робостью смотрели на нее, не зная, чего ожидать от молодой герцогини.
Однако Марион происходила из старинной аристократической английской семьи и отлично знала все, что необходимо было знать хозяйке такого замка, как Уэнтуорт. Ее покойная свекровь, вдовствовавшая герцогиня, тоже знала, что передает дом в надежные руки. Наверное, она испытывала удовлетворение от того, что ее сын выбрал себе достойную спутницу жизни, хотя вслух об этом, разумеется, не говорилось.
Ей самой не так повезло. Медовый месяц в Риме ее старший сын проводил с молодой американкой, абсолютно не воспитанной, не знающей английских обычаев и, безусловно, оказывающей плохое влияние на мужа. Ее внешний вид мог шокировать любую аристократическую англичанку. Единственным достоинством молодой американки были ее доллары, вернее, их солидное количество. Что подумают слуги, когда она впервые появится в замке? Марион даже вздрогнула, представив себе эту картину. Как эта американская девочка научится всему, что надо знать, чтобы с достоинством и уверенностью исполнять роль хозяйки такого аристократического дома?
«Она придет ко мне за помощью», – не без злорадства подумала Марион. Она не сомневалась в том, что Джеймс вряд ли будет помогать молодой жене.
Вообще-то это было просто чудо, что он все-таки женился. Марион уже почти потеряла надежду и опасалась, что герцогство перейдет к ее младшему сыну, Мартину, что, конечно, не стало бы концом света. Однако на Мартина трудно было положиться: он всегда действовал слишком импульсивно, под влиянием чувств, а не разума.
Джеймс же был совсем другим. Марион даже иногда сомневалась в том, что у ее старшего сына вообще есть сердце. Впрочем, таким же был его отец, и герцогиня понимала, что характер перешел к ее старшему сыну по наследству.
В дверь постучали, и в комнату вошел камердинер, неся в руке серебряный поднос, на котором лежало письмо, заклеенное серым воском. От письма исходил знакомый аромат дешевой косметики, и Марион почувствовала, как что-то сдавило ей грудь. Она несколько раз повертела конверт в руках, прежде чем сломать печать, и даже не заметила, как камердинер вышел из комнаты.
Осторожно вскрыв конверт, Марион посмотрела на необычный капризный почерк, затем перевела взгляд на подпись, чтобы убедиться в правильности своей догадки. От волнения ей стало трудно дышать.
Письмо действительно было из Парижа, от мадам Женевьевы Ларуа.
Еще до того как вдовствующая герцогиня осознала, что ей опять придется защищать свое высокое положение в обществе, так же как и положение ее старшего сына, она мысленно обругала своего покойного мужа последними словами и, почти теряя сознание, откинулась на спинку стула.
После двух недель, проведенных в Риме, где все их дни были посвящены прогулкам по городу и знакомству с древностями, а ночи они проводили объятиях друг друга, вспоминая любимые стихи и наслаждаясь близостью, герцог и герцогиня Уэнтуорт готовились вернуться домой, в Англию. В последнюю ночь в Риме они не были близки, так как у Софи начались месячные.
В холодный, пропитанный туманом день они прибыли на железнодорожную станцию в Йоркшире и обнаружили ее украшенной развевавшимися на ветру флагами и триумфальными арками, обвитыми английским плющом и белыми гвоздиками.
