Лагуна (СИ) - Гальярди Марко (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
[3] стёганая куртка, которую надевали под кольчугу или доспехи.
========== Глава 6. С третьего дня на четвертый ==========
Присутствие родного отца чудесным образом отозвалось в душе Аверардо, и он открыл глаза, подтверждая, что всё еще жив. Брови юноши изогнулись в страдании, и он приложил немало усилий, чтобы не заплакать в ответ ласкающей его щеку мозолистой ладони. Тяжело и прерывисто задышал, изгоняя из себя чёрную тоску болезни, что теперь терзала и распаляла его тело.
— Всё, мальчик, успокойся! — твёрдо воззвал к его рассудку синьор Аттавиано. — Лоренцо вызволил тебя из плена этого ублюдка, а я ему еще отомщу за оскорбление, что он нанёс нашей семье. Решил подчинить меня! Меня! Повешу за его жирную шею прямо на воротах перед нашим гербом! — местный синьор продолжал горячиться и сыпать проклятиями, поминая какие-то прошлые обиды своего отца и отца его отца. Джованни иногда были непонятны эти речи: флорентийский говор был мягче, а горцы напридумывали своих слов, что иногда было неясно — ругается ли синьор Аттавиано или говорит об обыденных вещах?
Жена Лоренцо успела выйти наружу и вернуться с двумя глиняными мисками, наполненными душистой мясной похлёбкой, которые вручила Али и Халилу. От одного только запаха у Джованни скрутило голодный живот. Он жалобно посмотрел на довольные лица своих товарищей.
— Я могу тебя, синьор, покормить из ложки, — предложила женщина, — пока ты занят.
— Спасибо тебе, добрая синьора, меня накормят слуги, — флорентиец с радостью в сердце отметил, что Халил уже присел на корточки рядом с его табуретом, протягивая наполненную ложку. — Позаботься только, чтобы еды было вдоволь, и о нашем ночлеге. И еще наша поклажа осталась снаружи, там ценные вещи…
— Ох, не беспокойся! — всплеснула руками женщина. — У нас никто воровством не занимается. На ночь ворота закрываем, чтобы волки или лисы не влезли. Ослика вашего уже в сарай к остальным лошадям перегнали. А к вашей поклаже, если провизии нет, то даже мыши не сунутся. — Она взяла в руки лампаду и подняла её повыше: под потолком обнаружились крепко сбитые полати [1]. — Туда и ляжете. Мы с мужем свою кровать уступим синьору Аттавиано, а сами у моей сестры будем в соседнем доме, — она отогнула ткань, отгораживающую часть комнаты и свисающую с края полатей: за ней скрывалась широкая кровать, застеленная сплетенным из обрывков цветных лент покрывалом.
— Аверардо нужно переложить, пока его мыли, под ним все шкуры намокли, — заметил Джованни и потянулся, чтобы принять в рот очередную ложку похлёбки, которой его кормил Халил, чередуя — то себе, то своему хозяину.
— Ох, какая же я нерасторопная! Лоренцо! — женщина выбежала наружу, призывая к себе мужа.
У синьора Аттавиано, который остановился в излиянии проклятий и внимательно слушал последнюю часть их разговора, были свои вопросы:
— Что с моим сыном сделали?
— Хорошо растянули на дыбе, — Джованни постарался ощупать ладонь больного. — И еще пальцы могут быть раздроблены тисками: я не смотрел пока — мало света. Дыба выкручивает руки. Суставы я вправил. А вот кости обеих ног сломаны.
— Откуда ты всё знаешь? — синьор продолжал недоверчиво расспрашивать флорентийца.
— Я ученик палача. Знаю, где и что трещит в первую очередь, и что с этим делать, — когда он это произносил, Джованни вспомнились интонации, с которыми те же слова выливались из уст Михаэлиса: значимо, высокомерно и очень уверенно. Внутри груди внезапно разлилось волнительное тепло.
— Он теперь никогда не сможет ходить! — убеждённо и с досадой в голосе воскликнул синьор Аттавиано, а из глаз Аверардо полились слёзы, его воля уже была достаточно испытана, доставшимися ему страданиями. Юноша уже долгое время полыхал горячкой, но еще не утратил разум.
Джованни тяжело вздохнул: этих людей настолько заботил день завтрашний, что они готовы были пренебречь днем сегодняшним: синьор Аттавиано давно бы уже смог смочить потрескавшиеся до кровавых корок губы сына, а не рассуждать о тех мучительных казнях, которым подверг бы своих врагов.
