Нежная обманщица - Гротхаус Хизер (читать книги онлайн .txt) 📗
Рэндалл пригладил взъерошенные волосы.
— Благодарю, милорд.
— Если это все, — заспешил кастелян, — тогда я пошел, мне еще надо на мельницу. — И, поклонившись Нику, он направился к двери, где столкнулся с Женевьевой. — Мое почтение, миледи.
В руках Женевьева держала свернутые листки пергамента.
— Ник, дорогой, здравствуй. И вы, Рэндалл, здравствуйте! Ник, у тебя найдется свободная минутка, чтобы поговорить с матерью?
Ник не сводил глаз с бумаг в руках Женевьевы. По характерной восковой печати со знакомым крестом он понял — это письма от Ивлин. У него пересохло в горле, сейчас бы вина или кружку эля, в конце концов.
– Мама, конечно, у меня есть для тебя время. — Тут ему в голову пришла одна мысль. — Мне самому надо кое-что с тобой обсудить.
Рэндалл кашлянул.
— Э-э-э… Я оставляю вас, милорд.
— Подожди, Рэндалл, — остановил его Ник и взял бумаги из рук удивленной Женевьевы. — Мне понадобится и твоя помощь.
Он прошел к небольшому сундучку в углу кабинета, встал на колени и отпер замок. Внутри лежали стопки писем, как две капли воды похожие на те, что он держал сейчас в руке. Ник бросил сложенные листочки на стопку, захлопнул крышку шкатулки и запер ее. Затем встал, поднял шкатулку и передал ее Рэндаллу.
— Милорд? — с недоумением произнес тот, принимая груз.
Вернувшись на место, Ник распорядился:
— Через час мы отправляемся в Обни. Приведи леди Симону, когда я скажу. А это, — он показал на шкатулку, — сожги.
— Николас! — с упреком произнесла Женевьева. — Неужели ты ни одного не прочитал?
Ник свирепо посмотрел на Рэндалла, который мялся в дверях:
— Это все.
Рэндалл наконец решился спросить:
— Шкатулку тоже сжечь?
Ник заколебался. Эту изящную, обитую кожей шкатулку подарила ему Ивлин два года назад, когда он после смерти отца получил титул барона. Ник рванул с пояса связку ключей, снял один в форме сердечка; бросил его Рэндаллу и приказал:
— Все сожги.
— Да, сэр.
Рэндалл ушел, а Ник поднял взгляд на мать. Ее бледно-голубые глаза смотрели с обидой.
— Неужели она так мало для тебя значила, что ты готов уничтожить всякую память о ней?
— Нет, мама. — Ник вздохнул. Его гнев улетучился, дальше он постарался говорить спокойно: — Нам с Ивлин нечего больше сказать друг другу. Все кончено.
Женевьева хотела что-то возразить, но Ник поднял руку, призывая ее к молчанию:
— Ты хочешь, чтобы наш брак с Симоной был удачным?
— Конечно, дорогой.
— Тогда я должен делать то, что должен. — Он потер лицо. — Я могу лишь догадываться, что чем-то обидел Ивлин, раз она отказала мне таким образом. Если я хочу быть хорошим сеньором для Обни, я должен действовать так, как будто Ивлин умерла. Никогда больше не приноси мне ее писем.
Женевьева сглотнула, потом кивнула:
— Я понимаю, Ник. Конечно, я люблю Ивлин, как дочь, но, обещаю, я сделаю все, чтобы вы с леди Симоной были счастливы.
Ник молча пожал руку матери. Говорить, нет, даже думать об Ивлин было трудно, а предстоящая поездка в Обни еще больше омрачала настроение. Тем не менее, надо было встряхнуться, чтобы спокойно сообщить Симоне, что он не будет ночевать дома и вернется только завтра.
— Скажи мне вот что, — сказал Ник, выпуская руку Женевьевы. — Ты не видела сегодня моего шалопая-братца? Я хочу, чтобы он вместе со мной отправился в Обни. Он же обожает выполнять мои распоряжения. — И Ник ухмыльнулся.
Женевьева рассмеялась:
— Видела. Ты можешь командовать им, сколько пожелаешь. Тристан все равно делает только то, что хочет, и в Гринли, и здесь. — В голосе Женевьевы звучала неподдельная гордость. Ник испытал нечто вроде укола ревности. Когда он делает только то, что хочет, все вокруг недовольны. Но тут Женевьева переменила тему: — Леди Симона, она ведь другая, правда?
