За горным туманом (др. перевод) (ЛП) - Монинг Карен Мари (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Я не глупая птица…
— Нет, не глупая, но прекраснейшая. Сокол — единственная среди птиц, которая может соревноваться с ястребом в высоте полета, скорости и аккуратности. Не говоря уже о силе своего сердца.
Она проиграла ему уже в тот момент, когда он начал петь. И она больше не протестовала, когда его губы слегка потерлись о ее. Не сопротивлялась она и в следующее мгновение, когда руки Хока на ее теле стали твердыми, горячими и требовательными. Уговаривающими. Притязательными.
— Ты взлетишь для меня, сладкий сокол? Я вознесу тебя выше, чем ты когда-либо была. Я научу тебя достигать высот, о существовании которых ты только мечтала, — пообещал он, покрывая поцелуями ее подбородок, нос, ее веки. Его руки обхватили ее подборок в темноте, он ощущал каждый изгиб, каждую плоскость и шелковистую впадинку на ее лице и шее своими руками, запоминая нюансы.
— Почувствуй меня, девушка. Ощути, что ты делаешь со мной! — Он прижался своим телом к ее телу, и покачал бедрами, для того, чтобы она почувствовала его разбухшую мужественность, которая поднималась под его килтом и дразнила внутреннюю часть ее бедер.
И вот нашлась стена, просто она была за ее спиной все это время. Прохлада камня, прикоснувшегося к ее спине, и жар Хока, прожигающий ее сквозь перед ее платья. Она подняла руки, чтобы стукнуть его, но он поймал их и прижал к стене над ее головой. Его сильные пальцы разжали ее стиснутые пальцы, переплелись с ее и дразнили ее руки. Ладонь к ладони, распластанные по стене.
— Мой сладкий сокол, — выдохнул он в ее шею. — Сражайся со мной, как хочешь, но все это сведется к нулю. Я направил все усилия на тебя, и это первый раз, когда ты будешь ослеплена. В этой темноте ты будешь узнавать мои руки, когда они будут прикасаться к каждому шелковистому дюйму твоего тела. Я не возьму у тебя ничего, кроме этого. Ты только будешь терпеть мои прикосновения, тебе даже не нужно будет видеть мое лицо. Я буду терпеливым, пока ты будешь смягчаться к моим прикосновениям.
Его руки превратились в жидкий огонь, сдвигая ее платье вверх по ее бедрам и выше, и ох! Они не имела ни малейшего понятия, где искать предметы нижнего белья этим утром. Его руки, его сильные красивые руки массировали ее бедра, мягко раздвинули их, для того чтобы просунуть одну из горячих мускулистых ног среди них. Он замурлыкал, издав низкий хриплый рык мужского триумфа, когда почувствовал предательскую влажность между ее бедер. Эдриен неистово вспыхнула, вопреки ее намерениям ее руки вспорхнули вверх и остановились на его плечах, затем скользнули глубоко в его мягкие, пышные волосы. Ее колени, и без того дрожащие, начали подгибаться, когда он ослабил лиф ее платья и опустил голову к ее грудям, облизывая ее набухшие соски и слегка касаясь их зубами.
Она совершенно не заметила, когда он задрал свой килт вверх; но она определенно ощутила его твердый, горячий, тяжелый, возбужденный член, прижавшийся к ее бедру. Эдриен издала горловой звук: наполовину рыдание, наполовину просьбу. Как он сделал это с ней? Едва касаясь ее, Хок каким-то образом смог распустить каждую унцию сопротивления в носимом ею плаще отчуждения, который она кропотливо соткала.
Такого никогда не происходило с Эберхардом! Ее разум покинул ее тело, и она уцепилась за руку, которая ослепила ее. Она попробовала своими губами руку, которая лишала ее зрения — повернув голову и поймав его палец своим языком. Эдриен почти закричала, когда он поместил этот же палец в скользкий жар между ее ног.
— Полетай для меня, сладкий сокол, — убеждал он, обхватив одну из ее тяжелых грудей своей рукой и облизывая ее сморщенную вершинку. Он безжалостно дразнил ее, нежно пощипывая ее, касаясь ее всюду.
