Заблудший ангел - Райс Патриция (версия книг TXT) 📗

Дора не могла представить себе, как будет жить без Пэйса, хотя это просто безрассудство с ее стороны. Ведь он ей никто. И никогда никем не был. Он не раз и не два очень ясно дал ей это понять. Это она была одержима им, и совершенно непонятно почему. И уж он точно никогда ее не поощрял. Он просто видел ее, когда другие не замечали, протягивал ей руку дружбы, единственный из всех всегда имел для нее доброе, вежливое слово, когда другие относились к ней пренебрежительно. И она воздвигла на этом шатком, хрупком основании грандиозное здание своей мечты, поставила в зависимость от Пэйса всю свою жизнь, даже зная, что мужчина, внешне добрый, все равно живет, творя жестокость и насилие. Да, она сошла с ума.

Сознание того, что Пэйс лежит умирающий, разрывало ей сердце. Потускнели в памяти дни веселого детства. Музыка смолкла. Драгоценная кукла, все еще спящая у ее подушки, перестала существовать. Больше ничто не имело значения. Без Пэйса жизнь становилась бессмысленной. Да она была уже лишенной смысла. И это открытие сейчас, у постели Пэйса, потрясло ее гораздо больше, чем Дора могла предполагать.

Почему же раньше она всего этого не понимала? Пэйс просто предлог. Ему почти тридцать лет, он хорошо известный адвокат, офицер армии северян, и он жил все это время такой насыщенной, разнообразной, открытой миру жизнью, которую она и вообразить не могла. И она связала все свои надежды именно с таким человеком? Да, она живет в мире волшебных грез, как ей и говорил Дэвид. И ей припомнился юноша, который толковал о голубых птичках и кормил леденцами маленьких девочек.

Того человека, тех грез больше нет. Она живет прошлым.

А вот этот человек, лежащий в лихорадке, из настоящего. Она должна, наконец, вырасти и взглянуть фактам в лицо. Мальчик ее волшебных грез стал вот этим самым умирающим незнакомцем.

Джексон вернулся с военным врачом из армейского полка, расквартированного у реки. Он осмотрел раздробленную руку Пэйса, покачал головой и объявил, что ампутация неизбежна.

Когда он стал вынимать из саквояжа необходимые инструменты, Дора остановила его.

– Но он этого не желает. Пэйс вернулся именно сюда, доверяя нам, зная, что мы будем уважать его волю.

Врач попытался получше рассмотреть в тусклом свете лампы одетую в серое женщину.

– Вы его жена?

Она заколебалась. Квакеры не лгут. Ложь укрепила бы ее силы, ее положение, но солгать она не в состоянии.

– Я ему вместо сестры. Он обратился ко мне за помощью, и я не могу ему отказать.

– Но у вас нет прав решать такие проблемы. Он армейский офицер, он умрет, если руку не ампутировать. Когда он очнется, я ему скажу, что вы пытались мне помешать. Операция нужна для его собственной пользы.

Дора пыталась справиться с нарастающим чувством паники. Она не хотела, чтобы Пэйс умер. Ей не хотелось также что-то решать за него. Но Пэйс ей доверял. И не хотел жить без руки. Да, это, возможно, глупо, но она не имеет права вмешиваться и нарушать его волю. Так он решил. И врач не имеет права поступать иначе.

– Он умрет, если вы отнимете у него руку, – тихо ответила Дора. Она не верила в свою способность кого-то убеждать. Девушка не считала свои доводы неопровержимыми. Но ведь Пэйс ясно высказал свое желание. И она должна руководствоваться только им.

– Скажите, как я должна ее лечить, и я сделаю все возможное, чтобы помочь ему, но умоляю, не отрезайте руку.

Доктор нерешительно переводил взгляд с маленькой девушки в сером квакерском платье на умирающего и обратно. Он не понимал, что происходит. Если она ему не жена, тогда ей вообще здесь делать нечего. Но ведь кто-то вымыл раненого, пытался лечить его рану, наложил повязку, и это явно не тот напуганный до смерти негр, что стоит в углу. Нет, здесь что-то кроется. Он замер в нерешительности. Раненый, очевидно, не выживет в любом случае. Может быть, он тоже из квакеров. И возможно, их религия требует, чтобы хоронили всего человека, без изъяна. Разве тут можно настаивать.

