Яд вожделения - Арсеньева Елена (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗

– Возьмем! – настала очередь Катерины Ивановны пристукнуть по столу. – Это не задача. Бухарцы ослов приводят в Москву, знаю, сама видела. Вот только кого к ним послать? Митрий их всех, нехристей, боится как огня…

– Есть у меня верный человек, – очень своевременно ввернула Алена. – Eсть. Он-то и сообщил мне о злоумышлениях против твоей особы. Его мы и пошлем к бухарцам.

– Я его награжу, не поскуплюсь, – посулила Катерина Ивановна и спросила с внезапными искорками в глазах: – А он… молодой али почтенный старец?

Алена поджала губы, чтобы не расхохотаться. Окажись Ленька здесь сейчас, небось Катерина Ивановна пожелала бы отдать ему награду немедля, невзирая на его исхудалое лицо и тощую кощь. Да, опасно блестят глаза у молодушки… опасно! И поскольку немец показался Алене человеком хорошим, пусть и несколько дерганым (а ведь задергаешься тут!), она положила себе непременно постараться – и вернуть ему утраченные способности. Сделала вид, что не расслышала последнего вопроса, и продолжила:

– Зелья целительные просто так не сваришь. Им надобно непременно в том доме настаиваться, где живет немощный, чтоб он духом этим врачевным уже заранее напитывался. Вот уж не знаю, как быть в сем случае? Ежели я снадобья стану готовить у себя дома…

– Об том и думать не смей! – Теперь уже не ладонь, а пухленький кулачок Катерины Ивановны громыхнул по столешнице, что должно было обозначать неукоснительность ее требований. – Сюда тебе доставим все, что надобно, и будешь жить здесь. У меня. Тем паче что… – Она запнулась и сочувственно взглянула на Алену. – Тем паче что тебе все равно идти некуда!

Алена онемела на миг, потом вдруг ощутила, как кровь бросилась в лицо. Стало вдруг так стыдно, до смерти!.. А Катерина Ивановна усмехнулась:

– Ну как ты жить будешь, скажи?

– Коли денег скоплю, так рай себе куплю, – невесело отшутилась Алена.

– Денег?! Не думай, что я вовсе без глаз. Митрий врет, конечно… а может, и не врет. Ты мне жизнь спасла – я тебе хочу добром отплатить. Давай так: ты мне помоги, а я тебе помогу. И живи здесь, и делай свое дело, пока не сделаешь.

Алена закрыла глаза. Лицо все еще горело, но холодная печаль уже студила голову.

Нет. Нет… а жаль! Больно уж ладно все складывалось, как по писаному. Но она не сможет. Не сможет! Она не ждала от Катерины Ивановны такой покладистости, и это ее обезоружило. Ведь добрая женщина не знает, кому приют хочет дать! А всплыви Аленины обстоятельства – что будет хозяйке за укрывательство беглой? Нет, надо воротиться в батюшкин дом, жить там тайно, выходить лишь потемну, превратиться в подобие нетопыря: шнырять по задворкам, высматривать, выслушивать, авось бог пошлет крупицу сведений. И жить – тоже чем бог пошлет.

– Эй! – послышался рядом встревоженный голос. – Эй, ты что это закручинилась, девица? Или не сможешь горю моему подсобить?

– Я-то смогу, да ты моему не сможешь, – со вздохом открыла глаза Алена. – Вот зовешь к себе кого ни попадя, а что ты обо мне знаешь? Может, я беглая преступница? Может, я мужа своего ядовитым зельем во свету сжила и меня за то к лютой казни приговорили? Может, меня в яму за то зарыли и помирать оставили?

– Но ведь сейчас-то ты не в яме! – вполне справедливо заметила Катерина Ивановна. – И, как я погляжу, вполне живая!

– А может, я из нее сбежала, из ямины? – огрызнулась Алена, уже не в шутку злясь на свою собеседницу за беззаботность. – И узнай хоть кто-то, хоть этот твой знакомец, Аржанов, про меня – тут мне и конец, опять на дыбу, опять в яму! И заодно тебя за укрывательство припутают – так прижмут, что небо с овчинку покажется!