Его губы вернулись и захватили ее с отчаяньем, произведенным слишком долго отрицаемым голодом. Голод, который может никогда не ослабеть. Его поцелуй был длинным, жестким и причинял боль, и она наслаждалась его невысказанными требованиями. Она всхлипнула, когда подушечка его пальца нашла маленькое горячее уплотнение, гнездящееся в ее складках, и голова Эдриен откинулась назад, в то время как поднимающаяся волна забрасывала ее все выше и выше. Уступая его пальцам, его языку и губам, она пожертвовала последней частицей своей сдержанности.
— Эдриен, — хрипло шептал он, — ты такая красивая, такая сладкая. Пожелай меня, девушка. Нуждайся во мне, как я нуждаюсь в тебе.
Она ощущала жар в месте, у которого не было такого названия, которое она бы знала — и это завлекало ее еще дальше.
Эдриен пыталась сказать слова, которые — она знала — должны быть сказаны. Единственное слово, которое, как она знала, освободит ее. Этот легендарный соблазнитель женщин — ох, как легко было догадаться, почему легионы женщин падали перед ним! Он был так хорош в этом. Он почти заставил ее поверить, что ее и только ее он жаждет. Почти, что сделал ее снова дурочкой.
Но именно поэтому их и называли повесами. Волокитами. Дон Жуанами. Они применяли те же навыки и непреклонную решимость в соблазнении, что и в ведении войны — завоевать любой ценой.
Восстанавливая свою обратившуюся в лохмотья оборону, она ожесточила свою волю против его ухаживаний.
Хок пропал. Он пропал именно в тот момент, когда впервые увидел околдовавшую его девушку. И не имеет значения, какие странные грезы приходят из ее секретного и ужасного прошлого. Он найдет способ стереть все ее опасения. Все, что Гримм рассказал ему, ничего не показывает. Своей любовью он в свое время преодолеет любое препятствие. Она будет его подругой, леди-ястребом, теперь и навсегда. Он высоко оценил ее податливость своими руками, смаковал подобно редчайшему деликатесу сладкий мед ее губ, дрожал при мысли, что однажды она будет пылать к нему той же страстью, что и он к ней. С ней это никогда не будет так, как это было прежде, пусто и неискренне.
Нет, эта девушка станет ему парой на всю жизнь. Она не так ценила красоту, которую обожали другие женщины. Эта девушка обладала собственными секретами. Собственными ужасами. Своей собственной глубиной. В целом, действительно редкая девушка. Он тонул, тонул в ее глубинах… поцелуй стал более глубоким, и он почувствовал, как ее зубы задели его нижнюю губу. Это привело его в неконтролируемое безумие.
— Ох! — выдохнула она, когда он прикусил ее шелковистую шею.
Ободренный своим успехом, он вдохнул, чтобы произнести первые предварительные слова. Ему нужно было сказать ей, нужно было дать ей понять, что это вовсе не было игрой. Что за всю свою жизнь он не испытывал ничего подобного, и никогда не испытает снова. Она была той, кого он ждал все эти годы — той, кто заполнит его сердце.
— Эри, мое сердце, моя любовь, я…
— Ох, тише, Адам! Не нужно слов. — Она прижала свои губы к его, чтобы он замолчал.
Хок застыл, твердый как арктический ледник, и почти такой же холодный.
Его губы замерли под ее губами, и сердце Эдриен закричало в агонии. Но насколько сильнее закричало бы оно, если бы из нее снова сделали игрушку?
Его руки жестоко сжались по ее бокам. Они оставят синяки, которые будут видны несколько дней. Медленно, очень медленно его пальцы разжались.
Она сказала это имя!
— В следующий раз, когда ты произнесешь имя Адама, девушка, я прекращу просить то, что и так принадлежит мне, и начну брать это. Кажется, ты забыла, что ты принадлежишь мне. Мне не нужно соблазнять тебя, потому что я могу просто уложить тебя в мою постель. Выбор за тобой, Эдриен. И я прошу тебя — выбирай с умом.
Хок покинул башню не сказал больше ни слова, оставив Эдриен одну в темноте.
Глава 14
Эдриен должна была нагулять аппетит. Она провела остаток дня после соколиного инцидента дюйм за дюймом обходя стены замка. «Закончится ли когда-нибудь этот день?», — недоумевала она. Она должно быть прошла двадцать миль, так что она должна была немного погасить свое скрытое разочарование. Даже ее элитная охрана выглядела немного усталой, когда она наконец-то согласилась вернуться в замок, чтобы храбро и пристойно встретиться с Хоком.