Сильнее только страсть - Джеймс Роби (читаем книги .txt) 📗
Без промедления они похоронили своих, оказали посильную помощь раненому вознице и Джиллиане, уложили их на повозку между сундуками и корзинами. Раны перевязали как можно туже, чтобы остановить кровотечение, однако повязки несчастного возницы пропитывались кровью так быстро, что надежды на выздоровление оставалось ничтожно мало.
Роберт Брюс помнил, что на пути, которым они следовали, есть весьма удобное для обороны место, и торопился добраться туда на случай, если бандиты сделают попытку опять напасть на них. Хотя он не думал, что они повторят атаку: негодяи получили неплохой отпор.
Через несколько часов они благополучно добрались до места и расположились на привал. С тыла их защищала отвесная скала, впереди открывался широкий обзор долины, на ней сейчас ничто не вызывало тревоги.
Брат Уолдеф поспешил собрать хворост и разжечь костер, на котором обжег клинки обоих кинжалов Джиллианы, подобранных на месте боя.
– А я-то надеялся, – с горечью произнес он, обращаясь к Джону Карлейлю, который только что положил Джиллиану, еще бесчувственную, возле огня, – что мне никогда больше не придется дотрагиваться до нее раскаленными железками.
Брюс крикнул, чтобы сюда же принесли раненого возницу, но получил ответ, что бедняга отмучился. Осталось только предать его тело земле.
Пока нагревались в огне кинжалы, брат Уолдеф поведал Джону и Роберту, как действовала Джиллиана, после того как он кинул ей меч, подобранный с земли. Девочка в своем первом настоящем бою сражалась как бывалый воин, с печальным удивлением говорил монах, а бывалые воины Джон и Роберт уважительно кивали головами. Беспокойство за судьбу Джиллианы было намного сильнее, чем уважение.
Когда клинки раскалились, Карлейль со всей осторожностью, на какую только способен, начал освобождать Джиллиану от кольчуги и рейтуз, втайне надеясь, что она по-прежнему будет находиться в забытьи, пока Уолдеф не окончит своей страшной, но столь необходимой пытки прижиганием.
Однако как только обнажилась сочащаяся кровью рана на бедре, Джиллиана открыла синие глаза и оглядела склонившихся над ней мужчин.
– Моя нога... – прошептала она.
В ее лице не было ни кровинки, но выглядело оно спокойным.
Джон не стал скрывать правды о ранении, кроме того, он хотел, чтобы она поняла и приняла необходимость того, что будет сейчас делать брат Уолдеф.
– Рана в два дюйма длины, – услышала Джиллиана бесстрастный тон своего супруга, – и примерно такая же в глубину. Края рваные из-за кольчуги...
– Понимаю, – сказала она слабым голосом. – Какие у нас потери?
Он не мог отвечать: у него перехватило горло. Он понял вдруг, что после боя узнал о ней гораздо больше, чем раньше, чем предполагал сам, и понял – она не играла и не играет в войну, потому что она и есть самый настоящий воин. И такие, как она, никогда и никому не сдаются. Не из-за гордыни, не по причине дурного нрава, а просто оттого, что не умеют. И здесь заслуга, или, если считать по-другому, вина ее отца и его друга, Уилли Уоллеса.
Видя, что Джону трудно говорить, Роберт Брюс ближе наклонился к Джиллиане и вкратце поведал о ходе боя и его последствиях.
– Мне показалось, – когда он закончил, медленно произнесла она и облизнула пересохшие губы, – что те, с кем я билась, хотели убить, а вернее, выкрасть двух англичанок.
– Я тоже так думаю, – подтвердил Брюс. – Ведь тогда король Англии мог бы никогда не возвращать мне мою жену и дочь.
Увидев краем глаза, что брат Уолдеф уже вынимает из огня один из раскалившихся докрасна клинков, Брюс всей своей тяжестью опустился на ногу Джиллианы, взял ее руки в свои. Карлейль присел у нее за спиной, прижал к себе ее плечи. Уткнув голову ему в шею, она пристально смотрела на Брюса, который торопливо пробормотал, отводя глаза:
– Спасибо тебе за мою жену и дочь, Джиллиана. Ты спасла их.
Она, видимо, поняла смысл его слов, потому что отчетливо произнесла:
– Повторите для меня свои слова еще один раз, ладно? Когда приду в себя...