И врач кивнул:

– Раз это его выбор, я спорить не стану. Вряд ли он сможет перенести ампутацию. И вам почти нечего тут делать, кроме как держать его в чистоте и поить почаще.

Если инфекция его не убьет, то уж лихорадка почти наверняка. Это только вопрос времени.

Его голос прозвучал как погребальный колокол, и глаза у нее защипало от слез, когда она пожимала ему руку и платила гонорар.

«Это только вопрос времени».

Душу ее раздирало отчаяние, но маска спокойствия оставалась на лице. Пэйс умрет, а она так и останется марионеткой в руках Господа Бога. Но Дора не имела права вообще чувствовать, что бы то ни было.

Глава 11

– За дверью старик Николлз, – сказал Джексон с примечательным неуважением к хозяину, входя в маленькую спальню.

Серая от усталости, Дора беззвучно кивнула. Человек под одеялами не шевельнулся, когда она приложила ко лбу намоченную в прохладной воде тряпицу.

– Это значит, можно впустить? – спросил Джексон нетерпеливо. – Он уж больно кипятится.

– Но нельзя же его не пускать, – ответила Дора просто, – Пэйс его сын.

– Ага, и я видел не раз, как он его любит и ласкает, – презрительно ответил Джексон, круто отвернувшись и выходя.

Карлсон Николлз вошел тихо, держа шляпу в руке. Его громоздкое тело исходило потом в июньскую жару, но потел он не только от этого. Он крепко вцепился в поля шляпы, увидев младшего сына, смертельно бледного и тихого, распростертого на постели. Каштановые волосы казались растрепанными и спутанными и напоминали птичье гнездо.

– Как он? – спросил Карлсон ворчливо.

– Врач говорит, что умирает. – Дора не видела причины для уклончивого ответа. Джексон был прав. Этот человек никогда в жизни не проявлял к сыну ни малейшей нежности. Да и лгать и притворяться Дора не хотела.

– Я пошлю за другим врачом.

– Теперь это уже бесполезно. Все в руках Божьих. Дора осмотрела повязку. Теперь, когда Пэйс лежал недвижимо, кровотечение остановилось. Да он уже и не мог терять кровь. Она, очевидно, почти иссякла. Ах, если бы она могла влить в него хоть немного жидкости. – К черту Бога! Какие милости он мне хоть когда-нибудь оказал! Нет, я разыщу хорошего доктора. У меня есть друзья во Франкфорте и Луисвилле. Они найдут такого, от которого моему мальчику полегчает.

Голос Карлсона уверенно наполнял небольшую комнату.

Дора недоверчиво на него взглянула:

– Так сделайте это, сэр. И как следует их отдубасьте, если они станут вам объяснять то, о чем вы не хотите слышать. Пэйсу это понравилось бы. Он очень на вас похож, вы это, наконец, должны понять.

Карлсон так воззрился на нее, словно видел ее в первый раз.

– Господи Боже, мисс, не смей так со мной разговаривать! Я взял тебя в дом, дал пропитание и одевал тебя как родную дочь, а ты теперь кусаешь руку, которая тебя кормит. Не желаю слушать никакой чепухи.

– Это не чепуха. Это факт. Вы, и Пэйс, и Чарли, вы все думаете, что несколькими пинками можно заставить мир быть таким, каким вы желаете его видеть. Вот куда приводят подобные мысли. – И Дора указала на постель. – Он захотел стать настоящим мужчиной, каким вы желали видеть сына. Надеюсь, теперь вы гордитесь им?

У Карлсона вид был такой, словно он сейчас взорвется от ярости. Краснота лица явно контрастировала с бледно-серыми глазами и седыми бровями. Он сжал массивные кулаки и сделал глубокий вдох. Но взгляд его скользнул от хрупкой фигурки на стуле к тому, кто лежал на постели.

– Проклятый, кровавый янки, – выругался Карлсон и демонстративно вышел из комнаты.

Доре почудилось слабое хмыканье со стороны постели, но в следующую минуту Пэйс стал ворочаться и комкать одеяло, и его пришлось успокаивать, так что времени для посторонних раздумий у нее не оставалось. Если брань и проклятия Карлсона вновь зажгли огнем жизни кровь Пэйса, то она должна быть благодарна за это старшему Николлзу.