— Что ты имеешь в виду, мама? — Ник нахмурился. — За прошлый год Симоне пришлось пережить много несчастий. К тому же она оказалась в чужой стране, в чужом доме, битком набитом чужими людьми.
Женевьева кивнула, но озабоченное выражение не покинуло ее лица.
— Тут ходят разные слухи…
— О, матушка! — зарычал Ник.
— Подожди-подожди, — заспешила Женевьева. — И это ее вчерашнее появление в большом зале… — Она прищурилась и пристально посмотрела в лицо сына, словно он еще был юным проказником. — Что ты от меня скрываешь?
Ник тотчас вспомнил о белом перышке Дидье. Что бы сказала его мать, если бы он рассказал ей, что вернулся в Хартмур не только с молодой женой, но и с привидением?
— Ты лучше других должна знать, что не стоит обращать внимания на слухи, — упрекнул Женевьеву Ник и с удовлетворением заметил, что она покраснела. — Симоне понадобится время, чтобы привыкнуть к жизни в Хартмуре, и я надеюсь, что ты будешь ей помогать, а не распространять глупые сплетни.
— Николас! — возмущенно воскликнула Женевьева. — Да я бы ни за что…
— Ну и отлично. — Он поднялся и обошел стол. — Пойдем поищем моего брата.
Женевьева фыркнула и гордо вскинула голову, однако больше ни слова не произнесла о вчерашних событиях.
Нику оставалось только надеяться, что Минерва приедет вовремя и что за это время Хартмур не превратится в дом умалишенных.
* * *
«22 июня 1075 года
Надеюсь, ад окажется не таким ужасным, как его описывают, ведь именно там мне скорее всего предстоит проводить вечность. Я думаю, Арман раскрыл мою тайну, и теперь мне остается лишь молиться о его смерти».
Симона ахнула и прикрыла рот рукой. Слова матери потрясли ее.
— В чем дело, сестра? — Дидье растянулся на кровати рядом с Симоной, которая сидела, скрестив ноги. Он поигрывал белым перышком, а Симона временами зачитывала ему отрывки из дневника Порции. Только так она могла удержать его рядом с собой, чтобы он не мотался по залам и коридорам Хартмура, повергая гостей в смущение. Сейчас Дидье сердито повернулся к сестре: — Почему ты остановилась?
Симона сглотнула и быстро пробежала остаток записи. В тот день рука Порции сильно дрожала. Симона еще не встречала в ее записках такого неровного почерка. Обычно в дневнике описывались повседневные события — часто упоминался Марсель, мелкие достижения детей, городские сплетни. На этот раз Симону поразило, с какой жгучей ненавистью Порция писала о своем муже. Однако в записях не говорилось ни о причинах этой ненависти, ни о сути разоблаченной тайны.
— Сестрица, ты оглохла? — Дидье помахал перышком прямо перед носом Симоны.
Она отмахнулась:
— Прекрати!
— Ты перестала читать.
— Я знаю. — Она быстро свернула листок и положила его на прочитанную стопку. Не могла она вслух прочитать Дидье слова матери, которую он обожал. Вместо этого Симона весело улыбнулась и объяснила: — Глаза устали. Давай лучше посмотрим замок.
— Ты говоришь неправду. Никакие глаза у тебя не устали. К тому же ты сама говорила, что мне нельзя гулять по замку. — Он очень ловко передразнил тон Симоны: — «Носиться и пугать гостей лорда Николаса». Что ты такое прочитала, что мне знать нельзя?
Симона попыталась выдумать правдоподобное объяснение, но в голову приходили такие глупости, что даже маленький мальчик их легко бы разоблачил. Она вздохнула:
— Дидье, взрослые часто говорят — или пишут — вещи, не предназначенные для маленьких детей.
— Какие вещи?
— Взрослые. — Она поднялась с кровати и стала собирать листки дневника в сундук с платьями матери.
— Проклятия? Богохульство? — Дидье сел, его маленькое личико пылало от любопытства. — Расскажи мне!
— Нет.
Симона чувствовала, что у нее подгибаются колени. Она так обрадовалась, когда в уитингтонском трактире обнаружила записи Порции, но Симона и представить себе не могла, что этот дневник приоткроет перед ней особенности долгих супружеских отношений Порции и Армана. Сейчас их дочь испытывала потрясение и даже страх.