— Почему? Господь даёт испытания каждому человеку по его силам. Захочет — сможет. Я же хожу и даже бегать могу.
Аттавиано окинул его тяжелым взглядом, в котором читалось сомнение:
— Ты думаешь, что ты такой искусный лекарь, что можешь раздавать пустые обещания?
— Синьор Аттавиано, дайте своему сыну напиться. Кувшин стоит на столе за вами. — Синьор крутанулся на месте, неуклюже оступился и почему-то протянул кувшин Халилу, который в это время поднялся с земли и пытался найти взглядом место, куда бы поставить пустую миску. Восточный раб быстро понял, чего от него хотят, и склонился над Аверардо, осторожно придерживая его голову. Джованни чуть переместил своё тело, чтобы хорошо видеть синьора Аттавиано. — Я просто хороший лекарь. Я смогу собрать кости так, чтобы они срослись, но остальное уже будет принадлежать вашему сыну. Сможет воспользоваться моими советами в полной мере — станет ходить самостоятельно, без костылей. На это может уйти и целый год, каждый день которого будет полон боли и труда над телом. Одно могу сказать: эту награду можно получить.
— Я заплачу — оставайся в моём замке!
— Не смогу, можешь привезти сына в Болонью или мы с тобой договоримся — куда мне приходить, чтобы с ним встретиться. Но мне нужно успеть в Болонью до Пятидесятницы.
— Через три дня. Мало… — начал было говорить синьор Аттавиано, но его речь была прервана появлением Лоренцо и его жены. Они принесли с собой шкуры, чтобы положить их на полати, ворох простыней и две дополнительные лампады. Женщина очень споро, отодвинув в сторону благородного синьора, подоткнула под спину калечного юноши кусок ткани, позволивший поднять с ложа его верхнюю часть туловища. Лоренцо подхватил под ноги, и супруги, проявив недюжинную силу, перетащили Аверардо на свою кровать, расположив с одной стороны. Затем принялись готовить другую сторону для отдыха синьора Аттавиано.
Джованни распрямил спину и с удовольствием облокотился на Халила, вставшего позади него, и прикрыл уставшие глаза. Восточный раб, сам чуть покачиваясь на ослабевших ногах, осторожными движениями разминал ему плечи и застывшие мышцы шеи, от чего по телу разливалось приятное тепло, а в животе опять неожиданно заурчало, требуя еще еды. Джованни сквозь полусон слышал, как Лоренцо помог своему синьору снять доспех и, пока его жена держала наполненный водой таз для умывания, приставил лестницу к полатям и разложил на деревянном настиле толстые бараньи шкуры мехом вверх. Али, видимо, понявший, что его друзья рассчитывают теперь только на него, принялся помогать Лоренцо готовить ложе и расстилать принесённые простыни. Потом довольно смело выскользнул облегчиться в темноту ночи.
— Эй, лекарь, — послышался нерадушный голос синьора Аттавиано, отходящего ко сну. — Ты еще будешь сегодня за моим сыном ухаживать?
— Да, — устало отозвался Джованни, насильно выдирая себя из приятного полузабытья. Он обратился к жене их похитителя: — Мне нужна горячая вода, чтобы сделать питьё на ночь, еще одна порция похлёбки, которую ты так и не донесла, и еще вода, чтобы я омыл тело, — он заставил себя встать с табурета, поддерживаемый Халилом. Ноги от колена и ниже совсем потеряли чувствительность. Перевязь меча тянула вниз, обещая завалить набок. — Хочу выйти наружу!
Густой туман никуда не делся: сразу накрыл холодными одеждами лицо и ладони, не спрятанные под плащом. Однако влага, что зависла в воздухе, была приятнее умывания в лесном ручье, освежала, бодрила, несла с собой запах прелой древесины, сена и зеленого мха. Кое-где густая тьма отступала и можно было заметить белёсое свечение — это означало, что вниз на землю проливается свет луны, и можно было надеяться, что тучи покинули эти места. И тут раздался волчий вой. Где-то далеко. Ему вторил еще один — уже ближе. Джованни вздрогнул и будто очнулся от сна, ощутив одновременно и ужас перед неизвестностью, и гнев: на Лоренцо, заставившего свернуть с дороги, Аттавиано, распоряжавшегося теперь их жизнями, и даже на несчастного Аверардо, что позволил себя захватить врагу и теперь представляется предметом для торга и справедливой мести.