Ее глаза закрылись, она стиснула зубы, потому что брат Уолдеф начал уже очистку раны раскаленным металлом.
Тело ее так напряглось, так дрожало, что два сильных мужчины с трудом удерживали его, однако ни одного крика, ни одного стона не вырвалось из ее горла. Лицо и волосы у нее взмокли, но она была в сознании, когда наконец монах вытащил кинжал из раны и, осмотрев ее, сказал:
– Совсем чистая. Одного раза оказалось достаточно. Широко раскрытым ртом Джиллиана вдыхала свежий воздух, сама не веря, что видит свет дня и людей вокруг. Роберт Брюс поднялся с ее ноги, отпустил руки. Не скрывая восхищения, он смотрел на нее.
Карлейль продолжал прижимать ее к себе. Очень тихо он произнес:
– Уж не для того ли ты так смело сражалась, жена, чтобы дать мне возможность целовать еще один шрам на твоем теле!
Она безмолвно качнула головой, прислоненной к его груди, говорить она не могла. Кто-то принес бутыль с водой. Роберт откупорил ее, приставил к губам Джиллианы, и та начала с жадностью пить.
Тем временем брат Уолдеф заканчивал перевязку. Судя по всему, он был доволен результатом и уверенно сказал:
– Все будет хорошо, девочка.
А Роберт произнес самым будничным тоном:
– Нужно скорее в путь. Если будем двигаться всю ночь, к утру достигнем моего замка в Канроссе. Там уж нам не грозят неприятные встречи.
– Одна из повозок вышла из строя, – заметил Карлейль.
– Что ж, кто-то из англичанок поедет верхом. – Роберт обратился к Уолдефу. – Ты, брат, тоже верхом. Выпряги лошадь из повозки.
Монах кивнул. Он уже гасил костер.
– Я тоже... на коне, – вдруг произнесла Джиллиана, и все воззрились на нее не слишком одобрительно, порицая за неуместное проявление удали.
– Только если привяжу тебя к седлу, – смягчился Карлейль.
Спорить она не стала: у нее совсем не было сил. И вдруг ее снова начала бить дрожь, как в те минуты, когда в рану проник раскаленный клинок.
– Это... Это ничего... – бормотала она трясущимися губами. – Я вспомнила...
Бывалые воины понимающе молчали. В свое время многие из них пережили такое же ощущение. К Джиллиане вернулось сейчас отчетливое воспоминание о недавнем бое, о людях, которых она собственноручно убила или хотела убить, чтобы остаться в живых самой. Редко кому дано спокойно и безмятежно пройти через испытание первой кровью – своей и чужой. А коли чужая кровь на тебе, то перенести такое еще труднее. К тому же если ты женщина.
Брат Уолдеф сотворил молитву, Карлейль безмолвно и успокаивающе целовал ее покрытый кровавыми брызгами лоб, Роберт отошел, чтобы отдать необходимые распоряжения.
Постепенно Джиллиана затихла, попыталась приподняться с колен Джона, кивком попросила помочь ей. Бедро болело и жгло, но, к ее удивлению, боль была терпимой. Даже мелькнула совсем не ко времени мысль, что благодаря ранению они с Джоном стали ближе друг другу.
Путь до Канросса она проделала в седле позади Карлейля, ее руки обхватывали его поясницу, голова покоилась возле мускулистого плеча. В течение всего путешествия она, кажется, произнесла только одну фразу: «Спасибо, милорд, за вашего коня. Если б не Галаад, мне пришлось бы хуже». Карлейль ничего не ответил.
В Канроссе Джиллиане больше всего хотелось окунуться в лохань с горячей водой, но рана не позволяла. Она все же разделась и, стоя возле лохани, с наслаждением плескала воду себе на лицо, на плечи, промыла волосы. Карлейль сидел на подоконнике и ни во что не вмешивался, стараясь не смотреть на Джиллиану, что плохо ему удавалось. По-прежнему оба хранили молчание. Джиллиана, казалось, вовсе не замечала его присутствия.
Она уже, наверное, в третий или четвертый раз обливала себя водой, когда он услышал ее голос, показавшийся ему голосом совсем маленькой девочки, печально вопрошавшей воздух:
– Отец, дорогой, ты гордишься мною хотя бы немного?..
Сердце Карлейля чуть не выпрыгнуло из груди. Ни он, ни она не произнесли больше ни слова.