– Ну, это очень просто устроить! – отмахнулась Катерина Ивановна. – Аржанова больше и ноги в этом доме не будет, тем более что мой Фрицци при одном его упоминании только что на стенку не лезет. Да ты и сама небось видела! Ишь – вердахтиг, мол, он и вообще натюрлих! Ой, како-ой мужик, матушка Пресвятая Богородица! Ростом – во! – Катерина Ивановна живо вскочила ногами на стульчик, показала под потолок. – Плечи – во! – Она широко расставила руки и от этого резкого движения лишь чудом не свалилась со стула. – И в мотне, надо думать, тоже – во, – сообщила она, осторожно спускаясь и вновь усаживаясь. – Ну, мне, конечно, проверить не довелось, однако ежели у мужика так глаз горит… это неспроста! Ну и сказывали, баб перепробовал – до умопомрачения. Что у нас, что в иноземщине. Да и не его в том вина – наша сестра сама на него гроздьями вешается. Что же ему делать, стряхивать нас, что ли? – вопросила она, сверкая глазами, исполненными самого пламенного сочувствия к несчастному, замученному женщинами Аржанову, страдающему из-за своей галантности, но ставящему удаль кавалера и служение дамским прелестям превыше всего.

Затем Катерина Ивановна напряженно свела брови:

– Об чем бишь я? – Она призадумалась и, наконец вспомнив, радостно крикнула: – Ах да, об Аржанове! Стало быть, сюда он больше – ни ногой. Ну ничего, от меня он все равно не уйдет, я его на какой-нито завалященькой ассамблее все равно в угол зажму. А Фрицу я чего-нибудь навру, не привыкать: мол, ты моя подруга стародавняя, еще с детства: я ведь из Белого города, из посадских, так что, могло статься, мы с тобой по соседним улицам бегали. Это жизнь меня, вишь, в барыни вынесла, а так-то я из простых! – И вдруг, прервав беззаботную болтовню, снова навалилась грудью на стол и, заглядывая в глаза Алены блестящими глазами, спросила таинственным шепотом: – Но скажи, скажи, ради Христа, ты и впрямь мужика своего свела со свету? Вот молодчина, ну и молодчина же ты!

– Нет, – сказала Алена, на миг искренне пожалев, что – нет, а, стало быть, у Катерины Ивановны отсутствует повод считать ее молодчиной. – Нет, Катерина Ивановна, не травила я его, а кто сделал сие, за чей грех я платила, – мне неведомо.

– И в яму… – вдруг побледнев и передернув оголенными, вмиг озябшими плечами, прошептала Катерина Ивановна и опять обрушила кулачок на стол. Посуда запрыгала и долго не могла успокоиться, так что последние слова она произносила под одобрительное дребезжанье порцелиновых мисок и тарелок: – Но довольно об этом! Было – и быльем поросло! Остаешься здесь – все, не спорь со мной. И вот что, сделай милость: не зови меня больше Катериной Ивановной. Зови Катюшкою. А я тебя буду звать Аленою. Ну, хватит сидеть, давай зови своего благоприятеля, пускай скорей за ослиной мочой бежит. Ее тебе сколько надобно? Ведро? Бочку? Две?

– Четверть кварты [72] довольно будет, – пробормотала Алена толстым голосом, пытаясь не дать вырваться смеху, – но не выдержала: упала головой на стол и зашлась в хохоте.

Катюшка поглядела, поглядела – да и принялась тоже хохотать.

В этом удовольствии, как и во всех прочих, она себе никогда не отказывала!

10. «Вчера полюбила другого!»

– Алена! Алена, ты где? Да Алена же!

С испугу выронив исписанные листки, Алена кинулась в парадную светлицу, откуда доносился нетерпеливый голос Катюшки. Та мчалась навстречу, волоча за собой какой-то пухлый узел, и они столкнулись в дверях, непременно стукнувшись бы лбами, не будь Катюшкины юбки столь пышны. Сегодня на ней было новехонькое нижнее платье из шелка цвета levres d'amour, что в переводе с французского звучало обворожительно: «уста любви» – и означало изрядно-розовый цвет. Оно было совершенно простое: лиф да юбка, зато верхнее, из травчатой золотистой тафты, поражало великолепием изузоривших его цветов, подобные которым могли расти лишь в райских садах. И среди этих бледно-зеленых, голубых, темно-розовых, алых, тускло-синих цветов улыбались таинственно и маняще «уста любви» и нежно вздыхала прелестная, щедро открытая грудь.

Нет, отнюдь не нежно! Катюшкина грудь ходуном ходила от непонятного Алене волнения. В лице царило смятение.

– Где все? Где зелье?

С этим криком Катюшка подскочила к шкафчику, где в самом дальнем уголке стояли две заветные стекляницы, из которых ежеутренне во Фрицев кофе отмерялись немалые порции, а вечером ими разбавлялось вино или пиво. Стекляницы были каждая полна наполовину. Схватив их и колыхнув темно-желтоватую, словно топаз, жидкость в одном и нежно-зеленую – в другом сосуде, Катюшка недовольно буркнула: